Единство Я
«Я не могу понять этой тайны, но сознание повторяет мне, что я - двое: есть моя душа и есть я» - Уолт Уитмен.
Елена Косилова затронула любопытный вопрос, который в свое время меня тоже живо интересовал, вопрос о единстве «Я» (http://kosilova.livejournal.com/707497.html). Как всегда несколько сумбурно и кратко обсудили, конечно, как и следовало ожидать, ничего принципиально нового не сказали…
А вопрос действительно интересный.
Причем, Елена считала, что «Неклассическая парадигма Яведения началась, как я недавно выяснила, с Ницше».
Ну, это не совсем так…
Не Ницше, а Юм первым в Новое время поставил под сомнение классическое представление о «Я».
Люди привычно говорят о себе «Я», но редко задумываются о том, что за этим словом стоит. Иное дело философы. Они, как известно, способны поставить самые неожиданные вопросы. Вплоть до того, а существует ли это пресловутое «Я» вообще?
Впрочем, мысль об иллюзорности нашего «Я», в сущности, не нова, она имеет давнюю традиции. Например, на Востоке в буддизме - это тривиальность. Но в истории европейской мысли движение в этом направлении начинается в Новое время с Давида Юма, который в своем знаменитом «Трактате о человеческой природе» посвятил специальную главу вопросу «О ТОЖДЕСТВЕ ЛИЧНОСТИ», где в частности писал: «Существуют философы, воображающие, будто мы ежеминутно непосредственным образом сознаем то, что называем своим я; будто мы ощущаем и его существование, и непрерывность этого существования».
[«Трактат о человеческой природе...», Юм: Сочинения в 2 т. Т. 1, С. 297].
При этом философы эти ссылаются на непосредственный человеческий опыт, который якобы и служит прямым доказательством существования некого определенного Я.
«Самое сильное ощущение, самая пылкая страсть, говорят они, не только не нарушают этой уверенности, но лишь сильнее укрепляют ее, открывая нам свое влияние на я при посредстве вызываемого ими страдания или наслаждения.» [там же].
«К несчастью, все эти положительные утверждения противоположны тому самому опыту, который приводится в качестве их доказательства». При этом Юм отталкивается от своего исходного положения: «Какое-нибудь единичное впечатление должно давать начало каждой реальной идее». Но тогда «у нас нет идеи нашего я, которая получалась бы вышеобъясненным путем». «Ибо от какого впечатления могла бы получаться эта идея? Невозможно ответить на указанный вопрос, не впадая в явные противоречия и нелепости, а между тем это вопрос, который необходимо должен быть решен, если мы хотим, чтобы идея я считалась ясной и понятной. Но я, или личность, есть не какое-нибудь единичное впечатление, а то, к которому по предположению относятся многие наши впечатления или идеи. Если идея нашего я порождается некоторым впечатлением, то оно должно оставаться неизменно тождественным в течение всей нашей жизни, поскольку предполагается, что наше я таковым именно и остается. Но нет такого впечатления, которое было бы постоянным и неизменным. Страдание и наслаждение, печаль и радость, страсти и ощущения сменяют друг друга и никогда не существуют все одновременно. Итак, идея нашего я не может происходить ни от этих, ни от каких-либо других впечатлений, а следовательно, такой идеи совсем нет.
Далее, что должно стать со всеми нашими единичными восприятиями при такой гипотезе? Все они различны, различимы и отделимы друг от друга, могут быть рассматриваемы отдельно и не нуждаются ни в чем, что поддерживало бы их существование. Каким же образом они принадлежат я и как соединены с ним? Что касается меня, то, когда я самым интимным образом вникаю в нечто, именуемое мной своим я, я всегда наталкиваюсь на то или иное единичное восприятие тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, страдания или наслаждения. Я никак не могу уловить свое я как нечто существующее помимо восприятий и никак не могу подметить ничего, кроме какого-либо восприятия. Если же мои восприятия временно прекращаются, как бывает при глубоком сне, то в течение всего этого времени я не сознаю своего я и поистине могу считаться несуществующим. А если бы все мои восприятия совершенно прекратились с наступлением смерти и если бы после разложения своего тела я не мог ни думать, ни чувствовать, ни видеть, ни любить, ни испытывать ненависть, то это было бы полным уничтожением меня; да я и не представляю себе, что еще требуется для того, чтобы превратить меня в полное небытие.»
«…я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они суть не что иное, как связка или пучок (bundle or collection) различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении.»
«Дух - нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия; они проходят, возвращаются, исчезают и смешиваются друг с другом в бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях. Собственно говоря, в духе нет простоты в любой данный момент и нет тождества в различные моменты, как бы велика ни была наша естественная склонность воображать подобную простоту и подобное тождество.» «…дух состоит из одних только восприятий, следующх друг за другом, и у нас нет ни малейшего представления о том месте, в котором разыгрываются эти сцены, и о том материале, из которого этот театр состоит.»
[«Трактат о человеческой природе...», Юм: Сочинения в 2 т. Т. 1, С. 297-299]
Так откуда и почему возникает иллюзия некоего устойчивого и неизменного «Я»?
Юм объясняет это следующим образом.
«Мы можем составить себе отчетливую идею объекта, существующего неизменно и непрерывно при предполагаемом изменении времени, и эту идею мы называем идеей тождества, или одинаковости. У нас есть также отчетливая идея нескольких различных объектов, следующих друг за другом и связанных тесным отношением; а это при точном рассмотрении дает нам такое же полное представление о различии, как если бы между указанными объектами не было никакого отношения. Но хотя эти две идеи тождества и последовательности соотносительных объектов сами по себе совершенно раздельны и даже противоположны друг другу, однако несомненно, что в своем обыденном мышлении мы обычно смешиваем их. Тот акт нашего воображения, при помощи которого мы рассматриваем непрерывный и неизменяющийся объект, и тот, при помощи которого мы созерцаем последовательность соотносительных объектов, переживаются нами почти одинаково, и во втором случае требуется не больше усилий мысли по сравнению с первым. Отношение облегчает нашему уму переход от одного объекта к другому бы ум созерцал один непрерывный объект. Это сходство и является причиной смешения и ошибки, заставляя нас заменять представление соотносительных объектов представлением тождества. Если даже в данную минуту мы рассматриваем последовательность соотносительных объектов как нечто изменчивое и прерывистое, то в следующее мгновение мы, несомненно, припишем ей полное тождество и будем рассматривать ее как нечто неизменное и непрерывное. В силу вышеупомянутого сходства наша склонность к этой ошибке так сильна, что мы впадаем в нее прежде, чем успеваем ее заметить, и хотя мы постоянно поправляем себя при помощи размышления и возвращаемся к более точному методу мышления, однако не можем ни долго придерживаться своего философского взгляда, ни искоренить из своего воображения упомянутую склонность. Последнее средство, остающееся у нас, состоит в том, чтобы поддаться ей и смело утверждать, что различные соотносительные объекты в действительности тождественны, как бы прерывисты или изменчивы они ни были. А для того чтобы оправдать в своих глазах эту нелепость, мы часто придумываем какой-нибудь новый и непредставимый принцип, соединяющий объекты и препятствующий их перерыву или изменению. Так, с целью устранить перерыв мы воображаем непрерывное существование наших чувственных восприятий, а для того, чтобы скрыть изменения, прибегаем к идее души, я и субстанции.»
«когда мы ошибочно приписываем тождество изменчивым или прерывистым объектам, то наша ошибка не ограничивается одним способом выражения: мы обычно присоединяем сюда фикцию чего-то неизменного и непрерывного, чего-то таинственного и необъяснимого или, по крайней мере, чувствуем склонность к подобным фикциям.»
[«Трактат о человеческой природе...», Юм: Сочинения в 2 т. Т. 1, С. 299-303]
Самое интересное, что если рассуждать строго логически, то аргументации Юма трудно что-то противопоставить. Первым, кто попытался это более-менее удачно сделать, был Кант с его концепцией Трансцендентального единства апперцепции, но и с ней далеко не все бесспорно. Но это уже тема отдельного разговора.
Елена Косилова затронула любопытный вопрос, который в свое время меня тоже живо интересовал, вопрос о единстве «Я» (http://kosilova.livejournal.com/707497.html). Как всегда несколько сумбурно и кратко обсудили, конечно, как и следовало ожидать, ничего принципиально нового не сказали…
А вопрос действительно интересный.
Причем, Елена считала, что «Неклассическая парадигма Яведения началась, как я недавно выяснила, с Ницше».
Ну, это не совсем так…
Не Ницше, а Юм первым в Новое время поставил под сомнение классическое представление о «Я».
Люди привычно говорят о себе «Я», но редко задумываются о том, что за этим словом стоит. Иное дело философы. Они, как известно, способны поставить самые неожиданные вопросы. Вплоть до того, а существует ли это пресловутое «Я» вообще?
Впрочем, мысль об иллюзорности нашего «Я», в сущности, не нова, она имеет давнюю традиции. Например, на Востоке в буддизме - это тривиальность. Но в истории европейской мысли движение в этом направлении начинается в Новое время с Давида Юма, который в своем знаменитом «Трактате о человеческой природе» посвятил специальную главу вопросу «О ТОЖДЕСТВЕ ЛИЧНОСТИ», где в частности писал: «Существуют философы, воображающие, будто мы ежеминутно непосредственным образом сознаем то, что называем своим я; будто мы ощущаем и его существование, и непрерывность этого существования».
[«Трактат о человеческой природе...», Юм: Сочинения в 2 т. Т. 1, С. 297].
При этом философы эти ссылаются на непосредственный человеческий опыт, который якобы и служит прямым доказательством существования некого определенного Я.
«Самое сильное ощущение, самая пылкая страсть, говорят они, не только не нарушают этой уверенности, но лишь сильнее укрепляют ее, открывая нам свое влияние на я при посредстве вызываемого ими страдания или наслаждения.» [там же].
«К несчастью, все эти положительные утверждения противоположны тому самому опыту, который приводится в качестве их доказательства». При этом Юм отталкивается от своего исходного положения: «Какое-нибудь единичное впечатление должно давать начало каждой реальной идее». Но тогда «у нас нет идеи нашего я, которая получалась бы вышеобъясненным путем». «Ибо от какого впечатления могла бы получаться эта идея? Невозможно ответить на указанный вопрос, не впадая в явные противоречия и нелепости, а между тем это вопрос, который необходимо должен быть решен, если мы хотим, чтобы идея я считалась ясной и понятной. Но я, или личность, есть не какое-нибудь единичное впечатление, а то, к которому по предположению относятся многие наши впечатления или идеи. Если идея нашего я порождается некоторым впечатлением, то оно должно оставаться неизменно тождественным в течение всей нашей жизни, поскольку предполагается, что наше я таковым именно и остается. Но нет такого впечатления, которое было бы постоянным и неизменным. Страдание и наслаждение, печаль и радость, страсти и ощущения сменяют друг друга и никогда не существуют все одновременно. Итак, идея нашего я не может происходить ни от этих, ни от каких-либо других впечатлений, а следовательно, такой идеи совсем нет.
Далее, что должно стать со всеми нашими единичными восприятиями при такой гипотезе? Все они различны, различимы и отделимы друг от друга, могут быть рассматриваемы отдельно и не нуждаются ни в чем, что поддерживало бы их существование. Каким же образом они принадлежат я и как соединены с ним? Что касается меня, то, когда я самым интимным образом вникаю в нечто, именуемое мной своим я, я всегда наталкиваюсь на то или иное единичное восприятие тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, страдания или наслаждения. Я никак не могу уловить свое я как нечто существующее помимо восприятий и никак не могу подметить ничего, кроме какого-либо восприятия. Если же мои восприятия временно прекращаются, как бывает при глубоком сне, то в течение всего этого времени я не сознаю своего я и поистине могу считаться несуществующим. А если бы все мои восприятия совершенно прекратились с наступлением смерти и если бы после разложения своего тела я не мог ни думать, ни чувствовать, ни видеть, ни любить, ни испытывать ненависть, то это было бы полным уничтожением меня; да я и не представляю себе, что еще требуется для того, чтобы превратить меня в полное небытие.»
«…я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они суть не что иное, как связка или пучок (bundle or collection) различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении.»
«Дух - нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия; они проходят, возвращаются, исчезают и смешиваются друг с другом в бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях. Собственно говоря, в духе нет простоты в любой данный момент и нет тождества в различные моменты, как бы велика ни была наша естественная склонность воображать подобную простоту и подобное тождество.» «…дух состоит из одних только восприятий, следующх друг за другом, и у нас нет ни малейшего представления о том месте, в котором разыгрываются эти сцены, и о том материале, из которого этот театр состоит.»
[«Трактат о человеческой природе...», Юм: Сочинения в 2 т. Т. 1, С. 297-299]
Так откуда и почему возникает иллюзия некоего устойчивого и неизменного «Я»?
Юм объясняет это следующим образом.
«Мы можем составить себе отчетливую идею объекта, существующего неизменно и непрерывно при предполагаемом изменении времени, и эту идею мы называем идеей тождества, или одинаковости. У нас есть также отчетливая идея нескольких различных объектов, следующих друг за другом и связанных тесным отношением; а это при точном рассмотрении дает нам такое же полное представление о различии, как если бы между указанными объектами не было никакого отношения. Но хотя эти две идеи тождества и последовательности соотносительных объектов сами по себе совершенно раздельны и даже противоположны друг другу, однако несомненно, что в своем обыденном мышлении мы обычно смешиваем их. Тот акт нашего воображения, при помощи которого мы рассматриваем непрерывный и неизменяющийся объект, и тот, при помощи которого мы созерцаем последовательность соотносительных объектов, переживаются нами почти одинаково, и во втором случае требуется не больше усилий мысли по сравнению с первым. Отношение облегчает нашему уму переход от одного объекта к другому бы ум созерцал один непрерывный объект. Это сходство и является причиной смешения и ошибки, заставляя нас заменять представление соотносительных объектов представлением тождества. Если даже в данную минуту мы рассматриваем последовательность соотносительных объектов как нечто изменчивое и прерывистое, то в следующее мгновение мы, несомненно, припишем ей полное тождество и будем рассматривать ее как нечто неизменное и непрерывное. В силу вышеупомянутого сходства наша склонность к этой ошибке так сильна, что мы впадаем в нее прежде, чем успеваем ее заметить, и хотя мы постоянно поправляем себя при помощи размышления и возвращаемся к более точному методу мышления, однако не можем ни долго придерживаться своего философского взгляда, ни искоренить из своего воображения упомянутую склонность. Последнее средство, остающееся у нас, состоит в том, чтобы поддаться ей и смело утверждать, что различные соотносительные объекты в действительности тождественны, как бы прерывисты или изменчивы они ни были. А для того чтобы оправдать в своих глазах эту нелепость, мы часто придумываем какой-нибудь новый и непредставимый принцип, соединяющий объекты и препятствующий их перерыву или изменению. Так, с целью устранить перерыв мы воображаем непрерывное существование наших чувственных восприятий, а для того, чтобы скрыть изменения, прибегаем к идее души, я и субстанции.»
«когда мы ошибочно приписываем тождество изменчивым или прерывистым объектам, то наша ошибка не ограничивается одним способом выражения: мы обычно присоединяем сюда фикцию чего-то неизменного и непрерывного, чего-то таинственного и необъяснимого или, по крайней мере, чувствуем склонность к подобным фикциям.»
[«Трактат о человеческой природе...», Юм: Сочинения в 2 т. Т. 1, С. 299-303]
Самое интересное, что если рассуждать строго логически, то аргументации Юма трудно что-то противопоставить. Первым, кто попытался это более-менее удачно сделать, был Кант с его концепцией Трансцендентального единства апперцепции, но и с ней далеко не все бесспорно. Но это уже тема отдельного разговора.