Замоскворечье накануне зимы
Как выходишь из метро Третьяковская, видно обманчиво голубое небо. Красиво оформили стену дома. А вообще небо сегодня серое, тяжкое, с редкими проблесками голубизны...
Храм Климента нарядный, яркий. Вспоминается близкое Рождество, праздники.
Такого же цвета рябина...
... и редкий теперь в Москве дом с мезонином. Город отстраивался после пожара 1812 года, вот и дворянин Константин Критцкий построил свою усадьбу - дом с мезонином и большим садом. От сада остался палисадник. А дом стоит.
Так он выглядит со стороны Голиковского переулка.
Вид из переулка на Храм Климента. Справа и слева бывшие и нынешние доходные дома. Очень доходные.
Старая стена Храма. Надеюсь, её не затронет всеобщая реконструкция.
Бюст писателя Ивана Сергеевича Шмелёва, автора "Лета Господня" и "Солнца мёртвых". К стыду своему, до сего дня я не знала, как выглядел автор этих произведений, и была поражена. Оказывается, памятник стоит здесь с 2000 года.
Кованая решетка бывшей усадьбы Демидовых в Большом Толмачевской переулке.
Глядя на эти ворота, понимаешь выражение "столетие - пустяк".
Несмотря на холодную и мрачноватую погоду, люди фотографируются на мосту.
Церковь Николы в Толмачах.
Вот такие виды открывались сегодня...
Выводок краников поклёвывает лакомые кусочки центра столицы.
Чайка по имени, которого мы не знаем, в небе, имя которому ноябрь.
Классика, мимо которой трудно пройти, даже если в фотоаппарате садятся батарейки.
Город-призрак в скупом ноябрьском свете.
Непонятно что перед Манежем.
Ещё один мрачноватый вид на фоне неба.
Ёлки наряжают. Поляна китча перед гостиницей "Москвой", ой, Файвсизонс, уже обустраивается. А раньше вот как было:
"Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, - лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь, - тычинки. У нашей елки... как отогреется, расправит лапы, - чаща. На Театральной площади, бывало, - лес. Стоят, в снегу. А снег повалит, - потерял дорогу! Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках - будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбами. Сбитенщики ходят, аукаются в елках: “Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..” В самоварах, на долгих дужках, - сбитень. Сбитень? А такой горячий, лучше чая. С медом, с имбирем, - душисто, сладко. Стакан - копейка. Калачик мерзлый, стаканчик, сбитню, толстенький такой, граненый, - пальцы жжет. На снежку, в лесу... приятно! Потягиваешь понемножку, а пар - клубами, как из паровоза. Калачик - льдышка. Ну, помакаешь, помягчеет. До ночи прогуляешь в елках. А мороз крепчает. Небо - в дыму - лиловое, в огне. На елках иней. Мерзлая ворона попадется, наступишь - хрустнет, как стекляшка. Морозная Россия, а... тепло!.." (И.С.Шмелёв, "Лето Господне")
Каруселька вот. И не одна. Вторая прямо перед выходом из м. Пл.Революции.
Кораблики ещё ходят. Но уже только закрытые. Холодно.
Становится совсем ясно. Но не надолго. Потому что темнеет уже в обед.