Ослепшие
И все же, когда тепло вдоль ноги холодеет, я содрогаюсь, внезапно напуганный, точно этот поступок из детства с собою принес и детскую пугливость; и признаюсь, что я, точно ребенок, плачу. Ах, жалость к себе; думаю, мы честнее и искреннее всего, когда нам жаль себя.
Иэн Бэнкс, "Песнь камня"
Человеку, обреченному смотреть по сторонам (то ли по наитию, то ли по приобретенной на ниве графомании привычке превращать людей в героев, а героев - в реальных людей), жизнь, охочая до повторений, но скупая на сочувствие, подкидывает одни и те же грустные сюжеты. Потухшие взоры, тоскливая неспешность, рассеянность поз и бессмысленные причитания по поводу и без - все это встречается наблюдателю не реже, чем плач ребенка или разрывающий темноту крик потерянной кошки. Призраки и футляры каждый раз проплывают мимо нас, делая еще более нелепыми тех, кто по неопытности стремится к показной, а не выросшей из глубин растерянной души меланхолии. Они, невольные пародии на Байрона, шествуют мимо нас с каменными лицами и руками, сложенными на груди, думая, что их образ - это утонченная печаль; но печаль эта не имеет никакого отношения к повседневным горестям "лишних людей", при жизни действительно становящихся камнем.
Вопреки привычному мнению, эти люди не лишены настоящего - как раз наоборот, только настоящее для них и осязаемо; они как раз живут, "ловя момент" и наблюдая ничего за пределами этого момента. Для них нет ни прошлого, ни будущего - они обреченно снуют между воспоминаниями и фантазиями, равноудаленными от них по злой случайности. Именно случайности, ибо, нечаянно следуя правилу Спинозы, они не в силах понять отчаянной закономерности, забросившей их на край персонального света, - а значит, обречены печально рыться в безразмерном сундуке сожалений, сказок и сослагательного наклонения.
Прошлое...думала ли отличница Тамара, покорявшая и разбивавшая в щепы сердца одноклассников, что спустя тридцать лет она будет оберегать турникеты станции метро от гастарбайтеров, посягающих на их невинность? Думала ли она, что сидячая работа испортит ее некогда стройную фигуру, а муж, когда-то обещавший своей "хрустальной Дюймовочке" все звезды мира, заменит эти звезды на нестройный перечень роз, перехваченных у метро? Думал ли учитель Роман Федорович, что его, неуклюжего и близорукого, будут называть "Роман Федорррычем" с потаенной издевкой, намекая на его старый костюм, испортившуюся с годами дикцию и угловатую походку, дополняющую совсем не красящую его лысину? А ведь он когда-то был заводилой, капитаном баскетбольной команды, звездой спартакиад..."где вы теперь, друзья моей юности? Вы, бескорыстные подружки... Молодость, ты была или нет?"
Будущее...О чем думают эти дети, играющие во дворе, украшающие школьную форму, накрепко схватившие привычные гладиолусы? Что в голове у мальчика, раскуривающего первую сигарету, что видит в своем будущем девушка, смотрящая на неожиданно позеленевшего друга? Их мысли если не чисты, то честны и честолюбивы; их помыслы если не светлы, то озаряют их собственные жизни давно чаемым огоньком. Знают ли они, что огни сменятся лучинами, а те превратятся в огарки? Знают ли, что розы сменятся россыпью шипов, оставшихся в наследство, чувствуют ли, как трудно им будет? Неизвестно, но что ясно доподлинно - так это то, что уже сейчас они складывают воспоминания в плотно набитые чемоданы, с которыми не расстанутся ни разу за время жизненного путешествия.
Мы могли бы говорить "утешьтесь", могли бы радовать добрым словом, могли бы советовать почаще смотреть на солнце, ибо так, в конце концов, завещал Диоген и прочие, кто мог даже в темноте разглядеть прелесть нового дня. Но нет пользы в советах и делах, не пропущенных сквозь собственную душу, а каждый из нас в какой-то степени такой же тревожный калека, оставивший в прошлом часть собственного будущего. Что посоветовать нам, нам всем, заброшенным, заплутавшим, запутавшимся в самолично расставленных сетях?
Пожалуй, что ничего. У нас нет времени ни на советы, ни на то, чтобы им следовать; времени хватает только на то, чтобы жить, и, вероятно, в этом трудном деле каждый ищущий находит ответы.
Мы лучших друзей пережили - такой уж нам выпал удел,
И лучшие годы, промчавшись, нам только прибавили дел.
И пока есть дыханье в груди и головы вроде трезвы,
Мы считаем себя живыми, а приглядишься - мертвы.
(...)
Совет мой: «Сложи оружье!». Но правду не утаю:
Кто бросил строй раньше смерти, с рожденья не был в строю
Редъярд Киплинг
Иэн Бэнкс, "Песнь камня"
Человеку, обреченному смотреть по сторонам (то ли по наитию, то ли по приобретенной на ниве графомании привычке превращать людей в героев, а героев - в реальных людей), жизнь, охочая до повторений, но скупая на сочувствие, подкидывает одни и те же грустные сюжеты. Потухшие взоры, тоскливая неспешность, рассеянность поз и бессмысленные причитания по поводу и без - все это встречается наблюдателю не реже, чем плач ребенка или разрывающий темноту крик потерянной кошки. Призраки и футляры каждый раз проплывают мимо нас, делая еще более нелепыми тех, кто по неопытности стремится к показной, а не выросшей из глубин растерянной души меланхолии. Они, невольные пародии на Байрона, шествуют мимо нас с каменными лицами и руками, сложенными на груди, думая, что их образ - это утонченная печаль; но печаль эта не имеет никакого отношения к повседневным горестям "лишних людей", при жизни действительно становящихся камнем.
Вопреки привычному мнению, эти люди не лишены настоящего - как раз наоборот, только настоящее для них и осязаемо; они как раз живут, "ловя момент" и наблюдая ничего за пределами этого момента. Для них нет ни прошлого, ни будущего - они обреченно снуют между воспоминаниями и фантазиями, равноудаленными от них по злой случайности. Именно случайности, ибо, нечаянно следуя правилу Спинозы, они не в силах понять отчаянной закономерности, забросившей их на край персонального света, - а значит, обречены печально рыться в безразмерном сундуке сожалений, сказок и сослагательного наклонения.
Прошлое...думала ли отличница Тамара, покорявшая и разбивавшая в щепы сердца одноклассников, что спустя тридцать лет она будет оберегать турникеты станции метро от гастарбайтеров, посягающих на их невинность? Думала ли она, что сидячая работа испортит ее некогда стройную фигуру, а муж, когда-то обещавший своей "хрустальной Дюймовочке" все звезды мира, заменит эти звезды на нестройный перечень роз, перехваченных у метро? Думал ли учитель Роман Федорович, что его, неуклюжего и близорукого, будут называть "Роман Федорррычем" с потаенной издевкой, намекая на его старый костюм, испортившуюся с годами дикцию и угловатую походку, дополняющую совсем не красящую его лысину? А ведь он когда-то был заводилой, капитаном баскетбольной команды, звездой спартакиад..."где вы теперь, друзья моей юности? Вы, бескорыстные подружки... Молодость, ты была или нет?"
Будущее...О чем думают эти дети, играющие во дворе, украшающие школьную форму, накрепко схватившие привычные гладиолусы? Что в голове у мальчика, раскуривающего первую сигарету, что видит в своем будущем девушка, смотрящая на неожиданно позеленевшего друга? Их мысли если не чисты, то честны и честолюбивы; их помыслы если не светлы, то озаряют их собственные жизни давно чаемым огоньком. Знают ли они, что огни сменятся лучинами, а те превратятся в огарки? Знают ли, что розы сменятся россыпью шипов, оставшихся в наследство, чувствуют ли, как трудно им будет? Неизвестно, но что ясно доподлинно - так это то, что уже сейчас они складывают воспоминания в плотно набитые чемоданы, с которыми не расстанутся ни разу за время жизненного путешествия.
Мы могли бы говорить "утешьтесь", могли бы радовать добрым словом, могли бы советовать почаще смотреть на солнце, ибо так, в конце концов, завещал Диоген и прочие, кто мог даже в темноте разглядеть прелесть нового дня. Но нет пользы в советах и делах, не пропущенных сквозь собственную душу, а каждый из нас в какой-то степени такой же тревожный калека, оставивший в прошлом часть собственного будущего. Что посоветовать нам, нам всем, заброшенным, заплутавшим, запутавшимся в самолично расставленных сетях?
Пожалуй, что ничего. У нас нет времени ни на советы, ни на то, чтобы им следовать; времени хватает только на то, чтобы жить, и, вероятно, в этом трудном деле каждый ищущий находит ответы.
Мы лучших друзей пережили - такой уж нам выпал удел,
И лучшие годы, промчавшись, нам только прибавили дел.
И пока есть дыханье в груди и головы вроде трезвы,
Мы считаем себя живыми, а приглядишься - мертвы.
(...)
Совет мой: «Сложи оружье!». Но правду не утаю:
Кто бросил строй раньше смерти, с рожденья не был в строю
Редъярд Киплинг