«8-е. На рассвете, т.е. к 8 часам утра, пробили сбор во дворе короля [Мюрата]. Принц Невшательский [Богарне], вне себя от гнева, вошел в комнату, где мы завтракали, и видя, что мы продолжаем есть, закричал, что мы потеряли всякую честь. Он предупредил, что уже пробили сбор; но мы не обратили на это большого внимания. Не пришлось целиком собрать батальон Старой гвардии под ружье: на его биваке остались мертвые, а часовой замерз стоя. Мороз не позволял солдатам держать ружья…
…Причиной сбора было прибытие герцога Беллунского [Виктора], покинувшего свои два армейских корпуса. У него под ружьем осталось не больше 50 человек, почему он самовольно возвратился в Главный штаб. Король Неаполитанский и принц Невшательский отнеслись к нему как к трусу; вместо каких бы то ни было оправданий он отвечал им: «Не нападайте на меня, я и без того очень несчастен». Мы пустились в путь пешком; король Неаполитанский с принцем Невшательским в своем экипаже, потом он пересел на лошадь.»
(Дневник ординарца Главного штаба, капитана Бонифация де Кастеллана)
или
открыть полную карту 4050х4250 в новом окне Теперь отход Великой армии прикрывала дивизия генерала Луазона, демонстрируя, как скоро свежее соединение может обратиться в жалкое состояние. Дивизия оставила Ошмяны и медленно двинулась на запад. Остатки главной армии добрались в этот день до деревни Рукойны. До Вильно оставалось примерно пятнадцать вёрст.
«8-го мы стали биваком в Руконах [Рукойнах]. За все время длинного отступления это был самый тяжелый день: погибло то небольшое количество лошадей, которое у нас оставалось, они покрыли собой весь путь. Нельзя было больше сжигать повозки, которые мы бросали: казаки не переставали нас тревожить; едва только мы приходили на бивак, как они появлялись с несколькими пушками, которые они везли на санях, и осыпали нас картечью. Почти все наши солдаты побросали свои ружья, те же, которые их сберегли, были так слабы, что не могли ими пользоваться.»
(шеф батальона фузилёров-гренадеров Императорской Гвардии
капитан Луи Жозеф Вионне де Маренгоне)
«В этом жалком состоянии подошли мы к деревне Руконы [Рукойны], где в это время только и было, что несколько скверных хлебных сараев, полных трупов. Приближаясь к Вильно, многие ускорили шаг, чтобы поспеть первыми в этот город, где не только надеялись найти съестные припасы, но и думали остановиться на несколько дней и вкусить, наконец, сладость отдыха, в котором все так нуждались. Тем не менее корпус, который не насчитывал и 150 человек, способных носить оружие, остановился в этой гадкой деревушке.»
(штаб-офицер 4-го армейского корпуса, 2-й капитан-инженер-географ Луи Эжен Антуан де Лабом)
Поскольку от Сморгони до Ошмян отступающие колоны не имели арьергардного прикрытия, а количество лошадей приблизилось к нулю, авангард Чаплица в этот собрал обильный урожай: 61 орудие, 80 зарядных ящиков, 16 пленных офицеров и около 4000 нижних чинов. Причём:
«…В начале своего преследования я старался собирать этих несчастных, для отсылки их в главную квартиру, по мере моего движения вперёд, я сообразил их бедственное положение; число их постоянно возрастало и с тех пор я не трудился даже брать их в плен, чтобы не отвлекать людей и не ослаблять своих сил».
(командующий авангардом 3-й Западной армии генерал-лейтенант Чаплиц)
Армия Чичагова, ввиду имеющейся информации о прибытии к противнику свежей пехотной дивизии сблизившаяся с авангардом, шла по пятам и к концу дня тоже достигла Ошмян. Витгенштейн прибыл в местечко Войстом. Главная квартира и авангард Милорадовича перешли в Молодечно. Отряд Ожаровского добрался до Вишнева. Давыдов получил указание идти на Ковно, потому отвернул левее - на Лоск.
Полковник Кнорринг отправил несколько эскадронов к местечку Уза, для слежения за неприятельскими перемещениями со стороны Новосверженя и Столбцов.
Сводная запись темы Наполеоника (оглавление)