ГУЛ №3: Андрей Санников
Если я ничего не напутал в суматохе двух прошедших дней, то 16 апреля у Андрея Санникова ожидается несколько выступлений в Челябинске, в том числе на сцене "Библио-Глобуса". Вывешиваю ещё несколько фотографий с нашего с Вадимом Балабаном вечера в "Библио-Глобусе", чтобы и возможные зрители, и сам выступающий автор могли почувствовать атмосферу.
Презентация альманаха "Красными буквами" и антологии "Екатеринбург 20:30" перед началом чтений.
Анна Шейд - жена прототипа персонажа моего стихотворения "От неизвестного отправителя" (проще говоря, жена и муза челябинского "Дяди Фёдора").
Поэты Виталий Олегович Кальпиди и Александр Самойлов.
Я говорю с девушкой Екатериной о выразительных средствах передачи темы "интима" в русской поэзии и "Бледном пламени" Владимира Владимировича Набокова, а что обсуждал Александр Самойлов с Ириной Марковной Аргутиной мне неизвестно. За моей спиной стоял стеллаж раздела "Нумизматика".
Думаю, Андрею Юрьевичу читать в магазине, где есть раздел "Нумизматика", будет особенно приятно.
Соответственно, 5 обещанных стихотворений из книги
* * *
Седые дни. Экзема января.
Нет стёкол - в рамы вклеена бумага:
от летописи до календаря,
от Рюрика до крейсера «Варяга»
с привычным ощущением вины
события сбываются привычно.
Перебираю лествицу страны,
перевираю сны косноязычно.
Всё совпадает намертво, когда
подсолнечна парча, крылаты плечи,
легка, светла, серебряна вода,
но только мне от этого не легче.
Пусти меня, измучившийся звук,
листва латыни, лето славянщизны.
Кто мне закрыл глаза ладонью вдруг -
я угадал. Но это стоит жизни.
Поэзия. Экзема января.
Эпилептический припадок птичий.
Слепой, с самим собою говоря,
иглой в оконную бумагу тычет.
* * *
По всем мастерским, где художники пухнут в грязи,
как дети от голода, если у взрослых есть войны -
дай руку! - и я поведу тебя. Только гляди:
я предупреждал тебя. Предупреждал тебя. Помни.
По всем городам, где катается каменный шар,
ломая дома, обдирая железо до крови -
нет, не закрывай глаза - я тебя предупреждал.
Я предупреждал тебя, предупреждал тебя - помни.
По рельсам нагретым, внутри поездов,
везущих тротил и дешёвое тёплое мясо -
мы будем идти, ощутимые, как длинный вздох.
Не бойся, ведь я тебя за руку взял, не пугайся.
По этой стране, мимо белых поленниц зимы,
по этой земле, по золе, пересыпанной снегом,
мы будем идти и идти, невредимы, одни,
под этим, начавшимся как бы неявно - гляди -
молочным, обильным и всё заливающим светом.
* * *
Навылет пролетает самолет
пустое небо. Выпавший пилот
как патефон о родине поёт
четыре километра напролёт.
А самолет пропеллером мутит,
как воду, воздух. Сам себе летит
по небу мёртвых - слушая иврит -
туда, где на балконах Бог стоит.
Господь возьмёт из воздуха его,
пропеллер остановит у него:
"Все собрались, и только одного
тебя мы ждали. Тише. Ничего".
* * *
внутри несытых рябоватых рек
чего-то ищет смотрит человек
рукав засучит сунет руку в реку
и кто-то пальцы тронет человеку
и из воды пойдя кругами вдруг
потянутся к нему десятки рук
стесняющихся тёплых и печальных
на каждом пальце в кольцах обручальных
лицо им подставляет человек
смеётся плачет говорит про снег
горит костёр на низком берегу
начнётся снег костёр горит в снегу
Из цикла «Следы горения»
Носишь сердце, прикасаешь руку
к снегу на заснеженном кусте.
Позвонишь уехавшему другу,
спросишь - как погода в Элисте?
Жизнь идёт, как тихая собака
рядом и глаза у ней белы.
Помнишь, здесь была большая драка -
а теперь здесь пятна от золы.
Города, похожие на горе -
например, Челябинск или Тверь.
Даже если лучше будет вдвое -
всё равно всё будет, как теперь.
Только это ничего не значит.
Я хотел быть счастлив - и не смог.
Каждому, кто говорит и плачет,
кажется, что он не одинок.
(с) Андрей Санников
Презентация альманаха "Красными буквами" и антологии "Екатеринбург 20:30" перед началом чтений.
Анна Шейд - жена прототипа персонажа моего стихотворения "От неизвестного отправителя" (проще говоря, жена и муза челябинского "Дяди Фёдора").
Поэты Виталий Олегович Кальпиди и Александр Самойлов.
Я говорю с девушкой Екатериной о выразительных средствах передачи темы "интима" в русской поэзии и "Бледном пламени" Владимира Владимировича Набокова, а что обсуждал Александр Самойлов с Ириной Марковной Аргутиной мне неизвестно. За моей спиной стоял стеллаж раздела "Нумизматика".
Думаю, Андрею Юрьевичу читать в магазине, где есть раздел "Нумизматика", будет особенно приятно.
Соответственно, 5 обещанных стихотворений из книги
* * *
Седые дни. Экзема января.
Нет стёкол - в рамы вклеена бумага:
от летописи до календаря,
от Рюрика до крейсера «Варяга»
с привычным ощущением вины
события сбываются привычно.
Перебираю лествицу страны,
перевираю сны косноязычно.
Всё совпадает намертво, когда
подсолнечна парча, крылаты плечи,
легка, светла, серебряна вода,
но только мне от этого не легче.
Пусти меня, измучившийся звук,
листва латыни, лето славянщизны.
Кто мне закрыл глаза ладонью вдруг -
я угадал. Но это стоит жизни.
Поэзия. Экзема января.
Эпилептический припадок птичий.
Слепой, с самим собою говоря,
иглой в оконную бумагу тычет.
* * *
По всем мастерским, где художники пухнут в грязи,
как дети от голода, если у взрослых есть войны -
дай руку! - и я поведу тебя. Только гляди:
я предупреждал тебя. Предупреждал тебя. Помни.
По всем городам, где катается каменный шар,
ломая дома, обдирая железо до крови -
нет, не закрывай глаза - я тебя предупреждал.
Я предупреждал тебя, предупреждал тебя - помни.
По рельсам нагретым, внутри поездов,
везущих тротил и дешёвое тёплое мясо -
мы будем идти, ощутимые, как длинный вздох.
Не бойся, ведь я тебя за руку взял, не пугайся.
По этой стране, мимо белых поленниц зимы,
по этой земле, по золе, пересыпанной снегом,
мы будем идти и идти, невредимы, одни,
под этим, начавшимся как бы неявно - гляди -
молочным, обильным и всё заливающим светом.
* * *
Навылет пролетает самолет
пустое небо. Выпавший пилот
как патефон о родине поёт
четыре километра напролёт.
А самолет пропеллером мутит,
как воду, воздух. Сам себе летит
по небу мёртвых - слушая иврит -
туда, где на балконах Бог стоит.
Господь возьмёт из воздуха его,
пропеллер остановит у него:
"Все собрались, и только одного
тебя мы ждали. Тише. Ничего".
* * *
внутри несытых рябоватых рек
чего-то ищет смотрит человек
рукав засучит сунет руку в реку
и кто-то пальцы тронет человеку
и из воды пойдя кругами вдруг
потянутся к нему десятки рук
стесняющихся тёплых и печальных
на каждом пальце в кольцах обручальных
лицо им подставляет человек
смеётся плачет говорит про снег
горит костёр на низком берегу
начнётся снег костёр горит в снегу
Из цикла «Следы горения»
Носишь сердце, прикасаешь руку
к снегу на заснеженном кусте.
Позвонишь уехавшему другу,
спросишь - как погода в Элисте?
Жизнь идёт, как тихая собака
рядом и глаза у ней белы.
Помнишь, здесь была большая драка -
а теперь здесь пятна от золы.
Города, похожие на горе -
например, Челябинск или Тверь.
Даже если лучше будет вдвое -
всё равно всё будет, как теперь.
Только это ничего не значит.
Я хотел быть счастлив - и не смог.
Каждому, кто говорит и плачет,
кажется, что он не одинок.
(с) Андрей Санников