Кормящие кровью своего сердца
Фильм Питера Гринуэя «Интимный дневник» (Записки у изголовья Сэй Сёнагон) я смотрел дважды. Первый раз ничего не понял, но разрозненные элементы настолько запали в сознание, что я отыскал упоминаемую книгу и прочёл её. С этого момента для меня открылась красота Дальнего Востока, а впоследствии пробудились мой интерес к дзен(чань)-буддизму и моя любовь к Ляо-Чжаю и лисам-оборотням. И я тогда пересмотрел фильм снова. Наслаждаясь каждым элементом. Каждым сюжетным поворотом. Наслаждение на грани запрета, на грани девиации. Таков весь Гринуэй.
И новый фильм Питера Гринуэя «Гольциус и пеликанья компания», вызывающий прямую ассоциацию с образом Маркиза де Сада, напротив построен на лишении зрителя этого раннего «наслаждения». Гринуэй запускает в сознание (и глубже) контр-вирус (словесных червей) - бесконечную рефлексию, растворённую в тоске мировой культуры.
При просмотре (нервном, с паузами) неоднократно вспоминалось каноническое стихотворение Бориса Слуцкого:
Уменья нет сослаться на болезнь,
Таланту нет не оказаться дома.
Приходится, перекрестившись, лезть
В такую грязь, где не бывать другому.
Как ни посмотришь, сказано умно -
Ошибок мало, а достоинств много.
А с точки зренья господа-то бога?
Господь, он скажет: «Все равно говно!»
Господ не любит умных и ученых,
Предпочитает тихих дураков,
Не уважает новообращенных
И с любопытством чтит еретиков.
Возможно, я в декорациях фильма этот текст наконец-то прочувствовал. Так еретик Томас Боэций в итоге играет роль главного пророка Христианства Иоанна Крестителя, показывая, что грядёт Эра Безверия.
Чтобы смотреть данный фильм, мало знака «+18», нужен ещё знак «+Высшее образование». А может ещё и «+Наличие художественного вкуса». И в жанре надо обозначить не «эротика», а «эстетическая трагедия».
Книгопечатник Хендрик Гольциус выпрашивает у Маркиза Эльзасского денег на новый печатный станок и серию картин, взамен обещая 50 экземпляров иллюстрированных библейских историй. Маркиз соглашается, поставив условие, что в течении 6 вечеров актёры и печатники будут показывать при его дворе эротические спектакли, демонстрирующие различные сексуальные запреты.
Запрет первый: Вуайеризм.
Театр - это то место, где мы позволяем себе подглядывать на законном основании.
Первая история: Грехопадение Адама и Евы.
Зрители, среди которых присутствуют и представители духовенства, бурно обсуждают увиденное.
- Нельзя аплодировать Богу - ладони будут гореть в Аду.
- Я аплодирую хорошей работе, как добрый христианин.
- Нас обеспокоило кощунство:
1) Бог обнажён,
2) Бог изъясняется словами смертных,
3) Один актёр играет и Бога, и Сатану,
4) Крайнее неуважение к Адаму и Еве - прародителям всего человечества.
- Как может Бог быть вульгарным? Нагота - это Его достоинство, она далека от срама смертных!
- Адам и Ева - брат и сестра?
- Позволь Святое Писание трактовать женщинам и все каноны полетят в тартарары.
Второй запрет: Инцест.
Табу угрозы неполноценного потомства и бесплодия.
Вторая история: Лот и две его дочери.
История Лота и его дочерей позволяет художникам потакать своей похоти, не боясь морального осуждения. Узаконенный вуайеризм: Актеон, шпионящий за Дианой; старцы, подглядывающие за Сусанной; Давид, наблюдающий за купанием Вирсавии.
Третий запрет: Адюльтер.
Преступление против собственности.
Третья история: Давид и Вирсавия.
С этого представления собственно открываются «Врата Ада». Томаса Боэция, написавшего все сценарии для представлений, по подговору кормилицы Маркиза Эболы как еретика, садят в железную клетку, поскольку Маркиз возжелал его жену, увиденную им во время купания, к тому же Боэций признался, что подглядывал в окна спальни Маркиза, где тот забавлялся с двумя четырнадцатилетними сёстрами своей беременной жены.
Беременная жена Маркиза в это время соблазняет книгопечатника, игравшего царя Давида, поскольку хотела бы на себе испытать, увиденное на сцене. Актрису, игравшую Вирсавию, жену печатника, на листах бумаги, покрытую типографской краской, «копирует» молодой работник.
Четвёртый запрет: Совращение несовершеннолетних.
Преступление против невинности и демонстрация власти.
Четвёртая история: Совращение Иосифа женой Потифара.
Хендрик Гольциус пытается спасти своего автора и предлагает Маркизу сыграть в роль в спектакле так, чтобы прилюдно и вполне обоснованно совокупиться с желанной женщиной. Но предполагаемую "Вирсавию" подменяет влюблённая в Маркиза другая актриса.
На этом спектакле страсти окончательно переходят из разряда театральных в вопросы политики и религии. В тюрьме оказываются и другие критики Маркиза - местный ребе и кальвинистский священник.
Пятый запрет: Проституция.
Любовь за плату, сопровождаемая предательством. 30 серебряников «Ветхого завета».
Пятая история: Самсон и Далила.
Хендрик Гольциус комментирует:
Библейские истории становились реальными, когда рассказывались как обычные истории, происходящие в далёкой жаркой стране, где чужеземцы торговались из-за нескольких козлов с ревнивым богом за клочок земли.
И непонятно, кто находится сейчас в постели, поставленной на сцене: Самсон и Далила или ребе и Сусанна, которую он возжелал из зала.
- Теперь вы с Богом довольны?
Шестой запрет: Некрофилия.
Шестая история: Танец Саломеи перед царём Иродом за голову Иоанна.
Хендрик Гольциус собирался ставить только истории Ветхого завета, но жена осуждённого Боэция решила вступиться за мужа и предложила поставить «Танец семи покрывал», чтобы в награду получить свободу мужа. Но художник, играющий со Властью, никогда не выигрывает.
Десять лет спустя, в 1600 году, Гольциус комментирует свои приключения:
Всякая новая визуальная технология дорого стоит. И всякая новая визуальная технология, рано или поздно, сводится к блуду в постели.
Произнесённое в 1600 году, это утверждение не будет неуместным, если его применить к самым современным явлениям в фотографии, кино и интернете. Чем больше вещи изменяются, тем больше они остаются прежними.
Хендрик Гольциус завершает свою историю словами:
Я предвкушаю возвращение, а вам желаю блудить так, как вы сами того желаете.
Однажды я написал про фильм Алексея Балабанова «Жмурки», что он - тест Войта-Кампфа для моего поколения: Остался ли ты человеком? Тест Питера Гринуэя спрашивает: Где граница между эстетикой и порнографией, благоразумием и ханжеством, восхищением и вожделением, красотой и мерзостью? Каждый для себя её чертит сам. Герои Шекспира у Джоса Уидона надевают пиджаки и галстуки, а у Питера Гринуэя библейские персонажи несутся в каретах через метель. И технология следует за финансовыми вложениями.
И новый фильм Питера Гринуэя «Гольциус и пеликанья компания», вызывающий прямую ассоциацию с образом Маркиза де Сада, напротив построен на лишении зрителя этого раннего «наслаждения». Гринуэй запускает в сознание (и глубже) контр-вирус (словесных червей) - бесконечную рефлексию, растворённую в тоске мировой культуры.
При просмотре (нервном, с паузами) неоднократно вспоминалось каноническое стихотворение Бориса Слуцкого:
Уменья нет сослаться на болезнь,
Таланту нет не оказаться дома.
Приходится, перекрестившись, лезть
В такую грязь, где не бывать другому.
Как ни посмотришь, сказано умно -
Ошибок мало, а достоинств много.
А с точки зренья господа-то бога?
Господь, он скажет: «Все равно говно!»
Господ не любит умных и ученых,
Предпочитает тихих дураков,
Не уважает новообращенных
И с любопытством чтит еретиков.
Возможно, я в декорациях фильма этот текст наконец-то прочувствовал. Так еретик Томас Боэций в итоге играет роль главного пророка Христианства Иоанна Крестителя, показывая, что грядёт Эра Безверия.
Чтобы смотреть данный фильм, мало знака «+18», нужен ещё знак «+Высшее образование». А может ещё и «+Наличие художественного вкуса». И в жанре надо обозначить не «эротика», а «эстетическая трагедия».
Книгопечатник Хендрик Гольциус выпрашивает у Маркиза Эльзасского денег на новый печатный станок и серию картин, взамен обещая 50 экземпляров иллюстрированных библейских историй. Маркиз соглашается, поставив условие, что в течении 6 вечеров актёры и печатники будут показывать при его дворе эротические спектакли, демонстрирующие различные сексуальные запреты.
Запрет первый: Вуайеризм.
Театр - это то место, где мы позволяем себе подглядывать на законном основании.
Первая история: Грехопадение Адама и Евы.
Зрители, среди которых присутствуют и представители духовенства, бурно обсуждают увиденное.
- Нельзя аплодировать Богу - ладони будут гореть в Аду.
- Я аплодирую хорошей работе, как добрый христианин.
- Нас обеспокоило кощунство:
1) Бог обнажён,
2) Бог изъясняется словами смертных,
3) Один актёр играет и Бога, и Сатану,
4) Крайнее неуважение к Адаму и Еве - прародителям всего человечества.
- Как может Бог быть вульгарным? Нагота - это Его достоинство, она далека от срама смертных!
- Адам и Ева - брат и сестра?
- Позволь Святое Писание трактовать женщинам и все каноны полетят в тартарары.
Второй запрет: Инцест.
Табу угрозы неполноценного потомства и бесплодия.
Вторая история: Лот и две его дочери.
История Лота и его дочерей позволяет художникам потакать своей похоти, не боясь морального осуждения. Узаконенный вуайеризм: Актеон, шпионящий за Дианой; старцы, подглядывающие за Сусанной; Давид, наблюдающий за купанием Вирсавии.
Третий запрет: Адюльтер.
Преступление против собственности.
Третья история: Давид и Вирсавия.
С этого представления собственно открываются «Врата Ада». Томаса Боэция, написавшего все сценарии для представлений, по подговору кормилицы Маркиза Эболы как еретика, садят в железную клетку, поскольку Маркиз возжелал его жену, увиденную им во время купания, к тому же Боэций признался, что подглядывал в окна спальни Маркиза, где тот забавлялся с двумя четырнадцатилетними сёстрами своей беременной жены.
Беременная жена Маркиза в это время соблазняет книгопечатника, игравшего царя Давида, поскольку хотела бы на себе испытать, увиденное на сцене. Актрису, игравшую Вирсавию, жену печатника, на листах бумаги, покрытую типографской краской, «копирует» молодой работник.
Четвёртый запрет: Совращение несовершеннолетних.
Преступление против невинности и демонстрация власти.
Четвёртая история: Совращение Иосифа женой Потифара.
Хендрик Гольциус пытается спасти своего автора и предлагает Маркизу сыграть в роль в спектакле так, чтобы прилюдно и вполне обоснованно совокупиться с желанной женщиной. Но предполагаемую "Вирсавию" подменяет влюблённая в Маркиза другая актриса.
На этом спектакле страсти окончательно переходят из разряда театральных в вопросы политики и религии. В тюрьме оказываются и другие критики Маркиза - местный ребе и кальвинистский священник.
Пятый запрет: Проституция.
Любовь за плату, сопровождаемая предательством. 30 серебряников «Ветхого завета».
Пятая история: Самсон и Далила.
Хендрик Гольциус комментирует:
Библейские истории становились реальными, когда рассказывались как обычные истории, происходящие в далёкой жаркой стране, где чужеземцы торговались из-за нескольких козлов с ревнивым богом за клочок земли.
И непонятно, кто находится сейчас в постели, поставленной на сцене: Самсон и Далила или ребе и Сусанна, которую он возжелал из зала.
- Теперь вы с Богом довольны?
Шестой запрет: Некрофилия.
Шестая история: Танец Саломеи перед царём Иродом за голову Иоанна.
Хендрик Гольциус собирался ставить только истории Ветхого завета, но жена осуждённого Боэция решила вступиться за мужа и предложила поставить «Танец семи покрывал», чтобы в награду получить свободу мужа. Но художник, играющий со Властью, никогда не выигрывает.
Десять лет спустя, в 1600 году, Гольциус комментирует свои приключения:
Всякая новая визуальная технология дорого стоит. И всякая новая визуальная технология, рано или поздно, сводится к блуду в постели.
Произнесённое в 1600 году, это утверждение не будет неуместным, если его применить к самым современным явлениям в фотографии, кино и интернете. Чем больше вещи изменяются, тем больше они остаются прежними.
Хендрик Гольциус завершает свою историю словами:
Я предвкушаю возвращение, а вам желаю блудить так, как вы сами того желаете.
Однажды я написал про фильм Алексея Балабанова «Жмурки», что он - тест Войта-Кампфа для моего поколения: Остался ли ты человеком? Тест Питера Гринуэя спрашивает: Где граница между эстетикой и порнографией, благоразумием и ханжеством, восхищением и вожделением, красотой и мерзостью? Каждый для себя её чертит сам. Герои Шекспира у Джоса Уидона надевают пиджаки и галстуки, а у Питера Гринуэя библейские персонажи несутся в каретах через метель. И технология следует за финансовыми вложениями.