Как нам уже известно, Варнак был лайкой, а Редькин - человеком. Это важное уточнение, если принять во внимание то, что они были поразительно похожи. Оба грязные, неухоженные, они гуляли по улице, и порой невозможно было понять кто кого выгуливает. Варнак был рад прогулкам, он крутился вокруг хозяина, пачкал шерсть о его штаны, делал кучи и шарахался от прохожих. Редькин был рад Варнаку, он пьяно крутился вокруг собаки, падал и пачкал одежду о кучи своего верного друга, и пугал прохожих выкриками.
Как-то на вечерней прогулке им повстречался кот. Кот сидел посреди тротуара и созерцал жизнь с достоинством и спокойствием уверенного в себе животного. Варнак гавкнул и дернулся на поводке в сторону кота, Редькин заорал и задёргался на поводке у Варнака. Кот повернулся в их сторону, оценивая степень опасности, но увидел двух заморышей, двух животных, связанных поводком обязательств и ограничений.
"Если я побегу, то, пожалуй, они побегут за мной, крича и лая, и обязательно запутаются в поводке, упадут, перепачкаются, так что лучше я посижу спокойно и пережду эту истерику," - подумал кот.
"Если Варнак погонится за котом, то он меня уронит и я уже не встану до утра," - подумал Редькин.
"Если я погонюсь за котом и он меня растерзает, то Редькин будет горевать," - подумал Варнак.
Варнак отбежал, сделал кучку, бросился на хозяина, излизал его в лицо, показывая степень признательности за подаренную возможность отложить кучку на глазах у кота, и повёл хозяина домой, подальше от котов. Он был заботлив.
Иногда товарищи ходили на охоту, чтобы бить дичь и зверя. Пока Редькин бил дичь и зверя, оглушительно стреляя над ухом собаки, наступая на него сапогами и падая, Варнак жался к земле, прикидывался мёртвым или делал кучи непроизвольно или же произвольно, чтобы Редькину мягче было падать, когда отдача ружья валила его с ног. Если охотник приказывал принести убитую дичь, то Варнак убегал за дерево и ждал там, пока утихнет пальба и раздастся храп, и тогда только хватал в зубы попавшуюся гнилушку и совал её в руку забывшегося пьяным сном Редькина. Варнак не понимал смысла охоты, он был немного глуповат.
Однажды, когда лес осыпался латунной листвой, а небо стало блёклым, как старческие глаза, друзья вновь очутились на охоте. Именно очутились, потому что Редькин вдруг увидел в своих руках ружьё, а Варнак вдруг услышал над ухом грохот выстрела. Пёс ещё надеялся, что это не охота, что они просто вышли погулять, и кинулся было обнюхивать пеньки и оставлять пахучие метки, но Редькин вдруг заорал на весь лес, швырнул пустой фанфурик из под "боярки" и кинулся в глубь леса. Варнак тщетно пытался симулировать чумку и смерть, но хозяин волок его на поводке через кусты, ямы и каменистые пригорки. Мимо проносились ветви, облака, воспоминания о том, как он, Варнак, лежал под кроватью у Редькина маленький, а Редькин жевал ему отбросы со своего стола и кормил в ладошке. Вспомнилось, как Редькин орал на него за лужи на полу и изгрызенную пачку "Примы", как спускал на поводке со второго этажа в кусты под балконом, а потом поднимал обратно, и как это было неприятно. Вспомнилось, что как-то раз Редькин был трезвый...
И тут вдруг они напали на лису. Лиса думала, наверное, что это какой-то пьяный дурак заплутал, и сидела молчком в кустах, а это оказался знаменитый охотник. Охотник сам обалдел немного, но тут же вскинул своё ружья и пальнул в кусты.
Уже очень давно племянница Редькина нуждалась в беличьей шапочке, поэтому патроны у охотника были с мелкой дробью, которой если выстрелить, то можно поллеса комаров, жуков, пауков выкосить и ещё той белке достанется, которая на заднем плане пробегает, но лисе такая дробь нипочём.
И вот лиса рванулась и тут же получила порцию свинца. Её не ранило сильно, но как-то ошарашило, дезориентировало. Лиса крутанулась, куснула себя на заднюю ногу и опять получила порцию беличьего угощения.
- Ату! - возопил Редькин, перезаряжая ружьё.
Варнак встал на ноги, навострил уши и уставился на потешную лисичку. Лисичка пищала, крутилась и словно бы звала к себе поиграть. Она казалась озорной, забавной и очень энергичной. Когда Редькин выпустил в неё ещё пару зарядов и провопил своё "ату!", Варнак подскочил к зверю, приник к земле, потом вскочил и отпрыгнул. Лисичка тоже скакала и то пыталась ухватить себя зубами за спину, то за хвост, то бежала в сторону и опять крутилась на месте.
"Вот ведь какая славная!" - обрадовался Варнак и вновь подскочил к лисе.
Редькин не мог найти больше ни одного патрона, матерился, а потом просто схватил ружьё за ствол и вознамерился добить игривое животное прикладом, но оно отбегало, пища и кружась.
- Варнак, куси её! - орал охотник. Вся надежда его была теперь лишь на Варнака.
И Варнак не подвёл. Несколько мгновений он наслаждался видом лисички-шалуньи, а потом тявкнул, наскочил на неё и сначала вцепился в загривок, а потом пристроился и начал часто-часто ёрзать.
* * *
Недавно я встретил Редькина. Почти совсем не крича и не размахивая руками, он рассказал мне, что Варнак ушёл, пошёл погулять и не вернулся. Редькин не показал вида, что ему жалко и стал уверять, что скоро ему привезут с севера другую лайку, но было видно, что с Варнаком он потерял что-то в самом себе.
- Жалко, долго он у тебя прожил, - соболезнуя, сказал я.
- А чёрт его знает, дурака. Давно, вроде.
- Скучаешь?
- Сам ты дур-р-рак! Что он мне - баба что-ли?
- Давно пропал-то?
- А вот лисицу мне поймал и пропал. Я это... Племяшке из неё шапку сшил.
- Да ты что?! Не врёшь?
- Пацан ты, штаны на лямках. Я ж разве врал когда?
Мы разошлись. Он был в старых болотных сапогах, найденных на свалке, в почти новой курточке, выданной на заводе, а когда улыбался, то во рту желтели два зуба: один вверху справа, а другой внизу слева.
_______________________
Поскольку других рассказов о Редькине я не нашёл, то можно считать этот последним.