Кулацкая кабала
Сегодня мы рассмотрим отрывок из рассказа 1874 года, в котором раскрывается механика закабаления сибирского крестьянина кулаком. Сканы старых книжных страниц я дополнил фотографиями автора и кулаков.
Николай Иванович Наумов(1838-1901) - писатель-народник, считается первым бытописателем сибирской деревни. Выросший в семье прокурора под крики жертв, повергаемых порке розгами, палками и шомполами на городской площади, на которую выходили окна его дома, Наумов прожил жизнь чиновника-оппозиционера, несколько раз прошедшего через аресты, обыски и пребывание в крепости.
В сер.1880-х-сер.1890-х гг. в городе Мариинске Томской губернии Наумов занимал должность непременного члена присутствия по крестьянским делам. «В течение девятилетней службы крестьянским чиновником в двух округах Томской губернии, Мариинском и Томском, я изо дня в день по свежим впечатлениям записывал все, что доводилось мне подметить и слышать», - писал Наумов об этом периоде в одном из своих писем.
В рассказе «Крестьянские выборы» (1874) писатель раскрывает интересную схему закабаления крестьянства кулачеством.Крестьяне дважды в год были обязаны уплатить подати. Писатель отмечает, что большинство крестьян, которых он относит к беднякам (сегодня популярно заблуждение о поголовной зажиточности сибирского крестьянства), не имеет денежных средств для уплаты податей. Крестьяне оказываются под угрозой телесных наказаний (а пожилой или больной человек под розгами и умереть мог, несмотря на пресловутое «отсутствие смертной казни при царях»), насильственной продажи за долги части хлеба, других продуктов, скотины, домовых построек (распродажа крестьянского имущества была ограничена законом, но и распродажа назначенных «излишков» наносила серьезный удар по крестьянскому хозяйству). Городские прасолы в этот период слетаются в деревню, как коршуны, и за взятки добиваются не предоставления тем отсрочек, скупают за копейки крестьянское имущество на этих распродажах (вспомним современное заблуждение, что перегибы были только при Сталине, вспомним сакраментальное «забирали все!» в сторону первых лет коллективизации).
Часто же сборщики подати заключают своего рода контракт с местными кулаками: кулак выплачивает недоимки за крестьян, а чиновники предоставляют ему право бесконтрольно собирать потом крестьянские долги либо личным трудом должников, либо их будущим урожаем.
Енисейский уезд, 1911 г. Атрибутировано, как фотография богатой крестьянской семьи. Понимаем, что перед нами кулаки. Лица «благодетелей» говорят сами за себя.
Мне тут недавно высказывали, мол, крестьянин добровольно ведь брал в долг у кулака. Так вот вам эта добровольность: или падай в ноги кулаку, или давай задаром телку или жеребчика, да заголяй спину под розги.
Сегодня также часто удивляются, мол, ну взял у кулака разок в долг, так после отдачи свободен, где кабала? Наумов подробно поясняет, почему из такой долговой кабалы было так трудно освободиться, что она иногда становилась пожизненной. «Допустим, что у него благодарный урожай, который при других обстоятельствах мог бы поправить его хозяйство продажею избытка хлеба в посторонние руки по существующим на него ценам. Но внесший за него подать крестьянин не допустит его до этой продажи и, по цене, всегда самовольно назначаемой заберет хлеб в свою пользу, в пополнение долга. Допустим, что бедняк избытком хлеба уплатил весь долг ему; но наступает новый сбор податей - и у него снова нет средств внести их, так как весь его заработок употреблен на пополнение старого долга, и снова поневоле он прибегает к помощи своего благодетеля…»
Более того, Наумов упоминает продажу должников в работу на приисках, рыбном промысле. Почти рабство.
Минусинский уезд, 1916 г. Атрибутировано, как уборка табака на крестьянском огороде. Но мне видится, что слева холеная кулачка, вышедшая понаблюдать за работой своих батрачек, да покрасоваться перед фотографом этнографической экспедиции.
Подытоживая свои наблюдения, писатель делает вывод, что кулацкий промысел - зло, разъедающее экономическое благосостояние народа и его нравственность.
Непроизводительный доход с кулацкого капитала таким образом тормозил развитие хозяйства, - зачем улучшать агротехнику, внедрять новое, если к услугам кулака толпа бесплатной рабочей силы? Мы, знаем, что пройдет почти 60 лет, три революции, из деревни будут выметены помещики, но воз бессильного крестьянского хозяйства будет почти в том же положении. И тогда Сталин решится убрать кулаков из российского села.
Николай Иванович Наумов(1838-1901) - писатель-народник, считается первым бытописателем сибирской деревни. Выросший в семье прокурора под крики жертв, повергаемых порке розгами, палками и шомполами на городской площади, на которую выходили окна его дома, Наумов прожил жизнь чиновника-оппозиционера, несколько раз прошедшего через аресты, обыски и пребывание в крепости.
В сер.1880-х-сер.1890-х гг. в городе Мариинске Томской губернии Наумов занимал должность непременного члена присутствия по крестьянским делам. «В течение девятилетней службы крестьянским чиновником в двух округах Томской губернии, Мариинском и Томском, я изо дня в день по свежим впечатлениям записывал все, что доводилось мне подметить и слышать», - писал Наумов об этом периоде в одном из своих писем.
В рассказе «Крестьянские выборы» (1874) писатель раскрывает интересную схему закабаления крестьянства кулачеством.Крестьяне дважды в год были обязаны уплатить подати. Писатель отмечает, что большинство крестьян, которых он относит к беднякам (сегодня популярно заблуждение о поголовной зажиточности сибирского крестьянства), не имеет денежных средств для уплаты податей. Крестьяне оказываются под угрозой телесных наказаний (а пожилой или больной человек под розгами и умереть мог, несмотря на пресловутое «отсутствие смертной казни при царях»), насильственной продажи за долги части хлеба, других продуктов, скотины, домовых построек (распродажа крестьянского имущества была ограничена законом, но и распродажа назначенных «излишков» наносила серьезный удар по крестьянскому хозяйству). Городские прасолы в этот период слетаются в деревню, как коршуны, и за взятки добиваются не предоставления тем отсрочек, скупают за копейки крестьянское имущество на этих распродажах (вспомним современное заблуждение, что перегибы были только при Сталине, вспомним сакраментальное «забирали все!» в сторону первых лет коллективизации).
Часто же сборщики подати заключают своего рода контракт с местными кулаками: кулак выплачивает недоимки за крестьян, а чиновники предоставляют ему право бесконтрольно собирать потом крестьянские долги либо личным трудом должников, либо их будущим урожаем.
Енисейский уезд, 1911 г. Атрибутировано, как фотография богатой крестьянской семьи. Понимаем, что перед нами кулаки. Лица «благодетелей» говорят сами за себя.
Мне тут недавно высказывали, мол, крестьянин добровольно ведь брал в долг у кулака. Так вот вам эта добровольность: или падай в ноги кулаку, или давай задаром телку или жеребчика, да заголяй спину под розги.
Сегодня также часто удивляются, мол, ну взял у кулака разок в долг, так после отдачи свободен, где кабала? Наумов подробно поясняет, почему из такой долговой кабалы было так трудно освободиться, что она иногда становилась пожизненной. «Допустим, что у него благодарный урожай, который при других обстоятельствах мог бы поправить его хозяйство продажею избытка хлеба в посторонние руки по существующим на него ценам. Но внесший за него подать крестьянин не допустит его до этой продажи и, по цене, всегда самовольно назначаемой заберет хлеб в свою пользу, в пополнение долга. Допустим, что бедняк избытком хлеба уплатил весь долг ему; но наступает новый сбор податей - и у него снова нет средств внести их, так как весь его заработок употреблен на пополнение старого долга, и снова поневоле он прибегает к помощи своего благодетеля…»
Более того, Наумов упоминает продажу должников в работу на приисках, рыбном промысле. Почти рабство.
Минусинский уезд, 1916 г. Атрибутировано, как уборка табака на крестьянском огороде. Но мне видится, что слева холеная кулачка, вышедшая понаблюдать за работой своих батрачек, да покрасоваться перед фотографом этнографической экспедиции.
Подытоживая свои наблюдения, писатель делает вывод, что кулацкий промысел - зло, разъедающее экономическое благосостояние народа и его нравственность.
Непроизводительный доход с кулацкого капитала таким образом тормозил развитие хозяйства, - зачем улучшать агротехнику, внедрять новое, если к услугам кулака толпа бесплатной рабочей силы? Мы, знаем, что пройдет почти 60 лет, три революции, из деревни будут выметены помещики, но воз бессильного крестьянского хозяйства будет почти в том же положении. И тогда Сталин решится убрать кулаков из российского села.