Наверное, в сотый раз на страницах моей юдоли скорби фигурирует дубовое слово «инди». Термин, вколачивающий в мои повествовательные фантазии целый диапазон эмоций: от пустотелого непонимания и бестелесного удивления до бронебойного отвращения. Этакий вербализованный когнитивный диссонанс. Беда, как выясняется, в самом слове, а еще точнее - в понятии. А совсем точно - в неопределенности термина. Нет, ничего более расплывчатого и бесформенного, чем рамки «инди». Всякий кризис, по своей катастрофической сути, толкает людей на беспочвенные обобщения. Чем глубже дно, тем крупнее обобщения. Во время клокочущих ружьями катаклизмов, все - враги, во время тотального дефицита вдохновения и отсутствия понимания «что делать в пост-панке», все - «инди».
Как и всякое определение, родившееся из противопоставления, в нашем случае из антагонизма мейджор-лейблам и рейву, «инди» объединяет очень многое: всех кто пишется на индепендентах. А записываются там совершенно разные персонажи, подчас весьма неприятные и отталкивающие (вспоминаю своих домотканых паразитов «arctic monkeys»).
Язык не поворачивается ругать «инди» за то, какую свободу он предоставил бывшим студентам колледжей и безработным со склонностью к богемной жизни. В этом жанр предельно логично следует из феноменов глобализации, космополитизма и прочей интернациональности. Молодые едва поломанные голоса, заполнявшие собой тысячи пабов, кафе, студенческих кампусов по всему миру внезапно вырвались на свободу, подписав свои первые контракты буквально на салфетках. Инструменты, оставшиеся не у дел, после самосожжения панка и готовившиеся истлеть на задворках закрытых рейвом танцполов, чтобы не сдохнуть должны были найти для себя подходящие руки, подбирающие первые аккорды. Культура инди, занявшая свою нишу, лишь бы та не досталась другим, хотела строиться на подчеркивании своей альтернативности, противопоставленности и прости-господи контр-культурности. Однако по причине собственной неразборчивой демократичности была сожрана своими же свежевылупившимися сыновьями. Вчера ты был в зале, сегодня на сцене, завтра - продашь своим друзьям, так и оставшимся стоять в зале, свой первый шортплей. Наводнившие ее полости глашатаи среднего класса стерли к чертям ее реноме, почти сведя поиски нового звучания к поп-баладам. За это я не люблю «инди». И за то обстоятельство, что разместив на пластинке соответствующее тавро, можно легко вдохновить дистрибьюцию. Ведь друзья так охотно покупают продукцию своих же товарищей, на миг прикоснувшихся к инди-чартам.
За это и за душную переполненность новой угасающей волны одинаковыми командами я не люблю инди. Но ведь я еще и удивляюсь. Причем удивляюсь тому же. С каким неподдельным задором принято любой музыкальный продукт, впущенный независимым лейблом, упаковывать в модный бренд «инди». Конечно, я не сторонник жестких стилевых ограничений, создающий дьявольские потемки на пустом месте. Поди отличи сэдкор от краута, мат-рок от нойза, лоу-фай от гаража, даб-степ от грайма и все в таком духе. Ведь, как я привык думать, всякое чудо случается обыкновенно где-то на разломах жанровых границ.
Более того, иногда я люблю инди, хоть и страшно этого стесняюсь. Люблю я его, когда внутри него, откуда-то из его недр, одержимо пузырясь и вскипая, поднимаются из помойных глубин истинные иконы. Особенно приятно, когда такое восхождение осуществляется с самого дна - из статуса «танцующих гитар». То есть из хаоса дискотечного пост-панка, сдобренного клавишными и электро-лупами. И вот это произошло.
Как ни странно, произошло это как раз в результате радикальной смены курса. Всенародно признанное "открытие 2008 года" коллектив These New Puritans, вероломно обманув экспектации аудитории фанатов, привыкших к нойзовым и электронным ноткам в интерпретациях панк-риффов, удивили меня супер-пластинкой "HIDDEN". Ожидать такого после их дебюта "Beat Pyramid" было совершенно неправильно. Более того, ожидать такого от уроженцев британской ривьеры городка Сауденд-он-Си, было бы просто преступлением против собственного психического здоровья. Но чудеса случаются.
Рваные судорожные риффы, грубый бас, мусор сэмплерного шума, и неэмоциональный синтезатор так характерные для первого лонгплея вдруг превратились в боевую лирику. «Боевой гимн республики», так бы я охарактеризовал новую пластинку, звук в которой стал аскетичным, если не сказать минималистичным. Пуритане буквльно воплощают свое название в звуке, который записывают. Авангард диска в виде дорожек с названиями «We want war» и «Attack music» играют строго, остро и прямо. Достигается эффект военного марша за счет использования при записи шестифутовых японских барабанов тайко, задающих такой мощный и глубокий басслайн, что хочется чеканить шаг кованных сапог по брусчатке в такт каждому удару. Второй из вышеперечисленных треков, к тому же внезапно удивляет очень уместным даб-степовым эффектом.
Ударная ритмичность записей, практически стерильная от паникерских нойз-хуков, как нельзя лучше подходит к неторопливому, но ловкому вокалу фронтмена Джека Барнетта. Последний, по схожести восприятия, вызывает почему-то ассоциации с голосом Edge’а в треке «numb» прости-господи U2 (их лучших времен альбома «Zoo», а не этой благотворительной хуйни, в которую они превратились сейчас), а также отсылает аккурат к лучшим нарративам бристольских героев параноидального трип-хопа г-ну Del Naja (3D) и Tricky, который, кстати сказать, сосед новых пуритан по лейблу Domino.
Сочетания таких «богатых и избалованных» музыкальных элементов, как детский хор или ансамбль деревянных духовых инструментов, обычно позволяют себе те, кто либо записывают свою лебединую песню, либо стремиться привлечь внимание публики к своей балладе, которая должна по замыслу впоследствии стать гимном общественной борьбы за что-нибудь очень остросоциальное. В данном же случае и тот и другой ингредиенты придают звуку искомую торжественность (а вовсе не напыщенность), необходимую для подчеркивания величественности момента, оформляя пластинку и вовсе в тревожную инди-симфонию. Возможно, единственную и неповторимую в веках.
В общем, как по мне, так данный продукт строго рекомендован к прослушиванию.