Крещение Литвы
Так вышло, что крещение Литвы - одно из главных событий в истории Польши. Если исходить из идеи о наличии у поляков великой исторической миссии - расширения на восток границ католического мира в частности и Европы в целом, - то нужно констатировать, что в 1380-х годах поляки добились одного из главных своих успехов.
Ян Матейко в своём цикле картин об истории польской цивилизации не мог пройти мимо такого события. Есть у него картина "Повторное завоевание Руси", имеющая в виду предыдущий шаг - начало освоения поляками земель бывшего Галицкого княжества; "Крещение Литвы" изображает первичную христианизацию элиты Великого княжества Литовского, начавшей таким образом ещё и ополячиваться; наконец, "Люблинская уния" заканчивает этот условный мини-цикл, показывая, как огромные территории на юго-востоке стали частью Польского королевства - без особого сопротивления местных элит, успевших за предыдущие 180 лет проникнуться симпатией к польской культуре и польским порядкам.
У картины, написанной примерно к пятисотлетию события, нет хорошо читаемых частных сюжетов. Можно говорить скорее о группах персонажей, внутри которых отдельные личности плохо различимы - за отдельными исключениями, конечно.
Действие происходит весной 1387 года на берегу реки Вилии. На месте храма Перкунаса воздвигнут крест, и католический прелат в правой части картины, похоже, обращает в христианство разом целую толпу. Первый акт литовского крещения произошёл годом ранее: в Кракове крестились Ягайло (он получил имя Владислав), его родные братья Свидригайло (Болеслав), Коригайло (Казимир), Вигунт (Александр), двоюродный брат Витовт, ставший тоже Александром. Уже здесь стали видны интересные особенности новообращаемого народа: Витовт принял католичество во второй раз (и он, и другие литовские князья принимали эту веру, когда им это было нужно, и легко от неё отказывались); Коригайло был до этого крещения православным с христианским именем Василий; а ещё один брат Ягайла, Скиргайло, будучи тоже православным (Иван), от перехода в католичество отказался, хотя и подписал Кревскую унию. В этом его поддержала по умолчанию большая часть знати православных земель Литвы, хотя католическая церковь определённо рассчитывала на другое.
Ягайло (он сидит в центре в красной одежде) получил имя своего крёстного отца, Владислава Опольчика. Новоиспечённый Владислав Второй (Первым был Локеток, прадед королевы) не мог затягивать вопрос с крещением своего княжества. Исторический оппонент Литвы, Орден, открыто называл обращение Ягайла всего лишь спектаклем, не могущим изменить положение истинной веры на землях между Мариенбургом и Ригой; только мечи монашествующих рыцарей могли, мол, принести христианство в литовские леса. Чтобы доказать обратное и выполнить одно из главных своих обязательств согласно акту Кревской унии ("великий князь Ягайло со всеми своими братьями, ещё не крещёнными, также с родственниками, со шляхтой, дворянами большими и меньшими, в землях его живущими, хочет, желает и жаждет принять веру католическую святой Римской церкви"), король и великий князь уже в феврале 1387 года, во время первого после своей коронации Великого поста, прибыл в Вильно в сопровождении францисканских монахов, которые начали свои проповеди для литовской знати, специально собранной здесь Ягайлой: он не хотел, чтобы крещение стало результатом простого принуждения, ему было нужно осознанное участие.
Есть мнение, что это было уникальное по своему характеру крещение отдельно взятого народа: оно происходило в рамках уже довольно развитого государства, на агентов которого и опиралась церковь при проведении первичной христианизации. Была проведена единовременная кампания, хорошо организованная усилиями самого Ягайла. Тиуны собирали население округи к приезду священнослужителей, те крестили разом целые толпы, предварительно деля их на две части и нарекая одним именем всех мужчин и одним - всех женщин. В течении первого года (1387-1388) была крещена вся знать Аукшайтии и всё население, жившее в окрестностях замков и других политических центров. Слуги великогокнязя вырубали священные рощи, уничтожали идолов, тушили вечные огни. Источники сообщают ещё, что каждый новообращённый получал от великого князя "окрещённые одежды", но здесь речь необязательно о материальном поощрении. Возможно, имеется в виду нечто символическое: язычник был беззащитен перед силами зла до тех пор, пока он не принимал крещение и не попадал под покровительство как бога, так и христианского государя - "апостола Литвы", согласно официальному обращению тогдашнего римского папы.
Жена "апостола" тоже изображена на картине. Ян Длугош пишет, что она сопровождала своего мужа в этой поездке, но это может не соответствовать действительности: другие источники сообщают, что в начале года королева была на Руси. Летом она возглавила поход в Галицкое княжество и отвоевала его у венгров, воспользовавшихся когда-то унией двух королевств, чтобы забрать себе этот благодатный край. История повторялась. В венгерско-польской унии поляки были более слабой стороной и чуть было не потеряли важную часть своего государства; но теперь они стали более сильной стороной в другой унии и строили большие, очень большие планы...
Так вот: где бы ни была Ядвига в эти месяцы, Матейко не мог не изобразить её здесь. Ведь королева "согласилась выйти замуж за литовского князя не в угоду похоти и удовольствиям тела, но для того, чтобы укрепить рост христианской веры и мир среди христиан" ( http://fon-eichwald.livejournal.com/13733.html). На картине она - символ великой польской миссии в Литве, что подчёркивает белый орёл Пястов над её головой.
В руках Ядвиги чаша, предназначенная для человека, стоящего перед королём Владиславом и принимающего от монарха посох, ещё один символ епископской власти. Это Анджей Ястржембец. Когда-то он был миссионером в Литве, потом был духовником венгерской королевы Елизаветы (дочери Владислава Локетка и матери Лайоша Великого, бабки Ядвиги соответственно), потом - архиепископом Галицким. В эту минуту он становится первым епископом Виленским, а в этом качестве - ещё и крупным землевладельцем, например. Епископ получил от великого князя для начала один замок, два села и три местечка, и всё это - с освобождением от любых повинностей.
Над епископом склонился, утверждая своим прикосновением королевское назначение, архиепископ гнезненский Бодзента (титул примаса появился в Польше тридцатью годами позже). Этот человек был ставленником Лайоша Великого и после его смерти сначала поддерживал претензии на престол старшей из его дочерей Марии с её мужем Сигизмундом, а потом был деятельным сторонником Земовита Мазовецкого. Бодзента хотел женить Земовита на Ядвиге, пытался тайно провести его в Вавельский замок (в 1383 году; эта попытка не удалась), а потом на сейме в Серадзе даже провозгласил мазовецкого князя королём. Не встретив поддержки, он скрепя сердце согласился с литовским браком. Здесь мы видим интересную вещь: польская католическая иерархия холодно отнеслась к идее унии с Литвой, почему и собственно крещение проводилось в первую очередь силами великокняжеской власти. В чём тут дело? Это результат каких-то случайных обстоятельств? Интересно было бы разобраться.
За архиепископом стоит епископ влоцлавский Ян Кропидло - вероятно, самая колоритная фигура в польской церковной иерархии тех времён. Этот мелкий силезский Пяст, племянник уже упоминавшегося Владислава Опольчика, хотя и делал с юных лет духовную карьеру, всю жизнь официально именовал себя князем и вёл себя как светский вельможа - эдакий "аббат из Тынца", только с громкой родословной и высокими связями. После смерти Бодзенты, случившейся всего годом позже, Кропидло попытался захватить гнезненскую кафедру - просто захватить, ничего не согласовывая с королём. В Польше конца 14-го века такие попытки не могли окончиться удаче, и нашему герою пришлось отступить после шести лет борьбы, существенно опустошившей его карман.
Есть на картине и светские польские вельможи (их трудно, к сожалению, разглядеть и отличить одного от другого). Человек в шлеме - тот самый Земовит Мазовецкий, неудачливый претендент на руку Ядвиги и польскую корону. В 1387 году произошло окончательное примирение: Земовит женился на сестре Ягайла и получил княжество Белзское на Руси. Так начинались тесные связи между высшими сословиями Польши и Литвы и колонизация русских земель мелкой польской, в частности, мазовецкой, шляхтой. К числу последней, активно переселявшейся в новые владения своего князя, относятся, например, предки Замойских, Жолкевских, Собеских. А через одну из своих дочерей, Цымбарку, Земовит стал дедом германского императора Фридриха Третьего и предком всех последующих Габсбургов.
Князь разговаривает с канцлером Закликой (из магнатского рода Заклик из Межигорья). Ещё на картине изображены двое самых могущественных вельмож Малопольши - двоюродные братья Ясько из Тарнова и Спытко из Мельштына. Малопольша - это регион, максимально заинтересованный в проникновении в Литву (в противовес Великопольше, которая предпочла бы унию с Мазовией), так что эти двое здесь на своём месте. В том же году их стараниями единственная дочь Витовта оказалась просватанной за старшего из наследников московского князя, а это можно было рассматривать как подготовку к дальнейшим шагам на восток.
Ясько, воевода Сандомирский, стал предком Тарновских (а это было могущественное семейство); Спытко, воевода Краковский, чуть позже стал едва ли не самостоятельным правителем обширных земель к востоку от Галицкой Руси. Интересно, что именно с его именем связано первое употребление к этому региону слова "Подолье". Можно увидеть в этом символизм: поляки пришли на пустые, неокультуренные земли, которые только с их приходом начали получать имена. Правление Спытка оказалось недолгим: он стал одним из жертв поражения на Ворскле.
А человек, который при Ворскле командовал, стоит чуть поодаль - в левой части картины, перед францисканским монахом, держащим открытую Библию. Там двое князей. Справа - Витовт-Александр, слева - Скиргайло-Иван, его двоюродный брат и заклятый враг. Скиргайло считался убийцей Кейстута и получил от брата владения покойного - Трокское княжество, за которое в дальнейшем и воевал Витовт с младшими Ольгердовичами. Странно, что на картине эти двое беседуют. Правда, в этом самом году был достигнут компромисс - Витовт получил взамен Трок часть Волыни, но война вскоре всё равно возобновилась.
На коленях перед крестом стоят другие Гедиминовичи. Родные братья Ягайла Вигунт-Александр Керновский, позже ставший зятем Владислава Опольчика (это был ещё один союз Пястов с литовским княжеским домом) и, возможно, отравленный по приказу Витовта; Коригайло-Казимир Мстиславский, который позже погиб, воюя с Витовтом и его союзниками-рыцарями; Корибут-Дмитрий Северский, оставшийся и после унии православным, легендарный предок князей Вишневецких и Збаражских; Свидригайло-Болеслав, чуть позже - князь Витебский; сводный брат Владимир Ольгердович Киевский, предок Бельских и Слуцких. Двое его внуков спустя почти сто лет задумали убить своего кузена - короля Казимира, внука Ягайлы, но одному из них отрубили голову (тут же, в Вильно), а другому пришлось бежать в Москву.
Интересно, что ни один из изображённых здесь Гедиминовичей-католиков потомства не оставил. Исключение - Витовт с единственной дочерью. Но это у Матейко наверняка получилось случайно. Жаль, что нет здесь литовских вельмож: художник мог бы изобразить Андрея Гаштольда, князя Ивана Ольгимундовича Гольшанского, боярина Волимонта Бушковича (его сына звали Кезгайлом) и боярина Сирпутия, один из внуков которого получил такое звучное имя Радзивилл. Ну - нет, так нет.
Католическая знать сразу получила привилегии (право выдавать дочерей замуж без разрешения великого князя, освобождение их подданных от большинства государственных повинностей). Правда, делать своими зятьями литовские католики могли только католиков же. Эта деталь хорошо характеризует "религиозный мир", царивший в Великом Княжестве. Новые религиозные противоречия образовали очень причудливую смесь со старыми семейно-политическими. Поэтому потребовалась новая уния, а потом ещё и ещё.
Но Польша, как бы то ни было, расширялась на восток. Это была великая миссия? Может быть. Точно не знаю.
Ян Матейко в своём цикле картин об истории польской цивилизации не мог пройти мимо такого события. Есть у него картина "Повторное завоевание Руси", имеющая в виду предыдущий шаг - начало освоения поляками земель бывшего Галицкого княжества; "Крещение Литвы" изображает первичную христианизацию элиты Великого княжества Литовского, начавшей таким образом ещё и ополячиваться; наконец, "Люблинская уния" заканчивает этот условный мини-цикл, показывая, как огромные территории на юго-востоке стали частью Польского королевства - без особого сопротивления местных элит, успевших за предыдущие 180 лет проникнуться симпатией к польской культуре и польским порядкам.
У картины, написанной примерно к пятисотлетию события, нет хорошо читаемых частных сюжетов. Можно говорить скорее о группах персонажей, внутри которых отдельные личности плохо различимы - за отдельными исключениями, конечно.
Действие происходит весной 1387 года на берегу реки Вилии. На месте храма Перкунаса воздвигнут крест, и католический прелат в правой части картины, похоже, обращает в христианство разом целую толпу. Первый акт литовского крещения произошёл годом ранее: в Кракове крестились Ягайло (он получил имя Владислав), его родные братья Свидригайло (Болеслав), Коригайло (Казимир), Вигунт (Александр), двоюродный брат Витовт, ставший тоже Александром. Уже здесь стали видны интересные особенности новообращаемого народа: Витовт принял католичество во второй раз (и он, и другие литовские князья принимали эту веру, когда им это было нужно, и легко от неё отказывались); Коригайло был до этого крещения православным с христианским именем Василий; а ещё один брат Ягайла, Скиргайло, будучи тоже православным (Иван), от перехода в католичество отказался, хотя и подписал Кревскую унию. В этом его поддержала по умолчанию большая часть знати православных земель Литвы, хотя католическая церковь определённо рассчитывала на другое.
Ягайло (он сидит в центре в красной одежде) получил имя своего крёстного отца, Владислава Опольчика. Новоиспечённый Владислав Второй (Первым был Локеток, прадед королевы) не мог затягивать вопрос с крещением своего княжества. Исторический оппонент Литвы, Орден, открыто называл обращение Ягайла всего лишь спектаклем, не могущим изменить положение истинной веры на землях между Мариенбургом и Ригой; только мечи монашествующих рыцарей могли, мол, принести христианство в литовские леса. Чтобы доказать обратное и выполнить одно из главных своих обязательств согласно акту Кревской унии ("великий князь Ягайло со всеми своими братьями, ещё не крещёнными, также с родственниками, со шляхтой, дворянами большими и меньшими, в землях его живущими, хочет, желает и жаждет принять веру католическую святой Римской церкви"), король и великий князь уже в феврале 1387 года, во время первого после своей коронации Великого поста, прибыл в Вильно в сопровождении францисканских монахов, которые начали свои проповеди для литовской знати, специально собранной здесь Ягайлой: он не хотел, чтобы крещение стало результатом простого принуждения, ему было нужно осознанное участие.
Есть мнение, что это было уникальное по своему характеру крещение отдельно взятого народа: оно происходило в рамках уже довольно развитого государства, на агентов которого и опиралась церковь при проведении первичной христианизации. Была проведена единовременная кампания, хорошо организованная усилиями самого Ягайла. Тиуны собирали население округи к приезду священнослужителей, те крестили разом целые толпы, предварительно деля их на две части и нарекая одним именем всех мужчин и одним - всех женщин. В течении первого года (1387-1388) была крещена вся знать Аукшайтии и всё население, жившее в окрестностях замков и других политических центров. Слуги великогокнязя вырубали священные рощи, уничтожали идолов, тушили вечные огни. Источники сообщают ещё, что каждый новообращённый получал от великого князя "окрещённые одежды", но здесь речь необязательно о материальном поощрении. Возможно, имеется в виду нечто символическое: язычник был беззащитен перед силами зла до тех пор, пока он не принимал крещение и не попадал под покровительство как бога, так и христианского государя - "апостола Литвы", согласно официальному обращению тогдашнего римского папы.
Жена "апостола" тоже изображена на картине. Ян Длугош пишет, что она сопровождала своего мужа в этой поездке, но это может не соответствовать действительности: другие источники сообщают, что в начале года королева была на Руси. Летом она возглавила поход в Галицкое княжество и отвоевала его у венгров, воспользовавшихся когда-то унией двух королевств, чтобы забрать себе этот благодатный край. История повторялась. В венгерско-польской унии поляки были более слабой стороной и чуть было не потеряли важную часть своего государства; но теперь они стали более сильной стороной в другой унии и строили большие, очень большие планы...
Так вот: где бы ни была Ядвига в эти месяцы, Матейко не мог не изобразить её здесь. Ведь королева "согласилась выйти замуж за литовского князя не в угоду похоти и удовольствиям тела, но для того, чтобы укрепить рост христианской веры и мир среди христиан" ( http://fon-eichwald.livejournal.com/13733.html). На картине она - символ великой польской миссии в Литве, что подчёркивает белый орёл Пястов над её головой.
В руках Ядвиги чаша, предназначенная для человека, стоящего перед королём Владиславом и принимающего от монарха посох, ещё один символ епископской власти. Это Анджей Ястржембец. Когда-то он был миссионером в Литве, потом был духовником венгерской королевы Елизаветы (дочери Владислава Локетка и матери Лайоша Великого, бабки Ядвиги соответственно), потом - архиепископом Галицким. В эту минуту он становится первым епископом Виленским, а в этом качестве - ещё и крупным землевладельцем, например. Епископ получил от великого князя для начала один замок, два села и три местечка, и всё это - с освобождением от любых повинностей.
Над епископом склонился, утверждая своим прикосновением королевское назначение, архиепископ гнезненский Бодзента (титул примаса появился в Польше тридцатью годами позже). Этот человек был ставленником Лайоша Великого и после его смерти сначала поддерживал претензии на престол старшей из его дочерей Марии с её мужем Сигизмундом, а потом был деятельным сторонником Земовита Мазовецкого. Бодзента хотел женить Земовита на Ядвиге, пытался тайно провести его в Вавельский замок (в 1383 году; эта попытка не удалась), а потом на сейме в Серадзе даже провозгласил мазовецкого князя королём. Не встретив поддержки, он скрепя сердце согласился с литовским браком. Здесь мы видим интересную вещь: польская католическая иерархия холодно отнеслась к идее унии с Литвой, почему и собственно крещение проводилось в первую очередь силами великокняжеской власти. В чём тут дело? Это результат каких-то случайных обстоятельств? Интересно было бы разобраться.
За архиепископом стоит епископ влоцлавский Ян Кропидло - вероятно, самая колоритная фигура в польской церковной иерархии тех времён. Этот мелкий силезский Пяст, племянник уже упоминавшегося Владислава Опольчика, хотя и делал с юных лет духовную карьеру, всю жизнь официально именовал себя князем и вёл себя как светский вельможа - эдакий "аббат из Тынца", только с громкой родословной и высокими связями. После смерти Бодзенты, случившейся всего годом позже, Кропидло попытался захватить гнезненскую кафедру - просто захватить, ничего не согласовывая с королём. В Польше конца 14-го века такие попытки не могли окончиться удаче, и нашему герою пришлось отступить после шести лет борьбы, существенно опустошившей его карман.
Есть на картине и светские польские вельможи (их трудно, к сожалению, разглядеть и отличить одного от другого). Человек в шлеме - тот самый Земовит Мазовецкий, неудачливый претендент на руку Ядвиги и польскую корону. В 1387 году произошло окончательное примирение: Земовит женился на сестре Ягайла и получил княжество Белзское на Руси. Так начинались тесные связи между высшими сословиями Польши и Литвы и колонизация русских земель мелкой польской, в частности, мазовецкой, шляхтой. К числу последней, активно переселявшейся в новые владения своего князя, относятся, например, предки Замойских, Жолкевских, Собеских. А через одну из своих дочерей, Цымбарку, Земовит стал дедом германского императора Фридриха Третьего и предком всех последующих Габсбургов.
Князь разговаривает с канцлером Закликой (из магнатского рода Заклик из Межигорья). Ещё на картине изображены двое самых могущественных вельмож Малопольши - двоюродные братья Ясько из Тарнова и Спытко из Мельштына. Малопольша - это регион, максимально заинтересованный в проникновении в Литву (в противовес Великопольше, которая предпочла бы унию с Мазовией), так что эти двое здесь на своём месте. В том же году их стараниями единственная дочь Витовта оказалась просватанной за старшего из наследников московского князя, а это можно было рассматривать как подготовку к дальнейшим шагам на восток.
Ясько, воевода Сандомирский, стал предком Тарновских (а это было могущественное семейство); Спытко, воевода Краковский, чуть позже стал едва ли не самостоятельным правителем обширных земель к востоку от Галицкой Руси. Интересно, что именно с его именем связано первое употребление к этому региону слова "Подолье". Можно увидеть в этом символизм: поляки пришли на пустые, неокультуренные земли, которые только с их приходом начали получать имена. Правление Спытка оказалось недолгим: он стал одним из жертв поражения на Ворскле.
А человек, который при Ворскле командовал, стоит чуть поодаль - в левой части картины, перед францисканским монахом, держащим открытую Библию. Там двое князей. Справа - Витовт-Александр, слева - Скиргайло-Иван, его двоюродный брат и заклятый враг. Скиргайло считался убийцей Кейстута и получил от брата владения покойного - Трокское княжество, за которое в дальнейшем и воевал Витовт с младшими Ольгердовичами. Странно, что на картине эти двое беседуют. Правда, в этом самом году был достигнут компромисс - Витовт получил взамен Трок часть Волыни, но война вскоре всё равно возобновилась.
На коленях перед крестом стоят другие Гедиминовичи. Родные братья Ягайла Вигунт-Александр Керновский, позже ставший зятем Владислава Опольчика (это был ещё один союз Пястов с литовским княжеским домом) и, возможно, отравленный по приказу Витовта; Коригайло-Казимир Мстиславский, который позже погиб, воюя с Витовтом и его союзниками-рыцарями; Корибут-Дмитрий Северский, оставшийся и после унии православным, легендарный предок князей Вишневецких и Збаражских; Свидригайло-Болеслав, чуть позже - князь Витебский; сводный брат Владимир Ольгердович Киевский, предок Бельских и Слуцких. Двое его внуков спустя почти сто лет задумали убить своего кузена - короля Казимира, внука Ягайлы, но одному из них отрубили голову (тут же, в Вильно), а другому пришлось бежать в Москву.
Интересно, что ни один из изображённых здесь Гедиминовичей-католиков потомства не оставил. Исключение - Витовт с единственной дочерью. Но это у Матейко наверняка получилось случайно. Жаль, что нет здесь литовских вельмож: художник мог бы изобразить Андрея Гаштольда, князя Ивана Ольгимундовича Гольшанского, боярина Волимонта Бушковича (его сына звали Кезгайлом) и боярина Сирпутия, один из внуков которого получил такое звучное имя Радзивилл. Ну - нет, так нет.
Католическая знать сразу получила привилегии (право выдавать дочерей замуж без разрешения великого князя, освобождение их подданных от большинства государственных повинностей). Правда, делать своими зятьями литовские католики могли только католиков же. Эта деталь хорошо характеризует "религиозный мир", царивший в Великом Княжестве. Новые религиозные противоречия образовали очень причудливую смесь со старыми семейно-политическими. Поэтому потребовалась новая уния, а потом ещё и ещё.
Но Польша, как бы то ни было, расширялась на восток. Это была великая миссия? Может быть. Точно не знаю.