Творцы Вечности. Часть седьмая
- Васька! Васька, задрыга, иди я тебе лапку помажу!
Глеб перевернулся на бок и натянул одеяло на голову. Опять тётка ни свет, ни заря вышла во двор «полечить» своего кота. Каждое утро картина повторялась с маниакальной точностью. Васька - боевой кот, в самом расцвете сил, обаятельный кавалер и отчаянный дуэлянт совершенно бесшумно появлялся на зов хозяйки и терпеливо позволял мазать зелёнкой свежие ранения. После чего так же бесшумно исчезал в тающей ночи. А вслед за этим, на растущую под окном яблоню прилетала сорока и начала так стрекотать, что окончательно будила Глеба. Видимо Васька чем-то насолил болтливой птице, вот она и оповещала всю округу о его перемещениях.
Глеб лежал и ждал, когда прилетит сорока. Но прошло пять минут, потом ещё пять... было тихо. Глеб окончательно проснулся и сбросил одеяло. Господи! Ну какая сорока! И какая тётка? Она же умерла пять лет назад, а Васька вообще пропал, когда Глеб был ещё подростком. Да и сам он, находится неизвестно где, вдали от своей квартиры, в доме, где окно каждой комнаты выходит в своё собственное время.
Прислушавшись, он с удивлением услышал какую-то возню, доносящуюся со стороны кухни. Быстро натянув джинсы и сунув ноги в тапочки, он поплёлся на звук. Да-да, именно так. Начал идти быстро, но под конец сдулся, как воздушный шарик, после вечеринки. Голова гудела, немного подташнивало и хотелось пить. Видимо сказывались вчерашние посиделки с Мельником.
Добравшись до кухни и мечтая о чашке горячего кофе, он остановился в дверях, с удивлением обнаружив хозяйничавшего возле плиты Мельника.
Старик резал толстыми кольцами спелые помидоры, на сковороде таяли ломти солёного сала. Закончив с четвертованием томатов, старик засунул руку за заветную занавеску и достал оттуда маленькую квадратную корзинку с яйцами. Потом нарезал хлеб и сложив на тарелку, поставил на стол перед плюхнувшемся в изнеможении на своё место Глебом.
- Ну, как изволили почивать? - поинтересовался Мельник, выкладывая помидоры на сковороду.
Глеб сморщился и отщипнув корочку хлеба, сунул её в рот. Старик, не услышав ответа, повернулся и критично осмотрел писателя.
- Что, головка бо-бо? - удивился он.
Глеб кивнул и хотел было попричитать, пожаловаться на горькую судьбину, но, взглянув на Мельника, осёкся. Тот, совершенно не стесняясь, не пытаясь совладать с собой, искренне смеялся над бедолагой. Только что пальцем не тыкал в его сторону. Переждав этот приступ весёлости, Глеб хотел было потребовать объяснений, но старик сам заговорил, смахивая тыльной стороной ладони смешливые слезинки.
- Ну, уморил! Нет, ну надо же! Похмелье у него! Ха-ха!
Глеб непонимающе смотрел на старика.
- Да нету тут его! И не то мы с тобой пили, чтобы головой наутро маяться. Ну, ты чего?! Это у тебя такая привычка, стало быть, раз вчера пил, значит утром тяжело будет. Понял? При-выч-ка!
Мельник ловко разбил на сковороду яйца и полез за туркой.
- Так что это ты брось выдумки свои. Уяснил?
А проходя мимо Глеба, взглянув на его потерянное лицо, опять рассмеялся и залихватски треснул его по ссутуленной спине.
- Пустое это! Наваждение! Тьфу на него!
От дружеского тычка у писателя в голове засверкали звёздочки, очень уж неожиданно это было, да и рука у Мельника была широкая и крепкая. Глеб даже испугался, что от этого хлопка вылетят стёкла на кухне. Но нет, обошлось. И самое интересное, что действительно стало легче. Тошнота прошла, головная боль испарилась, осталась только жажда свежесваренного кофе.
Уплетая сочную яичницу, запивая это великолепие горячим кофе вприкуску со свежим сыром, Глеб подумал, что, в принципе, Мельник прав. Ведь очень часто мы строим свою жизнь исходя не из сиюминутного её ощущения, а по шаблонам, скопившимся в нашей голове, или где там они обычно скапливаются. И оттого она, жизнь наша, становится скучной, предсказуемой и не разноцветной. А разве это правильно? Разве правильно идти проторенной дорогой, делая остановки в принятых местах и видя то, что должен видеть? Разве нельзя по-другому? Так, как хочется? Как чувствуется в данный, совсем крохотный отрезок времени? И без всех этих «просмотров» хотя бы «ближайших перспектив»? Чтобы действительно жить сегодняшним даже не днём, а минутой!
- Чем заняться сегодня думаешь? - прервал его размышления Мельник.
- Ну..., - Глеб честно говоря не ожидал такого прямого вопроса. - А что надо?
- Да мне-то - усмехнулся старик - ничего не надо. А вот тебе-то, тебе самому чего хочется?
Глеб задумался на мгновение. Вспомнились вчерашние игрища у Мельника. Было уже сильно за полночь, когда им взбрело в голову идти к Кряжу купаться. Вода была как парное молоко и почти не ощущалась, не смотря, как уверяли русалки, на огромную там глубину. Глеб вспомнил это острое переживание детства - купание в ночной летней реке. Когда теряешь свои привычные телесные контуры и становишься продолжением этой тёмной воды, светлячков звёзд, запаха мокрого песка и отражением лунного света в своём детском восторге. Когда только страх чего-то неизвестного, что может находиться где-то под тобой, в глубине тёмной воды, мешает тебе полностью раствориться в ночи.
Потом русалки насобирали раков и все сидели у костра, возле большого, неизвестно откуда появившегося котелка, дымящегося и чертовки вкусно пахнущего отдыхом и укропом.
Потом настала пора прыжков с Кряжа в невидимую с такой высоты тёмную воду. Когда ты с разбега прыгаешь в никуда, летишь неизвестно сколько и вспарываешь своим телом гладь воды, которая находится неизвестно где.
Потом был рассвет.
Потом был лось, неспешно проплывающий мимо Кряжа на ту сторону озера, в ельник. Тихая вода, лёгкий ветерок, качающий метёлки камыша, солнце, запутавшееся в ветвистых рогах сохатого великана.
Мало кто когда-нибудь видел спящих русалок - Глеб видел. Разве можно чего-либо хотеть после этого?
- Так, чем займёшься-то? - повторил свой вопрос Мельник.
Писатель очнулся от воспоминаний, растёр лицо руками и пожал плечами.
- Не знаю... Поброжу по дому... Я его весь так и не обошёл... Пообедаю... А там видно будет!
Потом посмотрел на Мельника и спросил:
- А ты чего пришёл-то, с утра пораньше? Хлопочешь тут, как наседка над цыплятами... Я, конечно, не против, мне приятно, но...
Старик как раз собирал со стола пустую посуду и ставил в раковину. Вопрос пришёлся ему прямо в спину, между лопаток. Не поворачиваясь, продолжая счищать с тарелок прилипшие остатки яичницы, он пробурчал что-то себе под нос.
Глеб не расслышал его слов, очень уж тихим было бормотание старика.
- Ты что там, молитвы читаешь? - усмехнулся он.
Мельник отставил последнюю тарелку, снял с крючка вафельное полотенце и повернулся к собеседнику. Лицо его было задумчиво. Глеб с удивлением отметил внезапную перемену в настроении гостя.
- Можно сказать и молитву, - проговорил он. - Ладно, пора мне домой, дела у меня там, знаешь ли. А ты - Мельник внимательно посмотрел на писателя - ты вот подумай. Правильно ли всё воспринимаешь? Не ошибаешься ли где? А то знаешь... Всякого я тут навидался.
Мельник вытер руки о полотенце, скомкал его и бросил на стол. Ещё раз молча посмотрел на Глеба и так же молча вышел.
Писатель остался один и непонимающе уставился на то место, где только что был старик. Что за муха его укусила? С чего это ему так «взгрустнулось»? Ведь с самого утра он был само жизнелюбие! Просто эталон хорошего расположения духа!
Глеб мысленно прокрутил в памяти сегодняшний разговор с Мельником. Может старик обиделся на что? Или Глеб сказал, что ему не так?
Но ни чего на ум не приходило. Получалось, что скорее всего, такая реакция была на то, что он, Глеб, собирался прогуляться по дому. И что? Что в этом такого? Это естественно для в меру любопытного человека, осваивающегося на новом месте.
Хмыкнув, писатель поднялся из-за стола и принялся мыть посуду.
Пока руки механически делали несложную работу, голова пыталась собрать разрозненные полумысли в нечто более-менее цельное. Вот умеет старик заронить сомнение! Что Глеб может понимать не так? Где он может ошибаться? Да ведь он вообще ещё ничего не делал, только развлекался как хотел.
Но как ни странно, такие расклады писателя нисколько не удивляли. Слишком уж гладко да слаженно всё здесь выходило, он давно это чувствовал. Как-то не привычно. Не так, как должно быть. Может тут и кроется подвох? Но ведь он здесь чуть ли не Бог, почти все его желания моментально исполняются... Так в чём дело-то?
Но дальше этого повисшего в воздухе вопроса дело не пошло. Слишком уж фантастичными были последние события, чтобы Глеб умел правильно на них реагировать. Слишком свежим опытом это всё являлось. Слишком шаткой была основа его здешнего мировосприятия.
Последняя тарелка заняла своё почётное место сверху белоснежной стопки, Глеб вытер руки и повесил полотенце на крючок. Налил в чашку ещё порцию кофе и вышел на веранду.
А ведь действительно, как-то странно всё получается! Ведь все события, случившиеся с момента его тут появления, имели ярко выраженный позитивный окрас. Абсолютно все! Чтобы не случалось, чтобы не происходило, каким бы нелепым оно не казалось на первый взгляд, в конце-концов шло ему на пользу. Ему здесь, как хорошей свинье, всё в прок! Тут даже банального похмелья ему не оставили!
Так может именно это Мельник имел ввиду? Может здесь кроется причина возможного неверного восприятия окружающего пространства? Пока Глеб видел только «радужную» половинку мира, а стало быть есть и другая? Тёмная?
Глеб поёжился. Словно в подтверждение его мыслей, со стороны озера потянуло довольно свежим ветерком. Густые заросли, окружавшие поляну, на которой стоял дом, вдруг показались ему враждебными. Деревья ощетинились миллионами рук-ветвей, нахохлились под тревожными криками чаек, совсем скрыв тропинку, ведущую к мельнице. Заходил дождь, а Глеб этого совсем не хотел, он хотел солнца и теплого ветра.
Писатель выплеснул остатки кофе в траву и вернулся в дом.
Поставив чашку на стол, Глеб задумался. Ему вспомнился тот случай, когда Мельник, отлучившись буквально на несколько минут, принёс вино из Глебового дома, между тем, как сам писатель до мельницы добирался в десять раз дольше. Что это за фокусы такие? И этот запах... Глеб мог поклясться, что учуял через приоткрытую дверь на мельнице тот запах, что стоял у него в кладовке. Знакомый такой запах... С детства знакомый.
Глеб бросил в рот последний кусочек сыра, оставшийся на тарелке и уверенным шагом двинулся к двери под лестницей. Он уже догадывался, что его там ждёт.
Глеб перевернулся на бок и натянул одеяло на голову. Опять тётка ни свет, ни заря вышла во двор «полечить» своего кота. Каждое утро картина повторялась с маниакальной точностью. Васька - боевой кот, в самом расцвете сил, обаятельный кавалер и отчаянный дуэлянт совершенно бесшумно появлялся на зов хозяйки и терпеливо позволял мазать зелёнкой свежие ранения. После чего так же бесшумно исчезал в тающей ночи. А вслед за этим, на растущую под окном яблоню прилетала сорока и начала так стрекотать, что окончательно будила Глеба. Видимо Васька чем-то насолил болтливой птице, вот она и оповещала всю округу о его перемещениях.
Глеб лежал и ждал, когда прилетит сорока. Но прошло пять минут, потом ещё пять... было тихо. Глеб окончательно проснулся и сбросил одеяло. Господи! Ну какая сорока! И какая тётка? Она же умерла пять лет назад, а Васька вообще пропал, когда Глеб был ещё подростком. Да и сам он, находится неизвестно где, вдали от своей квартиры, в доме, где окно каждой комнаты выходит в своё собственное время.
Прислушавшись, он с удивлением услышал какую-то возню, доносящуюся со стороны кухни. Быстро натянув джинсы и сунув ноги в тапочки, он поплёлся на звук. Да-да, именно так. Начал идти быстро, но под конец сдулся, как воздушный шарик, после вечеринки. Голова гудела, немного подташнивало и хотелось пить. Видимо сказывались вчерашние посиделки с Мельником.
Добравшись до кухни и мечтая о чашке горячего кофе, он остановился в дверях, с удивлением обнаружив хозяйничавшего возле плиты Мельника.
Старик резал толстыми кольцами спелые помидоры, на сковороде таяли ломти солёного сала. Закончив с четвертованием томатов, старик засунул руку за заветную занавеску и достал оттуда маленькую квадратную корзинку с яйцами. Потом нарезал хлеб и сложив на тарелку, поставил на стол перед плюхнувшемся в изнеможении на своё место Глебом.
- Ну, как изволили почивать? - поинтересовался Мельник, выкладывая помидоры на сковороду.
Глеб сморщился и отщипнув корочку хлеба, сунул её в рот. Старик, не услышав ответа, повернулся и критично осмотрел писателя.
- Что, головка бо-бо? - удивился он.
Глеб кивнул и хотел было попричитать, пожаловаться на горькую судьбину, но, взглянув на Мельника, осёкся. Тот, совершенно не стесняясь, не пытаясь совладать с собой, искренне смеялся над бедолагой. Только что пальцем не тыкал в его сторону. Переждав этот приступ весёлости, Глеб хотел было потребовать объяснений, но старик сам заговорил, смахивая тыльной стороной ладони смешливые слезинки.
- Ну, уморил! Нет, ну надо же! Похмелье у него! Ха-ха!
Глеб непонимающе смотрел на старика.
- Да нету тут его! И не то мы с тобой пили, чтобы головой наутро маяться. Ну, ты чего?! Это у тебя такая привычка, стало быть, раз вчера пил, значит утром тяжело будет. Понял? При-выч-ка!
Мельник ловко разбил на сковороду яйца и полез за туркой.
- Так что это ты брось выдумки свои. Уяснил?
А проходя мимо Глеба, взглянув на его потерянное лицо, опять рассмеялся и залихватски треснул его по ссутуленной спине.
- Пустое это! Наваждение! Тьфу на него!
От дружеского тычка у писателя в голове засверкали звёздочки, очень уж неожиданно это было, да и рука у Мельника была широкая и крепкая. Глеб даже испугался, что от этого хлопка вылетят стёкла на кухне. Но нет, обошлось. И самое интересное, что действительно стало легче. Тошнота прошла, головная боль испарилась, осталась только жажда свежесваренного кофе.
Уплетая сочную яичницу, запивая это великолепие горячим кофе вприкуску со свежим сыром, Глеб подумал, что, в принципе, Мельник прав. Ведь очень часто мы строим свою жизнь исходя не из сиюминутного её ощущения, а по шаблонам, скопившимся в нашей голове, или где там они обычно скапливаются. И оттого она, жизнь наша, становится скучной, предсказуемой и не разноцветной. А разве это правильно? Разве правильно идти проторенной дорогой, делая остановки в принятых местах и видя то, что должен видеть? Разве нельзя по-другому? Так, как хочется? Как чувствуется в данный, совсем крохотный отрезок времени? И без всех этих «просмотров» хотя бы «ближайших перспектив»? Чтобы действительно жить сегодняшним даже не днём, а минутой!
- Чем заняться сегодня думаешь? - прервал его размышления Мельник.
- Ну..., - Глеб честно говоря не ожидал такого прямого вопроса. - А что надо?
- Да мне-то - усмехнулся старик - ничего не надо. А вот тебе-то, тебе самому чего хочется?
Глеб задумался на мгновение. Вспомнились вчерашние игрища у Мельника. Было уже сильно за полночь, когда им взбрело в голову идти к Кряжу купаться. Вода была как парное молоко и почти не ощущалась, не смотря, как уверяли русалки, на огромную там глубину. Глеб вспомнил это острое переживание детства - купание в ночной летней реке. Когда теряешь свои привычные телесные контуры и становишься продолжением этой тёмной воды, светлячков звёзд, запаха мокрого песка и отражением лунного света в своём детском восторге. Когда только страх чего-то неизвестного, что может находиться где-то под тобой, в глубине тёмной воды, мешает тебе полностью раствориться в ночи.
Потом русалки насобирали раков и все сидели у костра, возле большого, неизвестно откуда появившегося котелка, дымящегося и чертовки вкусно пахнущего отдыхом и укропом.
Потом настала пора прыжков с Кряжа в невидимую с такой высоты тёмную воду. Когда ты с разбега прыгаешь в никуда, летишь неизвестно сколько и вспарываешь своим телом гладь воды, которая находится неизвестно где.
Потом был рассвет.
Потом был лось, неспешно проплывающий мимо Кряжа на ту сторону озера, в ельник. Тихая вода, лёгкий ветерок, качающий метёлки камыша, солнце, запутавшееся в ветвистых рогах сохатого великана.
Мало кто когда-нибудь видел спящих русалок - Глеб видел. Разве можно чего-либо хотеть после этого?
- Так, чем займёшься-то? - повторил свой вопрос Мельник.
Писатель очнулся от воспоминаний, растёр лицо руками и пожал плечами.
- Не знаю... Поброжу по дому... Я его весь так и не обошёл... Пообедаю... А там видно будет!
Потом посмотрел на Мельника и спросил:
- А ты чего пришёл-то, с утра пораньше? Хлопочешь тут, как наседка над цыплятами... Я, конечно, не против, мне приятно, но...
Старик как раз собирал со стола пустую посуду и ставил в раковину. Вопрос пришёлся ему прямо в спину, между лопаток. Не поворачиваясь, продолжая счищать с тарелок прилипшие остатки яичницы, он пробурчал что-то себе под нос.
Глеб не расслышал его слов, очень уж тихим было бормотание старика.
- Ты что там, молитвы читаешь? - усмехнулся он.
Мельник отставил последнюю тарелку, снял с крючка вафельное полотенце и повернулся к собеседнику. Лицо его было задумчиво. Глеб с удивлением отметил внезапную перемену в настроении гостя.
- Можно сказать и молитву, - проговорил он. - Ладно, пора мне домой, дела у меня там, знаешь ли. А ты - Мельник внимательно посмотрел на писателя - ты вот подумай. Правильно ли всё воспринимаешь? Не ошибаешься ли где? А то знаешь... Всякого я тут навидался.
Мельник вытер руки о полотенце, скомкал его и бросил на стол. Ещё раз молча посмотрел на Глеба и так же молча вышел.
Писатель остался один и непонимающе уставился на то место, где только что был старик. Что за муха его укусила? С чего это ему так «взгрустнулось»? Ведь с самого утра он был само жизнелюбие! Просто эталон хорошего расположения духа!
Глеб мысленно прокрутил в памяти сегодняшний разговор с Мельником. Может старик обиделся на что? Или Глеб сказал, что ему не так?
Но ни чего на ум не приходило. Получалось, что скорее всего, такая реакция была на то, что он, Глеб, собирался прогуляться по дому. И что? Что в этом такого? Это естественно для в меру любопытного человека, осваивающегося на новом месте.
Хмыкнув, писатель поднялся из-за стола и принялся мыть посуду.
Пока руки механически делали несложную работу, голова пыталась собрать разрозненные полумысли в нечто более-менее цельное. Вот умеет старик заронить сомнение! Что Глеб может понимать не так? Где он может ошибаться? Да ведь он вообще ещё ничего не делал, только развлекался как хотел.
Но как ни странно, такие расклады писателя нисколько не удивляли. Слишком уж гладко да слаженно всё здесь выходило, он давно это чувствовал. Как-то не привычно. Не так, как должно быть. Может тут и кроется подвох? Но ведь он здесь чуть ли не Бог, почти все его желания моментально исполняются... Так в чём дело-то?
Но дальше этого повисшего в воздухе вопроса дело не пошло. Слишком уж фантастичными были последние события, чтобы Глеб умел правильно на них реагировать. Слишком свежим опытом это всё являлось. Слишком шаткой была основа его здешнего мировосприятия.
Последняя тарелка заняла своё почётное место сверху белоснежной стопки, Глеб вытер руки и повесил полотенце на крючок. Налил в чашку ещё порцию кофе и вышел на веранду.
А ведь действительно, как-то странно всё получается! Ведь все события, случившиеся с момента его тут появления, имели ярко выраженный позитивный окрас. Абсолютно все! Чтобы не случалось, чтобы не происходило, каким бы нелепым оно не казалось на первый взгляд, в конце-концов шло ему на пользу. Ему здесь, как хорошей свинье, всё в прок! Тут даже банального похмелья ему не оставили!
Так может именно это Мельник имел ввиду? Может здесь кроется причина возможного неверного восприятия окружающего пространства? Пока Глеб видел только «радужную» половинку мира, а стало быть есть и другая? Тёмная?
Глеб поёжился. Словно в подтверждение его мыслей, со стороны озера потянуло довольно свежим ветерком. Густые заросли, окружавшие поляну, на которой стоял дом, вдруг показались ему враждебными. Деревья ощетинились миллионами рук-ветвей, нахохлились под тревожными криками чаек, совсем скрыв тропинку, ведущую к мельнице. Заходил дождь, а Глеб этого совсем не хотел, он хотел солнца и теплого ветра.
Писатель выплеснул остатки кофе в траву и вернулся в дом.
Поставив чашку на стол, Глеб задумался. Ему вспомнился тот случай, когда Мельник, отлучившись буквально на несколько минут, принёс вино из Глебового дома, между тем, как сам писатель до мельницы добирался в десять раз дольше. Что это за фокусы такие? И этот запах... Глеб мог поклясться, что учуял через приоткрытую дверь на мельнице тот запах, что стоял у него в кладовке. Знакомый такой запах... С детства знакомый.
Глеб бросил в рот последний кусочек сыра, оставшийся на тарелке и уверенным шагом двинулся к двери под лестницей. Он уже догадывался, что его там ждёт.