"Хожение" игумена Даниила
14 апреля 2012 года, в Великую Субботу, в Храме Гроба Господня в Иерусалиме, вновь случилось «обыкновенное», но горячо ожидаемое христианами чудо - Сошествие Благодатного Огня. Первые письменные упоминания об этом явлении датируются IX веком. С тех пор это чудо происходит без «сбоев»: ежегодно, с непогрешимой регулярностью - накануне православной Пасхи. Напряжённое и волнительное ожидание сошествия Благодатного Огня охватывает христиан Земли задолго до Великой Субботы. Ибо, согласно пророчествам многих православных старцев, конец света не наступит, пока не прекращается чудо Благодатного Огня, и пока будет давать зелёные побеги древний, пятитысячелетний Мамврийский дуб, под которым ветхозаветный Авраам принимал Бога, явившегося в обличии трёх Ангелов.
Девять веков назад, предположительно, около 1107 года один русский паломник был свидетелем этого чуда и описал его в своём "Житье и хожении Даниила, Русьскыя земли игумена". О личности самого автора почти ничего не известно. Предположительно, он был пострижен в монахи в Киево-Печерской Лавре, и, впоследствии, стал настоятелем одного из монастырей Черниговского княжества.
Игумен Даниил жил в эпоху крестовых походов и разделения Церквей. Православные и католики осознали себя принадлежащими к совершенно разным Церквям далеко не сразу после событий 16-20 июля 1054 года, как это принято считать. Непреодолимый барьер между христианами возник только после 1204 года, когда опутанные долгами, гостившие в полной соблазнов Венеции, благородные рыцари - вожди Четвёртого крестового похода, получив деньги от 96-летнего слепца, дожа Энрико Дандоло, отправились по его велению не на защиту Гроба Господня в Святую Землю, а на разгром Константинополя и поругание его христианских святынь.
«Хожение Даниила» ценно не только как исторический памятник, но и как яркое литературное произведение. Оно многократно переписывалось - на сегодняшний день найдено более 150 рукописных копий. Текст игумена Даниила был образцом для авторов последующих русских «хожений». А для нас это произведение, в ряду других литературных шедевров средневековой Руси, является свидетельством того, что наша литература с самых первых своих шагов показала свою зрелость и самостоятельность. В сравнении с греческими описаниями паломничеств в Святую Землю того времени, которые, как правило, безличны и анонимны, первое русское «Хожение» - очень личное: игумен Даниил легко и свободно пишет от своего имени, открывает своё отношение к увиденному.
При чтении этого замечательного произведения средневекового русского писателя, проявляется множество параллелей бытия начала XII с бытием начала века XXI. Эта неразрывная связь дня сегодняшнего с далёким прошлым особенно отчётливо проявляется тогда, когда местом действия повествования становится Святой Град Иерусалим, где во всей полноте открывается смысл апостольского слова: «Одно то не должно быть сокрыто от вас, возлюбленные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» 2Пет.3:8.
В наши дни резко возросла актуальность вопроса взаимоотношений Церкви и государства. Мы не знаем, пускался ли в глубокие рассуждения на эту тему игумен Даниил - он просто молился за князей Русской Земли. Он записывает в поминальную книгу в Лавре св. Саввы имена нескольких русских князей. Вот они: Михаил-Святополк Изяславич, великий киевский князь (1093-1113 г.); Василий-Владимир Всеволодович Мономах, переяславский, затем (с 1113 по 1125г.) киевский великий князь; Давид Святославич, черниговский князь (ум. в 1123г.); Михаил-Олег Святославич, новгород-северский князь, дед Игоря, героя «Слова о полку Игореве» (ум. в 1115г.); Панкратий-Ярослав Святославич, муромский и рязанский князь (ум. в 1127г.); Глеб Всеславич, минский князь (ум. в 1119г.).
Примечательно, что в этом списке представлены княжества, располагавшиеся на территориях всех трёх современных восточно-славянских государств: России, Украины и Белоруссии. Но «злоба дня» состоит в том, что если кому-то придёт на ум перевести «Хожение» с церковнославянского на современный украинский, так что «Русьскыя земля» станет «украиньской» - это вряд ли кого-то удивит. Ведь уже перевели «Тараса Бульбу» так, что «русская душа», «русская сила», «русский характер» стали сугубо «козацкими».
Тема отношений Руси с Западом в начале XII века ещё не успела завоевать в русских умах то место, которое оно занимает сегодня. Варварский Запад только начинал высовывать нос из щелей своих «тёмных веков», знакомясь с культурами и цивилизациями Востока посредством крестовых походов. А у Руси в те времена культурным ориентиром была Византия. Ибо редко мывшиеся, в большинстве безграмотные рыцари-головорезы родом из городов, в которых мостить улицы стало принято не ранее чем через четыре века после Великого Новгорода и других русских городов, не годились на роли культуртрегеров.
Впрочем, у игумена Даниила сложились весьма тёплые отношения с главой Иерусалимского королевства. Балдуин I Иерусалимский (Baudouin I de Jérusalem), он же Балдуин де Булонь (Baudouin de Boulogne) был братом знаменитого Готфрида Бульонского (Godfried van Bouillon), который упоминался в учебниках истории для гимназий императорской России, вызывая веселье гимназистов, потешавшихся над забавно звучащим титулом достопочтенного графа. Титул этот к кулинарии отношения не имел, а означал владение графством Бульонским со столицей в городе Бульон, или Буйон (Bouillon), находящимся ныне на территории Бельгии. Графство это было, судя по всему, захудалым, поскольку доходов с него Готфриду не хватило даже на то, чтобы снарядить себя в поход на Святую Землю, и доблестному франкскому рыцарю не оставалось ничего иного, как заложить своё владение. О том, было ли заложено графство Булонь, где родились оба брата, и насколько славный город Булонь-сюр-Мер, расположенный на французском берегу пролива Ла-Манш, был богаче Буйона, история умалчивает.
Надо отметить, что в этом приморском городе продолжают появляться на свет знаменитые франки, однако, спустя девять веков место рыцарей Креста заняли рыцари Футбола. Один из них - полузащитник сборной Франции и мюнхенской «Баварии» Франк Рибери, отметившийся в памятном, феерическом матче 1 мая 2008 года на стадионе «Петровский» в Санкт-Петербурге, когда в полуфинале Кубка УЕФА «Зенит» разгромил «Баварию» со счётом 4:0. Спросите - с чего это вдруг перешли с религии на футбол? А всё дело в том, что наш знакомец Франк в своё время женился на мусульманке, принял ислам, и по паспорту он уже не просто Франк Рибери, а Франк Биляль Рибери.
Французская мода - вещь капризная и переменчивая. Французы не перестают удивлять мир в моделировании одежды, в кулинарии, в искусстве, в политике, но не менее удивительны метаморфозы французской религиозности. В VIII веке франки в битве при Пуатье остановили исламскую экспансию в Европу, в XI-XIII веках они составляли ядро крестоносного воинства, в XVI веке побороли протестантский гугенотский соблазн… А в конце XVIII публично сожгли мощи небесной покровительницы Парижа - св. Женевьевы, осквернили Нотр-Дам-де-Пари и собор Сен-Дени, провозгласив культ Разума. И, наконец, последний писк французской религиозной моды велит Разуму потесниться на подиуме в пользу Ислама…
Всё же загадочна по-своему французская душа… А игумена Даниила не очень-то волновали загадки такого рода. Он по достоинству оценил радушие и любезность короля Балдуина, отметил, что во «фряжской лампаде» Благодатный Огонь не зажёгся… Для него «великой радостью» стала возможность поставить кадило на Святом Гробе «от всей Русской земли».
Ниже размещён фрагмент «Хожения» с описанием Великой Субботы, а его полный текст можно прочитать здесь: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4934
«О СВЕТЕ НЕБЕСНОМ: КАК СХОДИТ КО ГРОБУ ГОСПОДНЮ
А это - о свете святом: как сходит ко гробу Господню. Это мне Господь дал видеть, худому и недостойному рабу. И видел очами своими грешными поистине, как сходит святой свет ко Гробу животворящему Господа нашего Иисуса Христа. Многие ведь странники неправду говорят о схождении света святого: ведь один говорит, что Святой Дух голубем сходит ко Гробу Господню, а другие говорят: молния сходит с небес, и там зажигаются лампады над Гробом Господним. И то ложь и неправда, ибо ничего не видно тогда - ни голубя, ни молнии. Но так, невидимо, сходит с небес благодатию Божиею и зажигает лампады в Гробе Господнем. Да и о том скажу, как видел, поистине.
В Великую пятницу после вечерни протирают Гроб Господен, и вымывают лампады те все, и вливают масла чистого без воды - одного только масла того. И, воткнув светильники в оловцы, не зажигают светильников тех, но так оставляют лампады те незажженными. И запечатывают Гроб в два часа ночи. И тогда гасят все лампады и свечи по всем церквам в Иерусалиме.
В.Г.Шварц. «Игумен Даниил перед Балдуином I»
Тогда я, дурной и недостойный, в ту пятницу в час дня, пошел ко князю тому Балдуину и поклонился ему до земли. Он же, видя меня, дурного, подозвал меня к себе с любовью и сказал мне: «Чего хочешь, русский игумен?» Он меня хорошо узнал и полюбил меня очень, поскольку муж он добродетельный, и смиренный весьма, и ничуть не гордый. Я же сказал ему: «Князь мой, господин мой! Молю тебя Бога ради и князей ради русских: повели мне, чтобы и я поставил свою лампаду на Гробе Святом от всей Русской земли!» Тогда он серьезно и с любовью повелел мне поставить лампаду на Гроб Господен, и послал со мной мужа, своего лучшего слугу, к эконому церкви Святого Воскресения и к тому, кто держит ключ от Гроба. И повелели мне эконом и ключник Святого Гроба, чтобы я принес лампаду свою с маслом. Я же, поклонившись им, пошел с радостью великой и купил лампаду стеклянную, очень большую, и, налив полную масла чистого, принес ко Гробу Господню, когда уже наступил вечер. Упросил я ключника того, одного тогда внутри Гроба бывшего, и кое-что обещал ему, и он открыл мне двери святые, велел мне снять сапоги, и так босого ввел меня одного в святой Гроб Господен с лампадой, которую я нес с собой, и повелел мне самому поставить лампаду на Гроб Господен. И я ее поставил своими руками грешными в ногах - где лежали пречистые ноги Господа нашего Иисуса Христа. Ибо в головах стояла лампада греческая, на груди же поставлена была лампада святого Саввы и всех монастырей. Ведь такой здесь обычай: каждый год ставят греческую лампаду и святого Саввы. И благодатию Божиею те три лампады загорелись тогда; а фряжская лампада повешена была сверху, а из тех ни одна не загорелась.
Я же тогда, поставив лампаду на Гробе Святом, и поклонившись честному Гробу тому, и облобызав с любовью и со слезами место то святое, где лежало тело Господа нашего Иисуса Христа, вышел из Гроба Святого с радостью великою и пошел в свою келью.
Назавтра же, в Великую субботу в шестой час дня собираются все люди перед церковью Святого Воскресения - бесчисленное множество народа, жители той земли и пришельцы из всех стран: и из Вавилона, и из Египта, и со всех концов земли. Собирается там в тот день несказанное множество. И наполняются людьми все те места около церкви и около Распятия Христова; и великая теснота и давка жестокая среди людей там бывает, так что многие люди тогда задыхаются от тесноты народа бесчисленного. И те люди все стоят со свечами незажженными и ждут открытия церковных дверей. Внутри же церкви тогда одни только попы находятся. И ждут попы и все люди, пока придет князь с дружиной; и тогда бывает открытие дверей церковных, и входят люди в церковь в тесноте великой и в давке, и наполняют церковь ту и хоры. Всюду делается полно, ибо не могут поместиться все люди в ту церковь, но остается очень много людей вне церкви около Голгофы и около Крайнева места, и вплоть до того места, где были найдены кресты, и все то делается полно бесчисленно многим множеством людей. И те люди все в церкви и вне церкви ничего другого не говорят, только: «Господи, помилуй!» взывают неослабно и кричат громко, так что гудит и гремит все то место от вопля тех людей. И тут ручьями проливаются слезы у верных людей. Даже с каменным сердцем человек может тогда прослезиться. Ибо каждый заглядывает тогда в себя, и вспоминает свои грехи, и говорит каждый в себе: «Неужели из-за моих грехов не сойдет святой свет?» И так стоят все верные люди в слезах с сокрушенным сердцем. И сам тот князь Балдуин стоит со страхом и смирением великим, и ручьи чудесно текут из очей его. Также и дружина его стоит около него напротив Гроба, вблизи алтаря большого; и все они стоят со смирением.
И когда наступил седьмой час дня субботнего, тогда пошел князь Балдуин ко Гробу Господню с дружиной своею из дома своего; пешком ведь все пошли. И послал князь в метох Святого Саввы, и позвал игумена того Святого Саввы с чернецами его. И пошел игумен с братией ко Гробу Господню, и я, худой, тут же пошел с игуменом тем и с братиею. И подошли мы к князю тому, и поклонились ему все. Тогда и он поклонился игумену и всей братии, и повелел игумену Святого Саввы и мне, худому, пойти рядом с ним, и иным игуменам и чернецам всем повелел перед собой пойти, а дружине своей повелел сзади пойти.
И пришли мы к церкви Воскресения Христова, к западным дверям. И вот множество людей закрыло собой двери церкви, и не смогли мы тогда войти в церковь. Тогда князь Балдуин отдал приказ воинам, и они силой разогнали людей и сделали как бы улицу до самого Гроба, и тогда мы смогли пройти между людьми прямо до Гроба. И подошли к восточным дверям Святого Гроба Господня, и князь за нами подошел и стал на месте своем с правой стороны у преграды великого алтаря против восточных дверей и дверей Гроба, ибо тут место княжее, построенное высоко.
И повелел князь игумену Святого Саввы стать над гробом со своими чернецами и с православными попами. Меня же, дурного, приказал поставить высоко над самыми дверьми Гроба против великого алтаря, чтобы мне возможно было заглядывать в двери Гроба. Двери же Гроба все три запечатаны были, и запечатаны царскою печатью. Латинские же попы в великом алтаре стояли. И когда наступил восьмой час дня, начали вечерню петь на Гробе вверху попы православные, и черноризцы, и все духовные мужи; и пустынники многие тут были; латиняне же в великом алтаре начали верещать по-своему. И так пели они все, а я тут стоял, прилежно глядя на двери Гроба. И когда начали читать паремии той Великой субботы, во время первой паремии вышел епископ с дьяконом из великого алтаря, подошел к дверям Гроба, и заглянул в Гроб сквозь крестец дверей тех, и не увидел света в Гробе, и возвратился на место. И когда начали читать шестую паремию, тот же епископ подошел к дверям Гроба и опять ничего не увидел. И тогда все люди возопили со слезами «Кирие, елейсон!», что значит «Господи, помилуй!» И когда минул девятый час и начали петь проходную песнь «Господу поем», тогда внезапно пришла небольшая туча с востока и стала над непокрытым верхом той церкви, и пошел дождь небольшой над Гробом Святым, и смочил нас хорошо, стоящих на Гробе. И тогда внезапно воссиял свет святой в Гробе святом: вышло блистание страшное и светлое из Гроба Господня Святого. И подойдя, епископ с четырьмя дьяконами открыл двери Гроба, и взял свечу у князя того, у Балдуина, и с нею вошел в Гроб, и первым делом зажег свечу князя от того святого света. Вынеся же из Гроба ту свечу, дал самому князю тому в его руки. И стал князь на месте своем, держа свечу с великой радостью. И от него мы все зажгли свои свечи, а от наших свечей все люди зажгли свои свечи по всей церкви, друг от друга зажигая свечи.
Свет же святой не так, как огонь земной, но чудесно, иначе светится, необычно; и пламя его красно, как киноварь; и совершенно несказанно светится.
И так все люди стоят со свечами горящими, и вопиют громогласно все люди «Господи, помилуй!» с радостью великою и веселием. Такая радость не может быть у человека в другом случае, какая радость бывает тогда у всякого христианина, видевшего свет Божий святой. А кто не испытал той радости в тот день, не верит говорящим о всем том виденном. Однако мудрые и верные люди охотно верят и с радостью слушают рассказ об этом истинном событии и об этих святых местах. Верный в малом и во многом верен, а злому человеку, неверному, истинное представляется кривым. Мне же, дурному, Бог свидетель, и святой Гроб Господен, и все спутники, русские сыны, случившиеся тогда в тот день там, новгородцы и киевляне: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович Кашкича и другие многие, которые знают обо мне, дурном, и об этом рассказе. Но возвратимся к прерванному повествованию.
Когда же свет воссиял в Святом Гробе, тогда пение прекратилось, и все воскликнули: «Кирие, елейсон!», и пошли из церкви с горящими свечами и с радостью великою, храня свои свечи, чтобы не погасил их ветер, и шли каждый из них восвояси. И от того святого света зажигают лампады в своих церквах и пение вечернее кончают у себя дома. А в великой церкви у Гроба Господня сами попы одни без людей кончают вечернее пение. Тогда и мы с игуменом и с братиею пошли в свой монастырь, неся горящие свечи, и там окончили вечернее пение, и пошли в свои кельи, хваля Бога, давшего нам, недостойным, видеть эту благодать Божию.
И на утрене в Святое воскресенье, отпев заутреню, и после целования с игуменом и с братиею, по отпущении, бывшем в час дня, взяв крест, игумен и вся братия, пошли мы к Гробу Господню, поя этот кондак: «Хотя и в гроб сошел, бессмертный!» И войдя в Святой Гроб животворящий, поцеловали Святой Гроб Господен с любовью и со слезами теплыми и насладились тут благоуханным ароматом тем Святого Духа пришествия; а лампады те еще горели светло и чудесно. Три ведь те лампады зажглись тогда, как сказали нам эконом и ключник Гроба Господня. К игумену обращаясь, говорили они оба: «Внизу стоящие на Гробе Господнем, те три лампады загорелись». А иных пять лампад висит над Гробом; но они горели тогда, хотя свет их и был иным, не таким, какой у тех трех лампад, необычно и чудесно светящихся.
А потом мы вышли из Гроба восточными дверьми и, войдя в великий алтарь, сотворили там целование с православными, и, по отпущении, игумен и братия, вышли мы из церкви Святого Воскресения, и пошли в свой монастырь, и там отдохнули до литургии.
И через три дня после Воскресения Господня, по литургии, пошли мы к ключнику Гроба Господня, и я сказал ему: «Я хотел бы взять свою лампаду». Он же с любовью принял меня, ввел в Гроб одного только. И войдя в Гроб, я увидел свою лампаду, стоящую на Святом Гробе и еще горящую светом тем святым. И я поклонился тому Святому Гробу и облобызал с любовью и слезами то святое место, где лежало пречистое тело Господа нашего Иисуса Христа. И тогда я сам измерил Гроб в длину, ширину и высоту, каков он; при людях ведь невозможно измерить его никому. И я почтил Гроб Господен по силе моей, как мог, и тому ключнику подал кое-что немногое, а также худое благословение свое. Он же, видя мою любовь ко Гробу Господню, отодвинул тогда дощечку, находящуюся в головах Гроба Господня Святого, и отделил мне от того святого камня небольшое благословение, запретив мне с клятвой кому-либо говорить об этом в Иерусалиме. Я же поклонился Гробу Господню и ключнику и, взяв лампаду свою с маслом святым, вышел из Гроба Святого с радостью великою, обогатясь благодатью Божиею, неся в руке моей дар святого места и знамение Святого Гроба Господня, и шел, радуясь, как некое сокровище богатства неся. Шел в келью свою, радуясь великой радостью.
И Бог тому свидетель, и Святой Гроб Господен, что, находясь во всех местах святых, я не забыл имен князей русских, и княгинь, и детей их, епископов, игуменов и бояр, и детей моих духовных; и всех христиан никогда не забывал; но во всех святых местах поминал. В первую очередь я кланялся за князей за всех, а потом о своих грехах молился. И за то хвалю благого Бога, что сподобил меня, худого, имена князей русских написать в лавре Святого Саввы; и ныне поминаются имена их в ектенье, с женами и с детьми их. Вот имена их: Михаил-Святополк, Василий-Владимир, Давид Святославич, Михаил-Олег, Панкратий Святославич, Глеб Минский. Только их имена я и помнил, их и вписал. Помимо всех князей русских, и о боярах я молился у Гроба Господня и во всех местах святых. И отпели мы литургии за князей русских и за всех христиан - всего пятьдесят литургий, а за усопших сорок литургий отпели.
Да будет же всем, читающим писание это с верою и с любовию, благословение от Бога, и от Святого Гроба Господня, и от всех мест этих святых: примут они награду от Бога наравне с ходившими по местам этим святым. Блаженны, увидев, поверившие, втройне же блаженны, не видя, верующие. Веруя, пришел ведь Авраам в Землю обетованную. Поистине ведь вера равна добрым делам.
Бога ради, братья и господа мои, не попрекните меня за скудоумие мое и грубость мою. Да не поругано будет писание это ради меня, и Гроба Господня, и ради святых этих мест. Кто с любовью прочтет, да примет награду от Бога Спаса нашего Иисуса Христа. И Бог мира со всеми вами вовеки - Аминь.»
Девять веков назад, предположительно, около 1107 года один русский паломник был свидетелем этого чуда и описал его в своём "Житье и хожении Даниила, Русьскыя земли игумена". О личности самого автора почти ничего не известно. Предположительно, он был пострижен в монахи в Киево-Печерской Лавре, и, впоследствии, стал настоятелем одного из монастырей Черниговского княжества.
Игумен Даниил жил в эпоху крестовых походов и разделения Церквей. Православные и католики осознали себя принадлежащими к совершенно разным Церквям далеко не сразу после событий 16-20 июля 1054 года, как это принято считать. Непреодолимый барьер между христианами возник только после 1204 года, когда опутанные долгами, гостившие в полной соблазнов Венеции, благородные рыцари - вожди Четвёртого крестового похода, получив деньги от 96-летнего слепца, дожа Энрико Дандоло, отправились по его велению не на защиту Гроба Господня в Святую Землю, а на разгром Константинополя и поругание его христианских святынь.
«Хожение Даниила» ценно не только как исторический памятник, но и как яркое литературное произведение. Оно многократно переписывалось - на сегодняшний день найдено более 150 рукописных копий. Текст игумена Даниила был образцом для авторов последующих русских «хожений». А для нас это произведение, в ряду других литературных шедевров средневековой Руси, является свидетельством того, что наша литература с самых первых своих шагов показала свою зрелость и самостоятельность. В сравнении с греческими описаниями паломничеств в Святую Землю того времени, которые, как правило, безличны и анонимны, первое русское «Хожение» - очень личное: игумен Даниил легко и свободно пишет от своего имени, открывает своё отношение к увиденному.
При чтении этого замечательного произведения средневекового русского писателя, проявляется множество параллелей бытия начала XII с бытием начала века XXI. Эта неразрывная связь дня сегодняшнего с далёким прошлым особенно отчётливо проявляется тогда, когда местом действия повествования становится Святой Град Иерусалим, где во всей полноте открывается смысл апостольского слова: «Одно то не должно быть сокрыто от вас, возлюбленные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» 2Пет.3:8.
В наши дни резко возросла актуальность вопроса взаимоотношений Церкви и государства. Мы не знаем, пускался ли в глубокие рассуждения на эту тему игумен Даниил - он просто молился за князей Русской Земли. Он записывает в поминальную книгу в Лавре св. Саввы имена нескольких русских князей. Вот они: Михаил-Святополк Изяславич, великий киевский князь (1093-1113 г.); Василий-Владимир Всеволодович Мономах, переяславский, затем (с 1113 по 1125г.) киевский великий князь; Давид Святославич, черниговский князь (ум. в 1123г.); Михаил-Олег Святославич, новгород-северский князь, дед Игоря, героя «Слова о полку Игореве» (ум. в 1115г.); Панкратий-Ярослав Святославич, муромский и рязанский князь (ум. в 1127г.); Глеб Всеславич, минский князь (ум. в 1119г.).
Примечательно, что в этом списке представлены княжества, располагавшиеся на территориях всех трёх современных восточно-славянских государств: России, Украины и Белоруссии. Но «злоба дня» состоит в том, что если кому-то придёт на ум перевести «Хожение» с церковнославянского на современный украинский, так что «Русьскыя земля» станет «украиньской» - это вряд ли кого-то удивит. Ведь уже перевели «Тараса Бульбу» так, что «русская душа», «русская сила», «русский характер» стали сугубо «козацкими».
Тема отношений Руси с Западом в начале XII века ещё не успела завоевать в русских умах то место, которое оно занимает сегодня. Варварский Запад только начинал высовывать нос из щелей своих «тёмных веков», знакомясь с культурами и цивилизациями Востока посредством крестовых походов. А у Руси в те времена культурным ориентиром была Византия. Ибо редко мывшиеся, в большинстве безграмотные рыцари-головорезы родом из городов, в которых мостить улицы стало принято не ранее чем через четыре века после Великого Новгорода и других русских городов, не годились на роли культуртрегеров.
Впрочем, у игумена Даниила сложились весьма тёплые отношения с главой Иерусалимского королевства. Балдуин I Иерусалимский (Baudouin I de Jérusalem), он же Балдуин де Булонь (Baudouin de Boulogne) был братом знаменитого Готфрида Бульонского (Godfried van Bouillon), который упоминался в учебниках истории для гимназий императорской России, вызывая веселье гимназистов, потешавшихся над забавно звучащим титулом достопочтенного графа. Титул этот к кулинарии отношения не имел, а означал владение графством Бульонским со столицей в городе Бульон, или Буйон (Bouillon), находящимся ныне на территории Бельгии. Графство это было, судя по всему, захудалым, поскольку доходов с него Готфриду не хватило даже на то, чтобы снарядить себя в поход на Святую Землю, и доблестному франкскому рыцарю не оставалось ничего иного, как заложить своё владение. О том, было ли заложено графство Булонь, где родились оба брата, и насколько славный город Булонь-сюр-Мер, расположенный на французском берегу пролива Ла-Манш, был богаче Буйона, история умалчивает.
Надо отметить, что в этом приморском городе продолжают появляться на свет знаменитые франки, однако, спустя девять веков место рыцарей Креста заняли рыцари Футбола. Один из них - полузащитник сборной Франции и мюнхенской «Баварии» Франк Рибери, отметившийся в памятном, феерическом матче 1 мая 2008 года на стадионе «Петровский» в Санкт-Петербурге, когда в полуфинале Кубка УЕФА «Зенит» разгромил «Баварию» со счётом 4:0. Спросите - с чего это вдруг перешли с религии на футбол? А всё дело в том, что наш знакомец Франк в своё время женился на мусульманке, принял ислам, и по паспорту он уже не просто Франк Рибери, а Франк Биляль Рибери.
Французская мода - вещь капризная и переменчивая. Французы не перестают удивлять мир в моделировании одежды, в кулинарии, в искусстве, в политике, но не менее удивительны метаморфозы французской религиозности. В VIII веке франки в битве при Пуатье остановили исламскую экспансию в Европу, в XI-XIII веках они составляли ядро крестоносного воинства, в XVI веке побороли протестантский гугенотский соблазн… А в конце XVIII публично сожгли мощи небесной покровительницы Парижа - св. Женевьевы, осквернили Нотр-Дам-де-Пари и собор Сен-Дени, провозгласив культ Разума. И, наконец, последний писк французской религиозной моды велит Разуму потесниться на подиуме в пользу Ислама…
Всё же загадочна по-своему французская душа… А игумена Даниила не очень-то волновали загадки такого рода. Он по достоинству оценил радушие и любезность короля Балдуина, отметил, что во «фряжской лампаде» Благодатный Огонь не зажёгся… Для него «великой радостью» стала возможность поставить кадило на Святом Гробе «от всей Русской земли».
Ниже размещён фрагмент «Хожения» с описанием Великой Субботы, а его полный текст можно прочитать здесь: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4934
«О СВЕТЕ НЕБЕСНОМ: КАК СХОДИТ КО ГРОБУ ГОСПОДНЮ
А это - о свете святом: как сходит ко гробу Господню. Это мне Господь дал видеть, худому и недостойному рабу. И видел очами своими грешными поистине, как сходит святой свет ко Гробу животворящему Господа нашего Иисуса Христа. Многие ведь странники неправду говорят о схождении света святого: ведь один говорит, что Святой Дух голубем сходит ко Гробу Господню, а другие говорят: молния сходит с небес, и там зажигаются лампады над Гробом Господним. И то ложь и неправда, ибо ничего не видно тогда - ни голубя, ни молнии. Но так, невидимо, сходит с небес благодатию Божиею и зажигает лампады в Гробе Господнем. Да и о том скажу, как видел, поистине.
В Великую пятницу после вечерни протирают Гроб Господен, и вымывают лампады те все, и вливают масла чистого без воды - одного только масла того. И, воткнув светильники в оловцы, не зажигают светильников тех, но так оставляют лампады те незажженными. И запечатывают Гроб в два часа ночи. И тогда гасят все лампады и свечи по всем церквам в Иерусалиме.
В.Г.Шварц. «Игумен Даниил перед Балдуином I»
Тогда я, дурной и недостойный, в ту пятницу в час дня, пошел ко князю тому Балдуину и поклонился ему до земли. Он же, видя меня, дурного, подозвал меня к себе с любовью и сказал мне: «Чего хочешь, русский игумен?» Он меня хорошо узнал и полюбил меня очень, поскольку муж он добродетельный, и смиренный весьма, и ничуть не гордый. Я же сказал ему: «Князь мой, господин мой! Молю тебя Бога ради и князей ради русских: повели мне, чтобы и я поставил свою лампаду на Гробе Святом от всей Русской земли!» Тогда он серьезно и с любовью повелел мне поставить лампаду на Гроб Господен, и послал со мной мужа, своего лучшего слугу, к эконому церкви Святого Воскресения и к тому, кто держит ключ от Гроба. И повелели мне эконом и ключник Святого Гроба, чтобы я принес лампаду свою с маслом. Я же, поклонившись им, пошел с радостью великой и купил лампаду стеклянную, очень большую, и, налив полную масла чистого, принес ко Гробу Господню, когда уже наступил вечер. Упросил я ключника того, одного тогда внутри Гроба бывшего, и кое-что обещал ему, и он открыл мне двери святые, велел мне снять сапоги, и так босого ввел меня одного в святой Гроб Господен с лампадой, которую я нес с собой, и повелел мне самому поставить лампаду на Гроб Господен. И я ее поставил своими руками грешными в ногах - где лежали пречистые ноги Господа нашего Иисуса Христа. Ибо в головах стояла лампада греческая, на груди же поставлена была лампада святого Саввы и всех монастырей. Ведь такой здесь обычай: каждый год ставят греческую лампаду и святого Саввы. И благодатию Божиею те три лампады загорелись тогда; а фряжская лампада повешена была сверху, а из тех ни одна не загорелась.
Я же тогда, поставив лампаду на Гробе Святом, и поклонившись честному Гробу тому, и облобызав с любовью и со слезами место то святое, где лежало тело Господа нашего Иисуса Христа, вышел из Гроба Святого с радостью великою и пошел в свою келью.
Назавтра же, в Великую субботу в шестой час дня собираются все люди перед церковью Святого Воскресения - бесчисленное множество народа, жители той земли и пришельцы из всех стран: и из Вавилона, и из Египта, и со всех концов земли. Собирается там в тот день несказанное множество. И наполняются людьми все те места около церкви и около Распятия Христова; и великая теснота и давка жестокая среди людей там бывает, так что многие люди тогда задыхаются от тесноты народа бесчисленного. И те люди все стоят со свечами незажженными и ждут открытия церковных дверей. Внутри же церкви тогда одни только попы находятся. И ждут попы и все люди, пока придет князь с дружиной; и тогда бывает открытие дверей церковных, и входят люди в церковь в тесноте великой и в давке, и наполняют церковь ту и хоры. Всюду делается полно, ибо не могут поместиться все люди в ту церковь, но остается очень много людей вне церкви около Голгофы и около Крайнева места, и вплоть до того места, где были найдены кресты, и все то делается полно бесчисленно многим множеством людей. И те люди все в церкви и вне церкви ничего другого не говорят, только: «Господи, помилуй!» взывают неослабно и кричат громко, так что гудит и гремит все то место от вопля тех людей. И тут ручьями проливаются слезы у верных людей. Даже с каменным сердцем человек может тогда прослезиться. Ибо каждый заглядывает тогда в себя, и вспоминает свои грехи, и говорит каждый в себе: «Неужели из-за моих грехов не сойдет святой свет?» И так стоят все верные люди в слезах с сокрушенным сердцем. И сам тот князь Балдуин стоит со страхом и смирением великим, и ручьи чудесно текут из очей его. Также и дружина его стоит около него напротив Гроба, вблизи алтаря большого; и все они стоят со смирением.
И когда наступил седьмой час дня субботнего, тогда пошел князь Балдуин ко Гробу Господню с дружиной своею из дома своего; пешком ведь все пошли. И послал князь в метох Святого Саввы, и позвал игумена того Святого Саввы с чернецами его. И пошел игумен с братией ко Гробу Господню, и я, худой, тут же пошел с игуменом тем и с братиею. И подошли мы к князю тому, и поклонились ему все. Тогда и он поклонился игумену и всей братии, и повелел игумену Святого Саввы и мне, худому, пойти рядом с ним, и иным игуменам и чернецам всем повелел перед собой пойти, а дружине своей повелел сзади пойти.
И пришли мы к церкви Воскресения Христова, к западным дверям. И вот множество людей закрыло собой двери церкви, и не смогли мы тогда войти в церковь. Тогда князь Балдуин отдал приказ воинам, и они силой разогнали людей и сделали как бы улицу до самого Гроба, и тогда мы смогли пройти между людьми прямо до Гроба. И подошли к восточным дверям Святого Гроба Господня, и князь за нами подошел и стал на месте своем с правой стороны у преграды великого алтаря против восточных дверей и дверей Гроба, ибо тут место княжее, построенное высоко.
И повелел князь игумену Святого Саввы стать над гробом со своими чернецами и с православными попами. Меня же, дурного, приказал поставить высоко над самыми дверьми Гроба против великого алтаря, чтобы мне возможно было заглядывать в двери Гроба. Двери же Гроба все три запечатаны были, и запечатаны царскою печатью. Латинские же попы в великом алтаре стояли. И когда наступил восьмой час дня, начали вечерню петь на Гробе вверху попы православные, и черноризцы, и все духовные мужи; и пустынники многие тут были; латиняне же в великом алтаре начали верещать по-своему. И так пели они все, а я тут стоял, прилежно глядя на двери Гроба. И когда начали читать паремии той Великой субботы, во время первой паремии вышел епископ с дьяконом из великого алтаря, подошел к дверям Гроба, и заглянул в Гроб сквозь крестец дверей тех, и не увидел света в Гробе, и возвратился на место. И когда начали читать шестую паремию, тот же епископ подошел к дверям Гроба и опять ничего не увидел. И тогда все люди возопили со слезами «Кирие, елейсон!», что значит «Господи, помилуй!» И когда минул девятый час и начали петь проходную песнь «Господу поем», тогда внезапно пришла небольшая туча с востока и стала над непокрытым верхом той церкви, и пошел дождь небольшой над Гробом Святым, и смочил нас хорошо, стоящих на Гробе. И тогда внезапно воссиял свет святой в Гробе святом: вышло блистание страшное и светлое из Гроба Господня Святого. И подойдя, епископ с четырьмя дьяконами открыл двери Гроба, и взял свечу у князя того, у Балдуина, и с нею вошел в Гроб, и первым делом зажег свечу князя от того святого света. Вынеся же из Гроба ту свечу, дал самому князю тому в его руки. И стал князь на месте своем, держа свечу с великой радостью. И от него мы все зажгли свои свечи, а от наших свечей все люди зажгли свои свечи по всей церкви, друг от друга зажигая свечи.
Свет же святой не так, как огонь земной, но чудесно, иначе светится, необычно; и пламя его красно, как киноварь; и совершенно несказанно светится.
И так все люди стоят со свечами горящими, и вопиют громогласно все люди «Господи, помилуй!» с радостью великою и веселием. Такая радость не может быть у человека в другом случае, какая радость бывает тогда у всякого христианина, видевшего свет Божий святой. А кто не испытал той радости в тот день, не верит говорящим о всем том виденном. Однако мудрые и верные люди охотно верят и с радостью слушают рассказ об этом истинном событии и об этих святых местах. Верный в малом и во многом верен, а злому человеку, неверному, истинное представляется кривым. Мне же, дурному, Бог свидетель, и святой Гроб Господен, и все спутники, русские сыны, случившиеся тогда в тот день там, новгородцы и киевляне: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович Кашкича и другие многие, которые знают обо мне, дурном, и об этом рассказе. Но возвратимся к прерванному повествованию.
Когда же свет воссиял в Святом Гробе, тогда пение прекратилось, и все воскликнули: «Кирие, елейсон!», и пошли из церкви с горящими свечами и с радостью великою, храня свои свечи, чтобы не погасил их ветер, и шли каждый из них восвояси. И от того святого света зажигают лампады в своих церквах и пение вечернее кончают у себя дома. А в великой церкви у Гроба Господня сами попы одни без людей кончают вечернее пение. Тогда и мы с игуменом и с братиею пошли в свой монастырь, неся горящие свечи, и там окончили вечернее пение, и пошли в свои кельи, хваля Бога, давшего нам, недостойным, видеть эту благодать Божию.
И на утрене в Святое воскресенье, отпев заутреню, и после целования с игуменом и с братиею, по отпущении, бывшем в час дня, взяв крест, игумен и вся братия, пошли мы к Гробу Господню, поя этот кондак: «Хотя и в гроб сошел, бессмертный!» И войдя в Святой Гроб животворящий, поцеловали Святой Гроб Господен с любовью и со слезами теплыми и насладились тут благоуханным ароматом тем Святого Духа пришествия; а лампады те еще горели светло и чудесно. Три ведь те лампады зажглись тогда, как сказали нам эконом и ключник Гроба Господня. К игумену обращаясь, говорили они оба: «Внизу стоящие на Гробе Господнем, те три лампады загорелись». А иных пять лампад висит над Гробом; но они горели тогда, хотя свет их и был иным, не таким, какой у тех трех лампад, необычно и чудесно светящихся.
А потом мы вышли из Гроба восточными дверьми и, войдя в великий алтарь, сотворили там целование с православными, и, по отпущении, игумен и братия, вышли мы из церкви Святого Воскресения, и пошли в свой монастырь, и там отдохнули до литургии.
И через три дня после Воскресения Господня, по литургии, пошли мы к ключнику Гроба Господня, и я сказал ему: «Я хотел бы взять свою лампаду». Он же с любовью принял меня, ввел в Гроб одного только. И войдя в Гроб, я увидел свою лампаду, стоящую на Святом Гробе и еще горящую светом тем святым. И я поклонился тому Святому Гробу и облобызал с любовью и слезами то святое место, где лежало пречистое тело Господа нашего Иисуса Христа. И тогда я сам измерил Гроб в длину, ширину и высоту, каков он; при людях ведь невозможно измерить его никому. И я почтил Гроб Господен по силе моей, как мог, и тому ключнику подал кое-что немногое, а также худое благословение свое. Он же, видя мою любовь ко Гробу Господню, отодвинул тогда дощечку, находящуюся в головах Гроба Господня Святого, и отделил мне от того святого камня небольшое благословение, запретив мне с клятвой кому-либо говорить об этом в Иерусалиме. Я же поклонился Гробу Господню и ключнику и, взяв лампаду свою с маслом святым, вышел из Гроба Святого с радостью великою, обогатясь благодатью Божиею, неся в руке моей дар святого места и знамение Святого Гроба Господня, и шел, радуясь, как некое сокровище богатства неся. Шел в келью свою, радуясь великой радостью.
И Бог тому свидетель, и Святой Гроб Господен, что, находясь во всех местах святых, я не забыл имен князей русских, и княгинь, и детей их, епископов, игуменов и бояр, и детей моих духовных; и всех христиан никогда не забывал; но во всех святых местах поминал. В первую очередь я кланялся за князей за всех, а потом о своих грехах молился. И за то хвалю благого Бога, что сподобил меня, худого, имена князей русских написать в лавре Святого Саввы; и ныне поминаются имена их в ектенье, с женами и с детьми их. Вот имена их: Михаил-Святополк, Василий-Владимир, Давид Святославич, Михаил-Олег, Панкратий Святославич, Глеб Минский. Только их имена я и помнил, их и вписал. Помимо всех князей русских, и о боярах я молился у Гроба Господня и во всех местах святых. И отпели мы литургии за князей русских и за всех христиан - всего пятьдесят литургий, а за усопших сорок литургий отпели.
Да будет же всем, читающим писание это с верою и с любовию, благословение от Бога, и от Святого Гроба Господня, и от всех мест этих святых: примут они награду от Бога наравне с ходившими по местам этим святым. Блаженны, увидев, поверившие, втройне же блаженны, не видя, верующие. Веруя, пришел ведь Авраам в Землю обетованную. Поистине ведь вера равна добрым делам.
Бога ради, братья и господа мои, не попрекните меня за скудоумие мое и грубость мою. Да не поругано будет писание это ради меня, и Гроба Господня, и ради святых этих мест. Кто с любовью прочтет, да примет награду от Бога Спаса нашего Иисуса Христа. И Бог мира со всеми вами вовеки - Аминь.»