Жизнь - смерть - жизнь (Дюрренматт. "Метеор")
* "Иностранная литература" 1966 №7, С. 268-270.
Friedrich Dürrenmatt. Der Meteor. Eine Komödie in zwei Akten. Zürich, Arche-Verlag, 1966.
Вышла в свет новая комедия Фридриха Дюрренматта «Метеор». По существу, это первая пьеса Дюрренматта после «Физиков» (комедия «Геркулес и Авгиевы конюшни» была переработкой написанной раньше радиопьесы). 20 января 1966 года состоялась премьера «Метеора» в Цюрихе, и сразу начались споры о смысле произведения, не прекращающиеся до сих пор.
Дюрренматт написал комедию об умирающем человеке. На протяжении двух актов все на сцене заняты исключительно смертью. Налицо ее традиционные аксессуары: широкий одр и венки с траурными лентами, свечи и полумрак, правда, иногда вдруг сменяющийся ярким солнечным светом. Поочередно появляются доктор и священник. Потом поют религиозные гимны и произносят надгробные речи. Вся эта суматоха происходит вокруг знаменитого писателя Швиттера, лауреата Нобелевской премии, привлекающего теперь всеобщее внимание уже не только благодаря своим заслугам, а в силу своего особого положения он умирает.
Как это и раньше не раз бывало в творчестве Дюрренматта, писатель обратился к ситуации, которая только что непосредственно перед ним привлекала внимание других драматургов. В 1963 году Ионеско написал пьесу «Король умирает». В многочисленных вариантах своих парабол Беккет трактовал жизнь как постепенное умирание. Для обоих авторов главным был ужас человека перед неотвратимой смертью.
Главный герой в пьесе Дюрренматта тоже, казалось бы, демонстрирует ужас разнообразных предсмертных мук. Он хрипит, задыхается, мечется, затихает. Но в то же время ему постоянно свойственно одно совсем не предсмертное качество неиссякаемая энергия, бурный темперамент. В первой сцене Швиттер с двумя тяжелыми чемоданами в руках, с карманами, переполненными рукописями, появляется в высокой мансарде художника, чтобы, выгнав хозяев, умереть как ему хочется именно здесь, в комнате, где прошли его молодые годы. Дальше он постоянно занят тем, чтобы «организовать», как ему нравится, свою смерть. Он тушит или вновь зажигает свечи, поворачивает к стене или вновь возвращает в прежнее положение этюды хозяина, отдергивает и вновь задергивает занавески.
Следить за этим хлопотливым устраиванием интересно. То Швиттер в сердцах никак не умирается! со всего маху садится в кресло, то снова ложится на кровать, ложится (как следует из ремарок) всё время по-разному опускаясь спокойно-торжественно или обессиленно, без всякого удовольствия. Попутно знаменитый писатель агрессивно встречает всех, кто появляется в комнате. И странно: здоровые люди бледнеют и гаснут под его натиском. Несколько раз дело кончается для них совсем плохо: умирает, жалобно сетуя на жизненную усталость, совсем ослабевший священник; кончается в кресле, поговорив с умирающим, теща Швиттера; художника хозяина комнаты просто спускают с лестницы, и он ломает себе шею.
Три последних вздоха, три трупа (впрочем, как замечают критики, смерть всегда легко всходила на подмостки народного балаганного театра, с которым, несомненно, связана эта пьеса Дюрренматта). И только сам Швиттер всё еще жив (хотелось бы сказать очень жив: перед нами необычная степень этого качества).
Происшествия, описанные выше, достаточно необычны. Однако скоро обнаруживается, что Дюрренматт предлагает нам еще более невероятную ситуацию: на самом деле, утверждает он, Швиттер несколько раз умирает. Это констатирует врач, в этом не сомневаются окружающие. Уже в начале пьесы Швиттер появляется, воскреснув из мертвых (сам он, впрочем, думает, что просто как следует не умер); во втором акте в достоверности его смерти могут убедиться сами зрители целую сцену над мертвым Швиттером произносятся речи, пока он не поднимается вдруг опять. «Когда же я наконец сдохну!» этими словами кончается пьеса.
Трудная пьеса таково почти единогласное мнение швейцарской критики о «Метеоре». Трудная, хотя и очень интересная для сценического воплощения. Трудная для истолкования. Почти все комментаторы цюрихского спектакля отказываются назвать главную идею пьесы, говоря о множестве возможных вариантов. Только церковная пресса однозначна в своей оценке этого «богохульного» произведения.
Сам Дюрренматт, как всегда, настаивает, что смысл произведения нельзя свести к тезису он растворен во всей пьесе в целом со всеми ее деталями и нюансами.
Попытаемся выделить в пьесе то, что, по-видимому, наиболее важно для ее понимания.
Дюрренматт создал убедительный образ главного героя. Его, в общем, не очень обычное поведение естественно мотивировано. Швиттер прожил долгую жизнь, принесшую ему славу, а вместе и зависимость от этой славы, необходимость писать соответственно ожиданиям, ложь, искусственность. Болезнь и страдания кажутся ему (об этом в пьесе Дюрренматта говорится весьма скупо) горьким возвращением к естественности. В дальнейшем автор не разъясняет нам выводы своего героя. Он просто развертывает гротескно-невероятную ситуацию и предлагает поразмыслить над ее значением. Придя в мастерскую художника, Швиттер с наслаждением жжет свои рукописи. Он возвращается к исходной точке мансарде своей молодости и хочет умереть, «умереть без позы и литературы». Ни одно из появляющихся здесь лиц не интересно Швиттеру: ему безразличны идеи священника, корысть сына, карьера врача. Умирающий легко разбивает несостоятельные иллюзии, за которые держится каждый, кто попадается ему под руку в этот его «последний час». Как метеор, разрушает Швиттер судьбы людей, соприкоснувшихся с ним теперь. Сам он хочет, чтобы совершился вполне натуральный акт пришла его смерть, и рад только двум людям красивой жене художника, которую он заманивает в постель, выставив за дверь мужа, и прислуге из общественной уборной, живущей своим «естественным» ремеслом. Но смерть так и не приходит. Больше того, шумя и ругаясь, Швиттер наливается всё большей и большей силой. Покончив все счеты с жизнью, он явно здоровеет, это вынужден признать даже доктор.
На общественном обсуждении «Метеора» в Цюрихе, состоявшемся в феврале, Дюрренматт зачитал «20 тезисов» к пьесе. В смерти он предлагал увидеть то, что позволяет наконец человеку остаться одному, вырваться из паутины ненужных и лживых связей. Смерть трактуется в пьесе как бунт, как полное истинного жизнелюбия стремление к естественности и свободе. Однако смерть есть смерть. Даже и тогда, когда к ней стремится герой комедии, это не такая уж светлая цель. Воскрешение толкуется Дюрренматтом не как возвращение к жизни, а как затянувшееся состояние той горькой свободы, которую обретает человек перед лицом смерти. Как новый Лазарь, Швиттер перманентно воскресает из мертвых. Воскрешение в пьесе это озорное нарушение общепринятого, воспринимающегося как закон. «Воскрешение, пишет Дюрренматт в своих тезисах, это чудо… Чудо может быть двоякого рода: для верующих это доказательство существования бога, для неверующих это неизвестное явление природы, галлюцинация, обман и тому подобное, то есть, иначе говоря: скандал». Знаменитый писатель и Нобелевский лауреат (образ, в котором многое напоминает раздражительность и злость самого Дюрренматта) выбрался наконец из заколдованного круговращения осточертевшей ему жизни. Выбрался, но для чего? Новая пьеса Дюрренматта по существу посвящена чудовищному, противоестественному и в то же время оправданному безвыходностью отношению героя к смерти, как посвящена она и противоестественному устройству жизни, порождающему к себе такое активное отвращение.
Центральной в пьесе, безусловно, является сцена долгой беседы Швиттера с уборщицей из общественного клозета. Полный глубокого интереса и уважения к трезвости ее взгляда на жизнь. Швиттер признает ее нравственное и человеческое превосходство над собой. Эта сцена художественно несколько выпадает из общего строя пьесы. В ней много серьезных, прямо высказанных идей, не растворенных, как к тому привык зритель Дюрренматта, в блестящих и парадоксальных комических эффектах. Парадоксальности сопоставления уборщица и знаменитый писатель далеко не хватает, чтобы сохранить впечатление комической ситуации на протяжении всей этой длинной (не случайно длинной!) и очень серьезной сцены. Но, может быть, это «выпадение» из привычной Дюрренматту манеры не стоит расценивать только как художественный промах? Драматург много и упорно говорил применительно ко всем своим пьесам о нежелании декларативно высказывать какие бы то ни было идеи. В последней пьесе Дюрренматта подспудная серьезность и трагизм уже не всегда могут существовать, однако, в сфере комического иносказания.
В разговоре Швиттера с уборщицей смысл пьесы выбивается на поверхность. Серьезные мысли начинают требовать серьезного выражения. Эта истина, до сих пор не признанная драматургом, поневоле приходит в голову при чтении его пьесы.
Пьеса, возможно, будет подвергаться дальнейшей переработке (неслучайно еще до премьеры Дюрренматт неоднократно забирал свой текст из театра). Однако и сейчас можно считать эту, пожалуй, самую личную и одну из самых серьезных комедий Дюрренматта интересным и знаменательным шагом в его развитии. ■
Н. Павлова
OCR: fir-vst, 2015
Friedrich Dürrenmatt. Der Meteor. Eine Komödie in zwei Akten. Zürich, Arche-Verlag, 1966.
Вышла в свет новая комедия Фридриха Дюрренматта «Метеор». По существу, это первая пьеса Дюрренматта после «Физиков» (комедия «Геркулес и Авгиевы конюшни» была переработкой написанной раньше радиопьесы). 20 января 1966 года состоялась премьера «Метеора» в Цюрихе, и сразу начались споры о смысле произведения, не прекращающиеся до сих пор.
Дюрренматт написал комедию об умирающем человеке. На протяжении двух актов все на сцене заняты исключительно смертью. Налицо ее традиционные аксессуары: широкий одр и венки с траурными лентами, свечи и полумрак, правда, иногда вдруг сменяющийся ярким солнечным светом. Поочередно появляются доктор и священник. Потом поют религиозные гимны и произносят надгробные речи. Вся эта суматоха происходит вокруг знаменитого писателя Швиттера, лауреата Нобелевской премии, привлекающего теперь всеобщее внимание уже не только благодаря своим заслугам, а в силу своего особого положения он умирает.
Как это и раньше не раз бывало в творчестве Дюрренматта, писатель обратился к ситуации, которая только что непосредственно перед ним привлекала внимание других драматургов. В 1963 году Ионеско написал пьесу «Король умирает». В многочисленных вариантах своих парабол Беккет трактовал жизнь как постепенное умирание. Для обоих авторов главным был ужас человека перед неотвратимой смертью.
Главный герой в пьесе Дюрренматта тоже, казалось бы, демонстрирует ужас разнообразных предсмертных мук. Он хрипит, задыхается, мечется, затихает. Но в то же время ему постоянно свойственно одно совсем не предсмертное качество неиссякаемая энергия, бурный темперамент. В первой сцене Швиттер с двумя тяжелыми чемоданами в руках, с карманами, переполненными рукописями, появляется в высокой мансарде художника, чтобы, выгнав хозяев, умереть как ему хочется именно здесь, в комнате, где прошли его молодые годы. Дальше он постоянно занят тем, чтобы «организовать», как ему нравится, свою смерть. Он тушит или вновь зажигает свечи, поворачивает к стене или вновь возвращает в прежнее положение этюды хозяина, отдергивает и вновь задергивает занавески.
Следить за этим хлопотливым устраиванием интересно. То Швиттер в сердцах никак не умирается! со всего маху садится в кресло, то снова ложится на кровать, ложится (как следует из ремарок) всё время по-разному опускаясь спокойно-торжественно или обессиленно, без всякого удовольствия. Попутно знаменитый писатель агрессивно встречает всех, кто появляется в комнате. И странно: здоровые люди бледнеют и гаснут под его натиском. Несколько раз дело кончается для них совсем плохо: умирает, жалобно сетуя на жизненную усталость, совсем ослабевший священник; кончается в кресле, поговорив с умирающим, теща Швиттера; художника хозяина комнаты просто спускают с лестницы, и он ломает себе шею.
Три последних вздоха, три трупа (впрочем, как замечают критики, смерть всегда легко всходила на подмостки народного балаганного театра, с которым, несомненно, связана эта пьеса Дюрренматта). И только сам Швиттер всё еще жив (хотелось бы сказать очень жив: перед нами необычная степень этого качества).
Происшествия, описанные выше, достаточно необычны. Однако скоро обнаруживается, что Дюрренматт предлагает нам еще более невероятную ситуацию: на самом деле, утверждает он, Швиттер несколько раз умирает. Это констатирует врач, в этом не сомневаются окружающие. Уже в начале пьесы Швиттер появляется, воскреснув из мертвых (сам он, впрочем, думает, что просто как следует не умер); во втором акте в достоверности его смерти могут убедиться сами зрители целую сцену над мертвым Швиттером произносятся речи, пока он не поднимается вдруг опять. «Когда же я наконец сдохну!» этими словами кончается пьеса.
Трудная пьеса таково почти единогласное мнение швейцарской критики о «Метеоре». Трудная, хотя и очень интересная для сценического воплощения. Трудная для истолкования. Почти все комментаторы цюрихского спектакля отказываются назвать главную идею пьесы, говоря о множестве возможных вариантов. Только церковная пресса однозначна в своей оценке этого «богохульного» произведения.
Сам Дюрренматт, как всегда, настаивает, что смысл произведения нельзя свести к тезису он растворен во всей пьесе в целом со всеми ее деталями и нюансами.
Попытаемся выделить в пьесе то, что, по-видимому, наиболее важно для ее понимания.
Дюрренматт создал убедительный образ главного героя. Его, в общем, не очень обычное поведение естественно мотивировано. Швиттер прожил долгую жизнь, принесшую ему славу, а вместе и зависимость от этой славы, необходимость писать соответственно ожиданиям, ложь, искусственность. Болезнь и страдания кажутся ему (об этом в пьесе Дюрренматта говорится весьма скупо) горьким возвращением к естественности. В дальнейшем автор не разъясняет нам выводы своего героя. Он просто развертывает гротескно-невероятную ситуацию и предлагает поразмыслить над ее значением. Придя в мастерскую художника, Швиттер с наслаждением жжет свои рукописи. Он возвращается к исходной точке мансарде своей молодости и хочет умереть, «умереть без позы и литературы». Ни одно из появляющихся здесь лиц не интересно Швиттеру: ему безразличны идеи священника, корысть сына, карьера врача. Умирающий легко разбивает несостоятельные иллюзии, за которые держится каждый, кто попадается ему под руку в этот его «последний час». Как метеор, разрушает Швиттер судьбы людей, соприкоснувшихся с ним теперь. Сам он хочет, чтобы совершился вполне натуральный акт пришла его смерть, и рад только двум людям красивой жене художника, которую он заманивает в постель, выставив за дверь мужа, и прислуге из общественной уборной, живущей своим «естественным» ремеслом. Но смерть так и не приходит. Больше того, шумя и ругаясь, Швиттер наливается всё большей и большей силой. Покончив все счеты с жизнью, он явно здоровеет, это вынужден признать даже доктор.
На общественном обсуждении «Метеора» в Цюрихе, состоявшемся в феврале, Дюрренматт зачитал «20 тезисов» к пьесе. В смерти он предлагал увидеть то, что позволяет наконец человеку остаться одному, вырваться из паутины ненужных и лживых связей. Смерть трактуется в пьесе как бунт, как полное истинного жизнелюбия стремление к естественности и свободе. Однако смерть есть смерть. Даже и тогда, когда к ней стремится герой комедии, это не такая уж светлая цель. Воскрешение толкуется Дюрренматтом не как возвращение к жизни, а как затянувшееся состояние той горькой свободы, которую обретает человек перед лицом смерти. Как новый Лазарь, Швиттер перманентно воскресает из мертвых. Воскрешение в пьесе это озорное нарушение общепринятого, воспринимающегося как закон. «Воскрешение, пишет Дюрренматт в своих тезисах, это чудо… Чудо может быть двоякого рода: для верующих это доказательство существования бога, для неверующих это неизвестное явление природы, галлюцинация, обман и тому подобное, то есть, иначе говоря: скандал». Знаменитый писатель и Нобелевский лауреат (образ, в котором многое напоминает раздражительность и злость самого Дюрренматта) выбрался наконец из заколдованного круговращения осточертевшей ему жизни. Выбрался, но для чего? Новая пьеса Дюрренматта по существу посвящена чудовищному, противоестественному и в то же время оправданному безвыходностью отношению героя к смерти, как посвящена она и противоестественному устройству жизни, порождающему к себе такое активное отвращение.
Центральной в пьесе, безусловно, является сцена долгой беседы Швиттера с уборщицей из общественного клозета. Полный глубокого интереса и уважения к трезвости ее взгляда на жизнь. Швиттер признает ее нравственное и человеческое превосходство над собой. Эта сцена художественно несколько выпадает из общего строя пьесы. В ней много серьезных, прямо высказанных идей, не растворенных, как к тому привык зритель Дюрренматта, в блестящих и парадоксальных комических эффектах. Парадоксальности сопоставления уборщица и знаменитый писатель далеко не хватает, чтобы сохранить впечатление комической ситуации на протяжении всей этой длинной (не случайно длинной!) и очень серьезной сцены. Но, может быть, это «выпадение» из привычной Дюрренматту манеры не стоит расценивать только как художественный промах? Драматург много и упорно говорил применительно ко всем своим пьесам о нежелании декларативно высказывать какие бы то ни было идеи. В последней пьесе Дюрренматта подспудная серьезность и трагизм уже не всегда могут существовать, однако, в сфере комического иносказания.
В разговоре Швиттера с уборщицей смысл пьесы выбивается на поверхность. Серьезные мысли начинают требовать серьезного выражения. Эта истина, до сих пор не признанная драматургом, поневоле приходит в голову при чтении его пьесы.
Пьеса, возможно, будет подвергаться дальнейшей переработке (неслучайно еще до премьеры Дюрренматт неоднократно забирал свой текст из театра). Однако и сейчас можно считать эту, пожалуй, самую личную и одну из самых серьезных комедий Дюрренматта интересным и знаменательным шагом в его развитии. ■
Н. Павлова
OCR: fir-vst, 2015