Ode to a Nightingale
Слушать оперных певцов в опере это вовсе не то же самое, что слушать их в зале. В оперном зале между тобой и певцом - оркестровая яма, певцы на сцене в костюмах, в гриме; на сцене - декорации и мизансцены, и все это отвлекает и увлекает. А вот в зале, где только певец у рояля, можно близко рассмотреть как певец работает. Как собирается перед каждым номером, входит в роль, бережет дыхание перед высокими или очень низкими нотами, отдыхает, когда есть фортепьянный проигрыш и т.д. А также, на концерте даже очень большие звезды нередко общаются с залом, шутят и иногда удивляют.
Несколько лет назад мне повезло попасть на salon musicale, где в крошечном зале выступал великий бас Андреа Сильвестрелли. Я слышала, что многие певцы начинают свои концерты с произведений Россини: после этого уже все должно быть легче. Так и тут, Сильвестрелли начал прямо с La Calunnia. Сидя в трех метрах от него, я неожиданно близко увидела его глотку, и этот вид живо напомнил мне картину Магритта, где с дымом и свистом из камина вырывается локомотив. Спев несколько арий и романсов, Сильвестрелли заявил:
- "Это мое выступление, и я больше оперную музыку петь не хочу, а хочу делать то, что очень люблю".
Пошел за сцену и вернулся с аккордеоном! И потом уже весь вечер играл на аккордеоне, а также пел под собственный аккомпанемент неаполитанские песни с колоссальным и видимым удовольствием и к восторгу всех собравшихся.
А вот вчера мы ходили на сольный концерт другого великого певца - тенора Хуана Диего Флореса. Сначала все шло очень чинно, даже несколько старомодно. Флорес вышел на сцену не то, что во фрачной паре, а аж во фрачной тройке. Аккомпаниатор его, знаменитый и великолепный Винченцо Скалера, тоже был во фраке. Начали вовсе не с Россини, а с Каччини, с музыки чуть ли не 16го века. Старомодность заключалась в том, что между номерами Флорес уходил за сцену, не сразу выходил, каждый раз его встречали бурными овациями, каждую высокую ноту в конце тоже чуть ли не прерывали бурей оваций. Вообще говоря, оваций он заслуживал. Его голос до сих пор сохранил свой необыкновенно нежный тембр и поет он с безупречным вкусом, хотя местами, мне показалось, ему уже петь не так легко, как прежде.
Программа была построена хронологически и так мы все-таки ко второму отделению добрались к Россини, Доницетти и Верди, но ни одного шлягера нам Флорес не исполнил, кроме "Questa o quella". И он не стал там рвать ноты, а исполнил это как легкомысленную песенку, т.е. точно как Верди задумал.
Все, исполнили последний номер, овации, крики в зале, все повскакали, певец наш послал воздушные поцелуи и ушел со сцены. Не выходит долго. Я говорю мужу: Elvis has left the building.
А тут он как раз выходит... с гитарой в руках!
Нет, бабочку не сорвал и не кинул за рояль, как сделал однажды в Зальцбурге, но заметно расслабился, сел на стульчик прямо у края сцены, стал настраивать гитару и разговаривать с публикой; типа, я хочу песню спеть неаполитанскую, но забыл название. Ему кричат разные названия, но он: Нет, не то". Все смеются, он смеется, наконец настроил гитару, но петь стал вовсе не неаполитанские песни, а старые, но вечно популярные и любимые мексиканские песни, типа "Челито". На гитаре он играет виртуозно, просто не хуже Пепе Ромеро. А в зале, оказывается, было полно перуанцев. Пока мы пришли на концерт великого певца, они пришли на выступление их национального героя. Поэтому после каждой песни были крики "Вива Хуан Диего!" и "Вива Перу!". И поэтому многие из них тоже расслабились и даже стали подпевать. В общем, было очень весело и зажигательно. И, когда Хуан Диего исполнил "Голубку", где у него было такое пианиссимо, и он так долго держал ноты, что я вообще не поняла, когда же он дышит, был гром оваций и я решила, что все. Но было не все, а на бис он решил исполнить то, что каждый тенор хочет исполнить: Nessun dorma.
Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать: не его репертуар, не для его типа голоса и как это можно петь в конце такого огромного и сложного концерта? Публика, конечно, заревела от восторга, а Флорес нам всем указал, чтобы мы подпевали в том месте, где хор должен петь. Слов никто не знал, но все равно вышло очень хорошо. А он в конце взял все ноты, вот молодец!
Несколько лет назад мне повезло попасть на salon musicale, где в крошечном зале выступал великий бас Андреа Сильвестрелли. Я слышала, что многие певцы начинают свои концерты с произведений Россини: после этого уже все должно быть легче. Так и тут, Сильвестрелли начал прямо с La Calunnia. Сидя в трех метрах от него, я неожиданно близко увидела его глотку, и этот вид живо напомнил мне картину Магритта, где с дымом и свистом из камина вырывается локомотив. Спев несколько арий и романсов, Сильвестрелли заявил:
- "Это мое выступление, и я больше оперную музыку петь не хочу, а хочу делать то, что очень люблю".
Пошел за сцену и вернулся с аккордеоном! И потом уже весь вечер играл на аккордеоне, а также пел под собственный аккомпанемент неаполитанские песни с колоссальным и видимым удовольствием и к восторгу всех собравшихся.
А вот вчера мы ходили на сольный концерт другого великого певца - тенора Хуана Диего Флореса. Сначала все шло очень чинно, даже несколько старомодно. Флорес вышел на сцену не то, что во фрачной паре, а аж во фрачной тройке. Аккомпаниатор его, знаменитый и великолепный Винченцо Скалера, тоже был во фраке. Начали вовсе не с Россини, а с Каччини, с музыки чуть ли не 16го века. Старомодность заключалась в том, что между номерами Флорес уходил за сцену, не сразу выходил, каждый раз его встречали бурными овациями, каждую высокую ноту в конце тоже чуть ли не прерывали бурей оваций. Вообще говоря, оваций он заслуживал. Его голос до сих пор сохранил свой необыкновенно нежный тембр и поет он с безупречным вкусом, хотя местами, мне показалось, ему уже петь не так легко, как прежде.
Программа была построена хронологически и так мы все-таки ко второму отделению добрались к Россини, Доницетти и Верди, но ни одного шлягера нам Флорес не исполнил, кроме "Questa o quella". И он не стал там рвать ноты, а исполнил это как легкомысленную песенку, т.е. точно как Верди задумал.
Все, исполнили последний номер, овации, крики в зале, все повскакали, певец наш послал воздушные поцелуи и ушел со сцены. Не выходит долго. Я говорю мужу: Elvis has left the building.
А тут он как раз выходит... с гитарой в руках!
Нет, бабочку не сорвал и не кинул за рояль, как сделал однажды в Зальцбурге, но заметно расслабился, сел на стульчик прямо у края сцены, стал настраивать гитару и разговаривать с публикой; типа, я хочу песню спеть неаполитанскую, но забыл название. Ему кричат разные названия, но он: Нет, не то". Все смеются, он смеется, наконец настроил гитару, но петь стал вовсе не неаполитанские песни, а старые, но вечно популярные и любимые мексиканские песни, типа "Челито". На гитаре он играет виртуозно, просто не хуже Пепе Ромеро. А в зале, оказывается, было полно перуанцев. Пока мы пришли на концерт великого певца, они пришли на выступление их национального героя. Поэтому после каждой песни были крики "Вива Хуан Диего!" и "Вива Перу!". И поэтому многие из них тоже расслабились и даже стали подпевать. В общем, было очень весело и зажигательно. И, когда Хуан Диего исполнил "Голубку", где у него было такое пианиссимо, и он так долго держал ноты, что я вообще не поняла, когда же он дышит, был гром оваций и я решила, что все. Но было не все, а на бис он решил исполнить то, что каждый тенор хочет исполнить: Nessun dorma.
Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать: не его репертуар, не для его типа голоса и как это можно петь в конце такого огромного и сложного концерта? Публика, конечно, заревела от восторга, а Флорес нам всем указал, чтобы мы подпевали в том месте, где хор должен петь. Слов никто не знал, но все равно вышло очень хорошо. А он в конце взял все ноты, вот молодец!