Кэрол Пэйтман «Сексуальный договор» - Глава 3 «Договор, индивид и рабство» (часть 6)
Перевод: Эва Ковальская
Редакция: Светлана Куприн
Источник: Радфем цитатник
В третьих, аргумент Филмора также базируется на предположении, что в ответ на повиновение гражданский раб получает не только защиту и средства к существованию, но и «эквивалентный денежный доход», другими словами, заработную плату. Отличительной чертой свободного работника, является то, что он не получает протекции, он получает заработную плату, а не оплату натурой или бартером. В случае гражданского рабства, трудовой договор гарантирует пожизненное получение заработной платы, при этом возникает вопрос о статусе этой платы, имея в виду аргументы в пользу договорного рабства. В XVIII веке, в Британии, вопрос о статусе заработной платы был рассмотрен аболиционистами. Они утверждали что границу между рабом и свободным рабочим можно провести, ориентируясь на признак истинного обмена между работником и работодателем, то есть выплату рабочим зарплаты в обмен на их услуги. Контекст, в котором был поднят этот вопрос, ясно показывает, степень неопределенности различия между протекцией и заработной платой. Речь идет о положении шотландских углекопов и солеваров, которые были пожизненно привязаны к своей работе (и могли быть проданы владельцем шахты или соляного месторождения вместе с другими средствами производства; некоторые из них даже носили ошейники с именем владельца). Их рабство было упразднено в 1775 году (в результате судебного разбирательства, известного как дело «Найт против Уэддербёрна»)*, но видные аболиционисты утверждали, что углекопы отличались от рабов, потому что получали (относительно высокую) зарплату. Их пожизненное рабство объясняли промышленной необходимостью и спецификой отрасли. Дэвид Брион Дэвис комментирует, что «для аболиционистов… не рабское подчинение или отсутствие свободы передвижения противоречило природе. Это было, скорее, отсутствие каких-либо символов обмена, которые бы сделали работника ответственным, хотя бы теоретически, за собственную судьбу» [95].
Современный контракционизм основывается на утверждении, что «индивид» есть суверенный хозяин своей судьбы; только он имеет право распоряжаться собой как собственностью. Обменивая свою собственность в рамках договора о найме, индивид становится работником и получает зарплату. Но является ли зарплата, особенно если она гарантирована пожизненно, признаком свободы или подчинения, символом свободного труда или наемного рабства? Очень специфическая получается свобода, коль скоро ее примером может служить пожизненная зависимость. Легкость, с которой контракционисты превращают рабство в наемный труд, также поднимает вопрос о связях и аналогиях между рабством, гражданским рабством и другими договорами, включающими право собственности на собственную личность. Вопрос о взаимосвязи между договорами различных типов, чаще всего замалчивается, но в последнее время ему уделяют некоторое внимание в рамках диспута о патернализме. Филмор, например, провозглашает, что государственный запрет рабского договора - это «фундаментальное противоречие» современного либерального общества [96]. Философы столкнулись с трудностями в попытках найти действительно убедительную причину, почему закон не должен поддерживать рабский договор, или другими словами, почему первоначальный договор не может служить защитой для рабского договора.
Контракционизм - антитеза патернализму, но рабский договор представляет собой более сложную задачу для менее радикальных сторонников контракта. У большинства участников дебатов о патернализме нет претензий к другим контрактам, которые предлагают протекцию в обмен на повиновение, а потому им сложно предоставить приемлемое обоснование для исключения навязывания государством контракта, обеспечивающего максимальную степень протекции. Исключение договора о гражданском рабстве становится еще сложнее, если, как и в случае с брачным договором, он может быть расторгнут до истечения пожизненного срока. Для многих философов, нерасторжимость рабского контракта представляет значительную сложность; «проблема с договором о добровольном рабстве состоит в том, что не существует условия, позволяющего убедиться, что имеет место постоянное подтверждение [контракта рабом]» [97]. В ходе последнего исследования текущих дебатов о патернализме выяснилось, что единственной причиной для запрета нерасторжимого рабского договора является то, что люди могут передумать. Кроме того. утверждается, что единственная причина по которой расторжимый рабский договор не может быть признан приемлемым - то, что общество не заинтересовано в нем, а заинтересовано в расторжимых брачных и трудовых договорах. Такая аргументация оставляет открытой возможность того, что при определенных обстоятельствах общество станет заинтересовано в рабском договоре. Соответственно, была выдвинута претензия, что в условиях большого дефицита расторжимый рабский договор может служить интересам общества, если он сокращает расходы на социальные нужды и позволяет добиться прогресса от большого дефицита к умеренному [98].
Самое известное заявление против поддержки государством рабского договора сделал Джон Стюарт Милль в своем знаменитом эссе «О свободе» в котором он настаивал на том, что свобода и рабство несовместимы. Он утверждал, что рабские договоры должны быть признаны «недействительными».** «Свободный выбор индивидуума принимается за очевидное свидетельство, что избранное им для него желательно, или по крайней мере сносно, и его личное благо признается наилучше для него достижимым при том условии, если ему предоставлена будет свобода стремиться к этому благу теми путями, какие признает за лучшие. Но продажа себя в рабство есть отречение от своей свободы; это - такой акт свободной воли индивидуума, которым он навсегда отрекается от пользования своей свободой и, следовательно, совершая этот акт, он сам уничтожает то основание, которым устанавливается признание за ним права устраивать свою жизнь по своему усмотрению. Принцип свободы нисколько не предполагает признания за индивидуумом свободы быть несвободным. Признать за индивидуумом право отречься от своей свободы не значит признавать его свободным.»***
Милль добавляет, что «эти основания, сила которых так бросается в глаза в рассматриваемом нами случае, имеют очевидно более широкое применение» [99]. Милль необычен тем, что собирался рассмотреть эти основания применительно к брачному договору и подчинению женщин, и таким образом, поставить под вопрос патриархатное право. Он также симпатизировал аргументам объединенных социалистов и собирался поставить под сомнение трудовой договор, но так и не свел воедино эти две обширных области применения его критики.
Доводы Милля против рабства были предвосхищены столетием ранее одним из классиков теории контрактов. Руссо также отвергал рабский договор и любые отношения, которые возникают из-за того, что один человек, в силу экономической необходимости, вынужден продать себя другому; тем не менее, он всецело поддерживал сексуальный договор. Руссо единственный из всех классиков договорной теории считал, что рабство, или нечто, отделенное от него такой зыбкой гранью, может считаться правомерным на основании заключения договора. Руссо утверждает, что «слова «рабство» и «право» противоречат друг другу; они взаимно исключают друг друга» [100]. Не существует такой вещи как договор между хозяином и рабом, который выгоден обоим или предполагает взаимообмен. Руссо замечает, что человек, который продает себя в рабство, далает это в обмен на средства к существованию, но очевидно, что Руссо не считает предоставление средств к существованию оплатой за услуги раба. Скорее жизнеобеспечение необходимо для того, чтобы раб мог служить. Хозяин владеет рабом и всем его имуществом, поэтому Руссо пишет: «Ибо какое может быть у моего раба право, обращенное против меня, если все, что он имеет, принадлежит мне, а его право - мое, то разве не лишены какого бы то ни было смысла слова: мое право, обращенное против меня же?» [101]. Таким образом, любые разговоры о рабском договоре, взаимном обмене и обязанностях - нелогичны, абсурдны, нелепы, и лишены всякого смысла. Руссо считает, что любой, кто согласился стать чьим-то рабом и заключил соответствующий договор, должно быть, не в своем уме. Он утратил способность ценить свой статус свободного человека и все то, что этот статус подразумевает. Вера в то, что рабский договор является манифестацией свободы, означает, что никто из участников такого договора не осознает характера отношений в которых они находятся, поскольку они отказываются от условия, необходимого для их свободного взаимодействия.
Руссо настаивает, что история, рассказанная его коллегами-контракционистами, была историей фиктивного договора, который лишь подтвердил принудительную власть богатых над бедными. Однако, рассуждая о женщинах и брачном договоре, Руссо уже не спорит со своими предшественниками. Брачный договор был помещен за пределы сферы аналогии с незаконным и абсурдным рабским контрактом. Гипотетическая история естественного состояния Руссо и его история общественного договора очень отличаются от гипотез других теоретиков общественного договора, и это обстоятельство помогает затушевать тот факт, что он, вместе со всеми остальными, вдохновенно поддерживает сексуальный договор.По сути, отвержение Руссо рабского договора, означает, что его трактовка «договора» имеет мало общего с теорией, включающей рабство, даже в виде расширенного трудового договора. Его теория исключает редукцию договора между людьми к принудительному подчинению, и по его мнению, не все договоры имеют законную силу, ибо ни один свободный индивид не может заключить договор, отрицающий его собственную свободу.
Другие теоретики договора, в большей или меньшей степени, все описывают индивида, в первую очередь, как собственника. Даже Кант, который утверждает, что «договор, согласно которому одна сторона отказывается в пользу другой от всей своей свободы, а потому перестает быть лицом, а следовательно, не имеет и обязанности соблюдать этот договор, но признает лишь силу, противоречив в самом себе, т. е. не имеет силы» [102]. В отличие от Руссо, классики теории договора видят свободу индивида как нечто, вращающееся вокруг акта заключения договора. Индивид вступает во владение собой, и затем его свобода осуществляется через возможность распоряжаться собой так, как он считает нужным. Естественная, одинаковая для всех свобода превращена в гражданское господство и подчинение, включая рабство, которое считается воплощением свободы, поскольку берет начало из добровольного контракта. В противоположность этому, индивид в истории договора Руссо не владелец собственной личности, а человек, чья индивидуальность зависит от поддержания свободных взаимоотношений с другими людьми. Если он пытается отделить свои ресурсы (услуги или рабочую силу) от себя путем отчуждения их с помощью договора, то тем самым вносит качественные изменения в свои отношениях с другими; свобода превращается в господство и подчинение. Рабство, таким образом - это образец того, что свободой не является, а вовсе не воплощение свободы. Из этого Руссо выводит, что любые отношения, имеющие сходство с рабством - вне закона, и ни один договор, создающий отношения подчинения, не является действительным - кроме сексуального договора.
Примечания:
* Дело «Найт против Уэддербёрна»:
https://en.wikipedia.org/wiki/Joseph_Knight_(slave)
Джозеф Найт был рожден в Африке и продан в рабство на Ямайке сэру Джону Уэддербёрну (Шотландия). Найт был слугой при дворе Уэддербёрна, и тот забрал его при возвращении в Шотландию в 1769 году. Вдохновленный делом Соммерсета (1772, Англия), в котором было признано, что общее право Англии не признает существование рабства, Найт подал иск об освобождении против своего хозяина. Найт одержал победу после двух апелляций, и его дело установило что закон Шотландии не признает существования института рабства (прим. перев.).
** перевод термина взят отсюда
***Милль «О свободе», цитируется по: https://www.litres.ru/dzhon-stuart-mill/o-svobode-8521374/chitat-onlayn/ (прим. перев.).
Перевод слов «antislavery advocates» и «opponents of slavery» как «аболиционисты» основан на книге: Исторические исследования британского аболиционизма:
«Он [Дэвис] высказывает предположение, что возникновение аболиционистского движения связано, пусть и не напрямую, с промышленной революцией и что некоторые реформаторы стали аболиционистами не столько из-за того, чтобы исправить очевидную несправедливость, сколько из-за того, что эта позиция отвечала их идеологическим потребностям. Дэвис утверждает, что некоторые из них использовали борьбу против рабства, чтобы заложить фундамент для защиты фабричного труда. Уже раздавались жалобы на ужасные условия на фабриках и угольных шахтах, и Дэвис предполагает, что некоторые из тех, кто критиковал рабство за жестокость и отсутствие свободы, делали это, чтобы защитить фабричный труд, аргументируя тем, что при всех своих недостатках он все-таки был свободным трудом [Davis 1975: 252-254].»
http://magazines.russ.ru/nlo/2016/5/istoricheskie-issledovaniya-britanskogo-abolicionizma-pr.html (прим. перев.).
[95] Davis, Problem of Slavery in the Age of Revolution, p. 492 (I have drawn on pp. 488-93).
Дэвис “Проблема рабства в эпоху революций”, стр. 492.
[96] Philmore, ‘Libertarian Case for Slavery’, p. 55.
Филмор «Либертарианский подход к рабству», стр. 55.
Перевод отрывка взят отсюда: http://gmir.livejournal.com/241892.html
[97] J. Kleinig, ‘John Stuart Mill and Voluntary Slavery Contracts’, Politics, 18, 2 (1983), p. 82.
[98]
J. C. Callahan, ‘Enforcing Slave Contracts: A Liberal View’, The Philosophical Forum, XVI, 3 (1985), pp. 223-36. R. M. Hare ‘What is Wrong with Slavery’, Philosophy and Public Affairs, 8, 2 [1979], pp. 103-21 представляет утилитаристские аргументы против рабства. Он утверждает, что рабство оказывает воздействие, а именно - приводит к человеческим страданиям, что плохо, и что они (страдания) всегда возникают по причине того, что собственность в лице человека (в отличие от других видов собственности) может быть подвергнута террору. Но существование рабства вовсе не обязательно для причинения подобных страданий, так что этот аргумент не показывает, что рабство - зло в каком-либо другом аспекте, кроме отношений доминирования и подчинения.
[99] J. S. Mill, On Liberty (New York, J. W. Lovell Co., n.d.), pp. 171-2.
Милль «О свободе», стр. 171-2.
Цитируется по: Антология мировой либеральной мысли (I половины ХХ века). М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 288-392; пер. с англ. А.Н. Неведомского.
[100] J-J. Rousseau, The Social Contract, tr. M. Cranston, (Harmonds-worth, Penguin Books, 1968), bk I, ch. 4, p. 58.
Руссо «Об Общественном договоре», книга I, часть 4, стр. 58.
Перевод с франц. А.Д. Хаютина и В.С. Алексеева-Попова.
По изд.: Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. - М.: «КАНОН-пресс», «Кучково поле», 1998. - 416 с.
[101] там же, стр. 55.
перевод взят отсюда: http://lib.ru/FILOSOF/RUSSO/prawo.txt_with-big-pictures.html
[102] Kant, Philosophy of Law, part first, third section, $30, p. 119.
Кант «Философия права».
перевод взят отсюда: https://cyberleninka.ru/article/n/obschenie-lits-kantova-teoriya-brachnogo-prava-v-plenu-yazycheskoy-antropologii
Редакция: Светлана Куприн
Источник: Радфем цитатник
В третьих, аргумент Филмора также базируется на предположении, что в ответ на повиновение гражданский раб получает не только защиту и средства к существованию, но и «эквивалентный денежный доход», другими словами, заработную плату. Отличительной чертой свободного работника, является то, что он не получает протекции, он получает заработную плату, а не оплату натурой или бартером. В случае гражданского рабства, трудовой договор гарантирует пожизненное получение заработной платы, при этом возникает вопрос о статусе этой платы, имея в виду аргументы в пользу договорного рабства. В XVIII веке, в Британии, вопрос о статусе заработной платы был рассмотрен аболиционистами. Они утверждали что границу между рабом и свободным рабочим можно провести, ориентируясь на признак истинного обмена между работником и работодателем, то есть выплату рабочим зарплаты в обмен на их услуги. Контекст, в котором был поднят этот вопрос, ясно показывает, степень неопределенности различия между протекцией и заработной платой. Речь идет о положении шотландских углекопов и солеваров, которые были пожизненно привязаны к своей работе (и могли быть проданы владельцем шахты или соляного месторождения вместе с другими средствами производства; некоторые из них даже носили ошейники с именем владельца). Их рабство было упразднено в 1775 году (в результате судебного разбирательства, известного как дело «Найт против Уэддербёрна»)*, но видные аболиционисты утверждали, что углекопы отличались от рабов, потому что получали (относительно высокую) зарплату. Их пожизненное рабство объясняли промышленной необходимостью и спецификой отрасли. Дэвид Брион Дэвис комментирует, что «для аболиционистов… не рабское подчинение или отсутствие свободы передвижения противоречило природе. Это было, скорее, отсутствие каких-либо символов обмена, которые бы сделали работника ответственным, хотя бы теоретически, за собственную судьбу» [95].
Современный контракционизм основывается на утверждении, что «индивид» есть суверенный хозяин своей судьбы; только он имеет право распоряжаться собой как собственностью. Обменивая свою собственность в рамках договора о найме, индивид становится работником и получает зарплату. Но является ли зарплата, особенно если она гарантирована пожизненно, признаком свободы или подчинения, символом свободного труда или наемного рабства? Очень специфическая получается свобода, коль скоро ее примером может служить пожизненная зависимость. Легкость, с которой контракционисты превращают рабство в наемный труд, также поднимает вопрос о связях и аналогиях между рабством, гражданским рабством и другими договорами, включающими право собственности на собственную личность. Вопрос о взаимосвязи между договорами различных типов, чаще всего замалчивается, но в последнее время ему уделяют некоторое внимание в рамках диспута о патернализме. Филмор, например, провозглашает, что государственный запрет рабского договора - это «фундаментальное противоречие» современного либерального общества [96]. Философы столкнулись с трудностями в попытках найти действительно убедительную причину, почему закон не должен поддерживать рабский договор, или другими словами, почему первоначальный договор не может служить защитой для рабского договора.
Контракционизм - антитеза патернализму, но рабский договор представляет собой более сложную задачу для менее радикальных сторонников контракта. У большинства участников дебатов о патернализме нет претензий к другим контрактам, которые предлагают протекцию в обмен на повиновение, а потому им сложно предоставить приемлемое обоснование для исключения навязывания государством контракта, обеспечивающего максимальную степень протекции. Исключение договора о гражданском рабстве становится еще сложнее, если, как и в случае с брачным договором, он может быть расторгнут до истечения пожизненного срока. Для многих философов, нерасторжимость рабского контракта представляет значительную сложность; «проблема с договором о добровольном рабстве состоит в том, что не существует условия, позволяющего убедиться, что имеет место постоянное подтверждение [контракта рабом]» [97]. В ходе последнего исследования текущих дебатов о патернализме выяснилось, что единственной причиной для запрета нерасторжимого рабского договора является то, что люди могут передумать. Кроме того. утверждается, что единственная причина по которой расторжимый рабский договор не может быть признан приемлемым - то, что общество не заинтересовано в нем, а заинтересовано в расторжимых брачных и трудовых договорах. Такая аргументация оставляет открытой возможность того, что при определенных обстоятельствах общество станет заинтересовано в рабском договоре. Соответственно, была выдвинута претензия, что в условиях большого дефицита расторжимый рабский договор может служить интересам общества, если он сокращает расходы на социальные нужды и позволяет добиться прогресса от большого дефицита к умеренному [98].
Самое известное заявление против поддержки государством рабского договора сделал Джон Стюарт Милль в своем знаменитом эссе «О свободе» в котором он настаивал на том, что свобода и рабство несовместимы. Он утверждал, что рабские договоры должны быть признаны «недействительными».** «Свободный выбор индивидуума принимается за очевидное свидетельство, что избранное им для него желательно, или по крайней мере сносно, и его личное благо признается наилучше для него достижимым при том условии, если ему предоставлена будет свобода стремиться к этому благу теми путями, какие признает за лучшие. Но продажа себя в рабство есть отречение от своей свободы; это - такой акт свободной воли индивидуума, которым он навсегда отрекается от пользования своей свободой и, следовательно, совершая этот акт, он сам уничтожает то основание, которым устанавливается признание за ним права устраивать свою жизнь по своему усмотрению. Принцип свободы нисколько не предполагает признания за индивидуумом свободы быть несвободным. Признать за индивидуумом право отречься от своей свободы не значит признавать его свободным.»***
Милль добавляет, что «эти основания, сила которых так бросается в глаза в рассматриваемом нами случае, имеют очевидно более широкое применение» [99]. Милль необычен тем, что собирался рассмотреть эти основания применительно к брачному договору и подчинению женщин, и таким образом, поставить под вопрос патриархатное право. Он также симпатизировал аргументам объединенных социалистов и собирался поставить под сомнение трудовой договор, но так и не свел воедино эти две обширных области применения его критики.
Доводы Милля против рабства были предвосхищены столетием ранее одним из классиков теории контрактов. Руссо также отвергал рабский договор и любые отношения, которые возникают из-за того, что один человек, в силу экономической необходимости, вынужден продать себя другому; тем не менее, он всецело поддерживал сексуальный договор. Руссо единственный из всех классиков договорной теории считал, что рабство, или нечто, отделенное от него такой зыбкой гранью, может считаться правомерным на основании заключения договора. Руссо утверждает, что «слова «рабство» и «право» противоречат друг другу; они взаимно исключают друг друга» [100]. Не существует такой вещи как договор между хозяином и рабом, который выгоден обоим или предполагает взаимообмен. Руссо замечает, что человек, который продает себя в рабство, далает это в обмен на средства к существованию, но очевидно, что Руссо не считает предоставление средств к существованию оплатой за услуги раба. Скорее жизнеобеспечение необходимо для того, чтобы раб мог служить. Хозяин владеет рабом и всем его имуществом, поэтому Руссо пишет: «Ибо какое может быть у моего раба право, обращенное против меня, если все, что он имеет, принадлежит мне, а его право - мое, то разве не лишены какого бы то ни было смысла слова: мое право, обращенное против меня же?» [101]. Таким образом, любые разговоры о рабском договоре, взаимном обмене и обязанностях - нелогичны, абсурдны, нелепы, и лишены всякого смысла. Руссо считает, что любой, кто согласился стать чьим-то рабом и заключил соответствующий договор, должно быть, не в своем уме. Он утратил способность ценить свой статус свободного человека и все то, что этот статус подразумевает. Вера в то, что рабский договор является манифестацией свободы, означает, что никто из участников такого договора не осознает характера отношений в которых они находятся, поскольку они отказываются от условия, необходимого для их свободного взаимодействия.
Руссо настаивает, что история, рассказанная его коллегами-контракционистами, была историей фиктивного договора, который лишь подтвердил принудительную власть богатых над бедными. Однако, рассуждая о женщинах и брачном договоре, Руссо уже не спорит со своими предшественниками. Брачный договор был помещен за пределы сферы аналогии с незаконным и абсурдным рабским контрактом. Гипотетическая история естественного состояния Руссо и его история общественного договора очень отличаются от гипотез других теоретиков общественного договора, и это обстоятельство помогает затушевать тот факт, что он, вместе со всеми остальными, вдохновенно поддерживает сексуальный договор.По сути, отвержение Руссо рабского договора, означает, что его трактовка «договора» имеет мало общего с теорией, включающей рабство, даже в виде расширенного трудового договора. Его теория исключает редукцию договора между людьми к принудительному подчинению, и по его мнению, не все договоры имеют законную силу, ибо ни один свободный индивид не может заключить договор, отрицающий его собственную свободу.
Другие теоретики договора, в большей или меньшей степени, все описывают индивида, в первую очередь, как собственника. Даже Кант, который утверждает, что «договор, согласно которому одна сторона отказывается в пользу другой от всей своей свободы, а потому перестает быть лицом, а следовательно, не имеет и обязанности соблюдать этот договор, но признает лишь силу, противоречив в самом себе, т. е. не имеет силы» [102]. В отличие от Руссо, классики теории договора видят свободу индивида как нечто, вращающееся вокруг акта заключения договора. Индивид вступает во владение собой, и затем его свобода осуществляется через возможность распоряжаться собой так, как он считает нужным. Естественная, одинаковая для всех свобода превращена в гражданское господство и подчинение, включая рабство, которое считается воплощением свободы, поскольку берет начало из добровольного контракта. В противоположность этому, индивид в истории договора Руссо не владелец собственной личности, а человек, чья индивидуальность зависит от поддержания свободных взаимоотношений с другими людьми. Если он пытается отделить свои ресурсы (услуги или рабочую силу) от себя путем отчуждения их с помощью договора, то тем самым вносит качественные изменения в свои отношениях с другими; свобода превращается в господство и подчинение. Рабство, таким образом - это образец того, что свободой не является, а вовсе не воплощение свободы. Из этого Руссо выводит, что любые отношения, имеющие сходство с рабством - вне закона, и ни один договор, создающий отношения подчинения, не является действительным - кроме сексуального договора.
Примечания:
* Дело «Найт против Уэддербёрна»:
https://en.wikipedia.org/wiki/Joseph_Knight_(slave)
Джозеф Найт был рожден в Африке и продан в рабство на Ямайке сэру Джону Уэддербёрну (Шотландия). Найт был слугой при дворе Уэддербёрна, и тот забрал его при возвращении в Шотландию в 1769 году. Вдохновленный делом Соммерсета (1772, Англия), в котором было признано, что общее право Англии не признает существование рабства, Найт подал иск об освобождении против своего хозяина. Найт одержал победу после двух апелляций, и его дело установило что закон Шотландии не признает существования института рабства (прим. перев.).
** перевод термина взят отсюда
***Милль «О свободе», цитируется по: https://www.litres.ru/dzhon-stuart-mill/o-svobode-8521374/chitat-onlayn/ (прим. перев.).
Перевод слов «antislavery advocates» и «opponents of slavery» как «аболиционисты» основан на книге: Исторические исследования британского аболиционизма:
«Он [Дэвис] высказывает предположение, что возникновение аболиционистского движения связано, пусть и не напрямую, с промышленной революцией и что некоторые реформаторы стали аболиционистами не столько из-за того, чтобы исправить очевидную несправедливость, сколько из-за того, что эта позиция отвечала их идеологическим потребностям. Дэвис утверждает, что некоторые из них использовали борьбу против рабства, чтобы заложить фундамент для защиты фабричного труда. Уже раздавались жалобы на ужасные условия на фабриках и угольных шахтах, и Дэвис предполагает, что некоторые из тех, кто критиковал рабство за жестокость и отсутствие свободы, делали это, чтобы защитить фабричный труд, аргументируя тем, что при всех своих недостатках он все-таки был свободным трудом [Davis 1975: 252-254].»
http://magazines.russ.ru/nlo/2016/5/istoricheskie-issledovaniya-britanskogo-abolicionizma-pr.html (прим. перев.).
[95] Davis, Problem of Slavery in the Age of Revolution, p. 492 (I have drawn on pp. 488-93).
Дэвис “Проблема рабства в эпоху революций”, стр. 492.
[96] Philmore, ‘Libertarian Case for Slavery’, p. 55.
Филмор «Либертарианский подход к рабству», стр. 55.
Перевод отрывка взят отсюда: http://gmir.livejournal.com/241892.html
[97] J. Kleinig, ‘John Stuart Mill and Voluntary Slavery Contracts’, Politics, 18, 2 (1983), p. 82.
[98]
J. C. Callahan, ‘Enforcing Slave Contracts: A Liberal View’, The Philosophical Forum, XVI, 3 (1985), pp. 223-36. R. M. Hare ‘What is Wrong with Slavery’, Philosophy and Public Affairs, 8, 2 [1979], pp. 103-21 представляет утилитаристские аргументы против рабства. Он утверждает, что рабство оказывает воздействие, а именно - приводит к человеческим страданиям, что плохо, и что они (страдания) всегда возникают по причине того, что собственность в лице человека (в отличие от других видов собственности) может быть подвергнута террору. Но существование рабства вовсе не обязательно для причинения подобных страданий, так что этот аргумент не показывает, что рабство - зло в каком-либо другом аспекте, кроме отношений доминирования и подчинения.
[99] J. S. Mill, On Liberty (New York, J. W. Lovell Co., n.d.), pp. 171-2.
Милль «О свободе», стр. 171-2.
Цитируется по: Антология мировой либеральной мысли (I половины ХХ века). М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 288-392; пер. с англ. А.Н. Неведомского.
[100] J-J. Rousseau, The Social Contract, tr. M. Cranston, (Harmonds-worth, Penguin Books, 1968), bk I, ch. 4, p. 58.
Руссо «Об Общественном договоре», книга I, часть 4, стр. 58.
Перевод с франц. А.Д. Хаютина и В.С. Алексеева-Попова.
По изд.: Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. - М.: «КАНОН-пресс», «Кучково поле», 1998. - 416 с.
[101] там же, стр. 55.
перевод взят отсюда: http://lib.ru/FILOSOF/RUSSO/prawo.txt_with-big-pictures.html
[102] Kant, Philosophy of Law, part first, third section, $30, p. 119.
Кант «Философия права».
перевод взят отсюда: https://cyberleninka.ru/article/n/obschenie-lits-kantova-teoriya-brachnogo-prava-v-plenu-yazycheskoy-antropologii