Женщины-террористки в интерпретативных моделях СМИ - 2
Отзывчивые мужчины и агрессивные женщины
Приведем важнейшие выводы, полученные в ходе дискурс-анализа других текстов СМИ, посвященных проблеме участия женщин в террористических актах. В опубликованном «Комсомольской правдой» материале «Дословно» приводится мнение психолога ФСБ: «Женщины-террористки не контролируют себя. Все они "кровницы". Если с мужчинами можно договориться, то с этими - практически невозможно» [Дословно 2002]. Содержащаяся в цитате аргументация задает контекст восприятия участниц теракта: с ними нельзя найти общий язык вовсе не из-за их твердых убеждений; напротив, террористки не в состоянии отвечать за свои поступки, они словно ослеплены, лишены рассудка. Тем самым создается девиантный образ террористок, сравниваемых в тексте с «нормой» - мужчинами, которые руководствуются рациональными мотивами и склонны к достижению согласия.
Мысль об иррациональности женщин-террористок транслируется и «Российской газетой»: «Среди террористов около десятка женщин. Это, с точки зрения специалистов по борьбе с террором, сильно ухудшает ситуацию. Из мировой практики давно известно, что женщины-террористки куда более фанатичны, чем мужчины, с ними очень сложно говорить, их куда труднее, а чаще просто невозможно в чем-то переубедить» [Козлова, Шаров 2002]. Дабы повысить валидность своих утверждений, авторы статьи прибегают к модальным определителям: из мировой практики, давно известно, куда более, чаще просто невозможно.
Процитированный текст подводит читателя к выводу о неравноценности женских и мужских черт, о неразрывной связи между половой принадлежностью и психологическими особенностями поведения индивидов. В данном случае субъект дискурса не апеллирует к этнической или конфессиональной традиции, но акцентирует властное измерение отношений между полами. Женщина, принявшая на себя «мужскую» роль террориста, перестает вписываться в общепринятые нормы, что порождает у окружающих сомнения в ее женской состоятельности. Эти сомнения обусловлены тем, что ее поведение не укладывается в традиционные рамки гендерного дисплея [Здравомыслова, Темкина 2001: 165].
В статье под названием: «Я офицер ФСБ. На спектакле оказался случайно» подчеркивается большая, по сравнению с мужчинами, агрессивность женщин-террористок: «Агрессивнее всего ведут себя женщины-камикадзе. Их около десяти. Все обмотаны взрывчаткой, избивают заложников. Мужчины ведут себя спокойнее, переговариваются очень редко»[Я офицер ФСБ 2002]. Как и в предыдущем материале, здесь воспроизводится расхожий стереотип о повышенной эмоциональности женщин, которые противопоставляются здравомыслящим, рассудительным и хладнокровным мужчинам, олицетворяющим собой некую «норму» терроризма. Аргумент о девиантном поведении женщин, ставших террористками, подкрепляется ссылками на проявляемую ими жестокость, а также экспертным статусом субъекта дискурса, в качестве которого выступает представитель авторитетных в данном вопросе органов. Повышению валидности утверждения способствует и указание на спонтанность заключений автора текста, «случайно оказавшегося на спектакле» [Методология 1998: 156].
Еще одно сравнение женщин-террористок с мужчинами, свидетельствующее не в пользу «прекрасного пола», содержится в статье Е.Левиной «Поначалу чеченцы шутили и заигрывали с девочками…». В публикации приводятся слова одной из освобожденных заложниц: «Какие чеченцы хорошие ребята, жвачкой и шоколадками угощали. Как с детьми вежливо обращались. Как шутили и с девчонками заигрывали. В общем, типичный ‘стокгольмский’ синдром… А вот в сторону опоясанных взрывчаткой террористок дети даже боялись смотреть: те вели себя чересчур агрессивно» [Левина 2002]. Иными словами, чрезмерная агрессивность опять преподносится в качестве главной черты участниц теракта, отличающей их от соратников-мужчин.
Более опасными, чем мужчины, но все же способными к переговорам и компромиссу предстают террористки в материале «Разговаривать с террористками должны чеченские женщины». В данном случае в качестве гаранта обоснованности аргументов газеты выступает эксперт - «специалист по групповой психологии» В.Гущин: «Во-первых, я считаю, бессмысленно разговаривать, вести переговоры с террористами-мужчинами. Они зомбированы, их ничего не остановит. Нужно выходить на их женщин. Да, в этой ситуации женщины более опасны. Если они готовы к смерти, значит, больше им незачем жить. Женщина, не задумываясь, убьет и себя, и русских, украинцев, немцев, кого угодно, кто будет рядом****. Но остановить ее может то, что во время взрыва могут погибнуть чеченские женщины и дети. Единственное, что для женщины-террориста может быть ценно - жизни женщин и детей из своего племени» [Гущин 2002]. Как следует из текста рассматриваемой статьи, у террористок, несущих большую угрозу даже по сравнению с зомбироваными мужчинами, все же остались непреложные ценности - почитание женщин и детей своей национальности. Таким образом, неконтролируемое насилие со стороны террористок, изображаемых иррациональными личностями, ориентированными на самоуничтожение (камикадзе), способно остановить лишь появление их «соплеменников» - чеченских женщин и детей.
В статье под названием «Замочили!» «смакуется» образ убитой террористки, неоднократно показанный и по телевидению: «Откинув голову на спинку красного сиденья, сидит молодая шахидка. Лицо, которое она так тщательно скрывала, открыто. Изо рта вытекла и засохла тонкая струйка крови» [Жданов 2002]. Публикация сопровождается большой цветной фотографией, подпись к которой гласит: «Эта террористка-шахидка так и осталась сидеть на втором этаже, в четвертом ряду». Отметим, что данный снимок был воспроизведен и в последующих двух выпусках «Комсомольской правды» [Лобанова, Фалалеев 2002; Бобрович, Стешин 2002]. Понятно, что тиражирование изображения мертвого врага было призвано служить знаком устрашения и расплаты, символом власти, подтверждающим ее победу, - но не только. Подобная «наглядная иллюстрация» есть ярлык, клеймо, которое упрощает восприятие события, делает его более плоским, узнаваемым, понятным, не позволяя усомниться в образах и аргументах.
Бабы, девки или боевики?
Как показывает анализ газетных выпусков, посвященных теракту в Тушино (5 июля 2003 г., рок-фестиваль «Крылья») и попытке теракта на Тверской-Ямской (10 июля 2003 г., ресторан «Имбирь»), за восемь месяцев, прошедших со времени «норд-остовской» трагедии, предлагаемые СМИ трактовки мотивов террористок претерпели мало изменений. Одна из таких трактовок вновь связывает вступление женщин на путь террора с их репутацией распутниц. По утверждению корреспондентов «Комсомольской правды», побывавших на родине террористки З.Мужихоевой (неудавшийся теракт 10 июля), «девушка очень гулящая была. А для чеченской девушки такое поведение равносильно смерти. Рано или поздно ее бы за распутство все равно убили - застрелили или утопили. Это одна судьба таких женщин. Но есть и вторая. Ими пользуются боевики в таких случаях, какой был на Тверской» [Коц, Веленгурин 2003]. Аналогичное объяснение поведению террористки М.Дудуевой (теракт в Грозном, декабрь 2000 г.) приводится в «Российской газете»: «Вольное поведение для девушки в Чечне - дело крайне постыдное, и позор в случае огласки мог пасть на весь род. Поди потом доказывай, что она не занималась древнейшим промыслом»[Борисов 2003].
Согласно другой точке зрения, террористками движут корыстные соображения. В уже упомянутом номере «Комсомольской правды» сообщается: «Мужихоева взялась осуществить теракт не из-за убеждений, а за немалую сумму в иностранной валюте - ей обещали 3 тысячи долларов. Если останется жива» [Баранец 2003].
Высказывается также мнение, что женщинам отводится роль «смертниц», поскольку они ценятся гораздо меньше мужчин, находящихся на вершине террористической иерархии. Как отмечает эксперт по антитеррору В.Луценко, «женщина-камикадзе - это дешевое и безотказное оружие… Почему именно женщины?…В Чечне мужчины боевики считаются более дорогим "материалом", который можно использовать многократно»[Кредов, Шаров 2003].
Констатируя большую опасность террористок по сравнению с мужчинами-боевиками, специалисты-психологи по-прежнему объясняют склонность женщин к террористическому суициду их психологической неустойчивостью. По заключению А.Селивановой, приведенному на страницах «Комсомольской правды», «женщина как исполнитель террористической акции представляет большую опасность. Мужчины, в среднем обладая большей психологической устойчивостью, более трезво оценивают окружающую обстановку… Выйдя на финишную прямую, женщина редко меняет свое решение под воздействием внешних факторов» [Селиванова 2003]. Аналогичная мысль транслируется и «Российской газетой»: «еще один ответ на вопрос, почему у нас взрываются именно женщины. Их проще запугать, одурманить, сломать психологически»[Борисов 2003]. «Специалисты по терроризму утверждают, - пишет «Независимая газета», - что женщина, взявшая в руки оружие, более опасна, чем ее сообщники-мужчины» [Уколов, Плугатарев 2003]. И, наконец, как сообщает «Российская газета», «женщина легче поддается зомбированию» [Кредов, Шаров 2003].
Сторонники подобной трактовки придают особое значение мести «черных вдов» как решающему мотиву женского терроризма: «Им нечего терять, и они готовы мстить даже ценой собственной жизни», - говорится в «Независимой газете» [Уколов, Плугатарев 2003]. Комментируя действия «шахидок», «Комсомольская правда» разъясняет - «мстила за брата» или «мстила за мужа»[Лобанова 2003а].
Тем не менее появились и новые варианты объяснений. Так, в частности, готовность террористок к смерти теперь нередко связывается с употреблением ими наркотиков. «Террористок унижали, насиловали, заставляли принимать психотропные вещества и наркотики. После таких ускоренных курсов ‘прокачки мозгов’ смерть становится желанным исходом», - замечает «Российская газета» [Кредов, Шаров 2003]. «Теракты совершают одурманенные женщины», - вторит ей «Комсомольская правда» [Степашин 2003] и со ссылкой на следователей Генпрокуратуры РФ утверждает, «что шахидок пичкают наркотиками (опиатами), которые регулярно добавляются в пищу или сок» [Герасименко 2003]. Правда, высказывается и контрмнение. В той же «Комсомольской правде» помещен комментарий востоковеда А.Игнатенко, где подчеркивается: «Потенциальный самоубийца не должен вызывать подозрения… Если человек несколько недель "сидит’" на сильных наркотиках, вряд ли он будет вести себя естественно» [Лобанова 2003б].
Среди причин участия женщин терактах стал называться и шантаж: «Других превращают в камикадзе вербовщики, угрожающие в случае отказа расправой над родственниками» [Уколов, Плугатарев 2003]. Очевидно, что как в первом, так и во втором случае делается упор на принудительном характере включения женщин в террористическую деятельность, ставится под сомнение их способность принимать самостоятельные решения.
Несколько иная траектория развития рассуждений о террористках просматривается в одной из публикаций в «Комсомольской правды», где отмечается, что «для теракта могут использовать и славянок. Не стоит думать, что шахидка - всегда женщина с ярко выраженной кавказской внешностью» [Лобанова 2003в]. По сути дела, здесь развенчивается стереотип о женском терроризме как прерогативе представителей определенной «нации» и проводится мысль об интернациональной природе данного феномена. Однако подобные объяснительные концепты пока остаются маргинальными. Большинство СМИ продолжают отдавать дань расхожим штампам, воспроизводя уже знакомую нам по публикациям после теракта октября 2002 г. систему аргументации.
Заключение
Итак, мы видим, что тема женского участия в террористической деятельности осмысляется СМИ преимущественно через сравнение женщин с мужчинами - своеобразной «нормой» в мире терроризма. Отличительными чертами участниц терактов предстают иррациональность, фанатизм и чрезмерная агрессивность. Если судить по рассмотренным публикациям, то женщины-террористки - это инертная и вспомогательная часть террористической группы, в которую их вовлекают, а затем используют организаторы-мужчины. Во всех четырех выбранных нами изданиях парадигмальная структура текстов статей строится на дихотомиях публичное/приватное, рациональность/эмоциональность, власть/подчинение, война/домашнее хозяйство, отражающих разделение символических территорий и норм поведения, соответственно, на мужские и женские. Согласно репрезентациям, террористки демонстрируют сбой этнической идентичности и отклоняются от конфессиональных норм.
Тиражируемые СМИ оценки мотивов включения женщин в террористическую деятельность во многом опираются на заключения экспертов спецслужб, а также специалистов по психологии и этнической культуре, которые (видимо, вследствие глубокой патриархальности нашего общества) оказались неспособными предложить рационалистическое объяснение женского терроризма. Как эксперты, так и журналисты не решаются признать, что те, кто ведет сегодня террористическую войну, приспосабливаются к культурным ожиданиям своих противников, создавая новые технологии и трансформируя собственные человеческие ресурсы.
Террористические акты октября 2002 г. и июля 2003 года, безусловно, можно квалифицировать как разновидность боевых действий. Конечно, для пропаганды военного времени вполне оправданны приемы морального уничтожения противника, а женщины - гораздо более удобный объект для такого уничтожения, нежели мужчины. Но при серьезном анализе поведения врага вряд ли помогут стереотипные обвинения в адрес «неправильных» женщин, которые на самом деле являются обычными солдатами, выполняющими приказы. В отличие от «классических» войн, в войнах террористических женщины, так же как дети и старики, уже давно сражаются наравне с мужчинами, а наша неготовность к подобному повороту событий помогает им стать весьма эффективными. Вероятно, именно специфика нашего восприятия не позволяют нам понять, что если женщина стреляет и убивает, то это вовсе не особенность конкретной женщины, а логика войны, боевых действий. То ли из-за отсутствия научного анализа современных террористических технологий, то ли из-за желания огородить общество от неприятной информации, печатные СМИ довольствуются осуждением «плохих» женщин, объясняя феномен широкого распространения профессиональных убийц женского пола индивидуальными патологиями психического или морального свойства.
____________
**** Представление о большей опасности женщин-террористок разделяют многие эксперты силовых структур. В этом отношении весьма показательно, в частности, название одной из книг, посвященных проблеме терроризма, - "Сначала стреляйте в женщин" [MacDonald 1982]
____________
Базаева Л. Феномен чеченки. (http://viktorpopkov.narod.ru/novosti/chechenka.htm).
Баранец В. 2003. Ей обещали 3000 долларов. - Комсомольская правда, 17.07.
Бобрович А., Стешин Д. 2002. В убитой террористке я узнал соседку! - Комсомольская правда, 2.11.
Борисов Т. 2003. Смертница Дудуева. - Российская газета, 10.07.
Герасименко С. 2003. Смертниц готовят системно… - Комсомольская правда, 16.07.
Гущин В. Разговаривать с террористками должны чеченские женщины. 2002. - Комсомольская правда, 25.10.
Дословно. 2002. - Комсомольская правда, 25.10.
Ельцов Д. 2002. За кого воюют чеченки. - Аргументы и факты, № 44.
Жданов А. 2002. Замочили! - Комсомольская правда, 26.10.
Зверева В. 2003. Репрезентация и реальность. - Отечественные записки, № 4.
Здравомыслова Е., Темкина А. 2001. Социальное конструирование гендера: феминистская теория . - Жеребкина И. (ред.) Введение в гендерные исследования. Ч.I. Харьков, СПб.
Карлсон Дж. 1999. Телевизионное развлечение и политическая социализация. - Назаров М.М. (ред.) Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследований. М.
Козлова Н., Шаров А. 2002. Заказчики и исполнители. - Российская газета, 26.10.
Коц А., Веленгурин В. 2003. «Гулящая» шахидка с Тверской. - Комсомольская правда, 17.07.
Кредов С., Шаров А. 2003. Смертниц взорвали? - Российская газета, 8.07.
Левина Е. 2002. Поначалу чеченцы шутили и заигрывали с девочками… - Комсомольская правда, 29.10.
Лобанова З. 2003а. Шахидки крупным планом. - Комсомольская правда, 11.07.
Лобанова З. 2003б. Почему шахидки не боятся смерти (На вопросы КП отвечал член Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ А. Игнатенко). - Комсомольская правда, 8.07.
Лобанова З. 2003в. Как узнать террористку в толпе. - Комсомольская правда, 8.07.
Лобанова З., Фалалеев М. 2002. Зал без заложников. - Комсомольская правда, 29.10.
Методология исследований политического дискурса: актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов. Вып.1. 1998. Минск.
Мещеркина Е. 2001. Феминистский подход к интерпретации качественных данных: методы анализа текста, интеракции и изображения. - Жеребкина И. (ред.) Введение в гендерные исследования. Ч.I. Харьков, СПб.
Мовсумова Л. 1997. Философский анализ женских образов в Коране. Баку.
Селиванова А. 2003. Женщина-смертница с пути не свернет. - Комсомольская правда, 11.07.
Среди них не только вдовы. 2002. - Комсомольская правда, 25.10.
Степашин С. 2003. Вопрос дня. - Комсомольская правда, 8.07.
Уколов Р., Плугатарев И. 2003. Женское лицо страха. - Независимая газета, № 135.
«Фирменный знак» Бараева: он использует женщин-камикадзе. 2002. - Комсомольская правда, 25.10.
Я офицер ФСБ. На спектакле оказался случайно. 2002. - Комсомольская правда, 25.10.
Ямадаев Р. 2002. Они прячутся за женские спины, позор! - Комсомольская правда, 25.10.
Hall S. 1997. The Work of Representation. - Representation: Cultural Representations and signifying practices. L., New Dehli.
MacDonald E. 1982. Shoot the Women First. N.Y.
Scriven M. 1976. Reasoning. N.Y.
Toulmin S. 1958. Uses of Argument. N.Y.
Приложение
Дискурс-анализ аргумента по Скривену
Текст: Для чеченца использовать женщину в войне большой позор. Если мужчина позволяет женщине вмешиваться в обычную бытовую драку, про него у нас говорят: он сам не мужчина, хуже бабы (Р. Ямадаев. Они прячутся за женские спины. Позор! - Комсомольская правда, 25.10.2002).
Источник:Романов П. В., Щебланова В. В., Ярская-Смирнова Е. Р. Женщины-террористки в интерпретативных моделях российских СМИ (Дискурс-анализ газетных публикаций). - Полис. Политические исследования. 2003. № 6. С. 144-154.