Резюме на одну книженцию
Гляньте, что мне в руки попало! Книга про 1854 год, про оборону Петропавловска! Ура!
Книга называется «Кордон». Автор - Николай Данилов. ISBN 5-86436-012-0. Тираж - 50000 экз. Изд-во «Граница», 1992 год (101000, Москва, Главпочтамт, а/я 711).
Раскрываю, читаю, а, начиная с пятой страницы - ещё и записываю. Чем дальше - тем больше. Как говорит Задорнов - готовы? Поехали.
; Стр. 5. «…суда английской и французской эскадр…»
Судно не может быть военным по определению. Если военный - то это всегда КОРАБЛЬ. Во всяком уж случае - в русской литературе.
Там же. «…Фебрие де Пуант…»
Имя командующего французской эскадрой было Феврье де Пуант (Febvrier Des Pointes). Буква «b» здесь не читается. Или Феврье Депуант.
Стр. 6. «…русская «Аврора» от одного залпа любого военного корабля будет охвачена огнём и погрузится на дно».
Фрегат «Аврора» имел 44 пушки, причём не самого малого калибра, что сопоставимо, например, с британским фрегатом «Pique». И даже перевес в 10-16 орудий ещё не гарантирует победы в дуэли парусников на море. Какое-то странное бахвальство в устах адмирала.
Стр. 6-7. «…то ли французский 60-ствольный «Форт»…»
Не «Форт», а «Ла Форт» («La Forte»). Переводить с иностранного языка имена собственные - дело опасное, можно и впросак попасть. Лучше давать транслитерацию. «Форт» в данном случае означает не «форт» (в русском языке - укреплённое фортификационное сооружение), а мощь, силу. Ниже будут ещё замечания по этому поводу. И не 60-ствольный он, а 60-пушечный.
Там же. «Корабль содрогнулся от залпа орудий левого борта. Это «Президент», под контр-адмиральским флагом, первым поприветствовал «Аврору». […] Минутой позже изрыгнул огонь флагман французской эскадры «Форт».
Военно-морской этикет - дело тонкое. С каких это пор старший по чину первым приветствует младшего? На гафеле «Авроры» адмиральского вымпела не было (и не могло быть, поскольку ею командовал капитан-лейтенант). Непонятно, чем руководствовался контр-адмирал Прайс, приветствуя первым, и почему контр-адмирал де Пуант запоздал со своей стрельбой аж на целую минуту (экий позор для французских канониров-недотёп!). Кроме того, увидев (именно - сперва увидев, а лишь потом заслышав) полный бортовой залп, командир «Авроры» просто обязан был понять, что его атакуют без предупреждения - один корабль, а затем другой. Военно-морской салют производится несколько по-другому, и число выстрелов соответствует рангу приветствуемого и приветствующего.
Стр. 8-11. Автор напирает на взаимную нелюбовь французов и англичан, описывая Прайса и де Пуанта чуть ли не ярыми противниками, почти не скрывающими своих чувств. На самом деле оба они были весьма благовоспитанными господами и отменными моряками, умеющими уважать как союзников, так и противников. К тому же, им обоим было за шестьдесят, и от свойственной молодым мичманам и лейтенантам глупости они были далеки - не тот возраст, плюс солидный боевой опыт.
Стр. 10. «Старый морской волк Дэвид Прайс повидал на своём веку всякое. Бороздя более четырёх десятков лет моря и океаны, он участвовал во многих сражениях. Смело дрался молодой офицер с голландцами, норвежцами, топил испанские, португальские, греческие и ещё невесть чьи суда, на отдалённых материках и островах не кланялся стрелам индейцев, негров, папуасов…»
По порядку. Первое: Дэвид Прайс не бороздил моря и океаны более четырёх десятков лет. На общих двадцать два года службы у него приходится общих тридцать лет отставки. Другое дело, что пока он служил (с перерывами), он действительно проявил себя отличным офицером и смелым моряком.
Второе: здесь автор представляет Прайса чуть ли не капером. С голландцами Прайс не дрался вообще, так же как и с норвежцами. Другое дело - с датчанами и французами, но тогда так и следовало бы написать. Точно так же никогда не топил он испанские и португальские суда. Нет такого в его послужном списке! А что до греческих, то даже наоборот: он участвовал в освободительной войне за независимость Греции на стороне греческого короля Отто, который за личное мужество и умелое командование наградил его Орденом освобождения Греции и приказал написать его портрет, стоящим на палубе его флагманского корабля «Portland» на фоне вечерних Афин.
Третье: Прайс не кланялся «стрелам индейцев, негров и папуасов» по одной простой причине - не участвовал он в каких-либо событиях, где пришлось бы воевать против этих самых индейцев, негров и папуасов. Ну вот не довелось, и всё. Если в Америке он и был (во время войны Англии и США), то воевал против бледнолицых американцев, а не против индейцев. При чём тут негры - вообще непонятно. Негры - это Африка? Что же до папуасов, то Прайс их вообще никогда не видел. Он принял британскую эскадру в Кальяо и не участвовал ни в Китайской кампании, ни в походах к Новой Гвинее, где, как известно, и живут папуасы. Ничем не оправданный авторский пассаж.
Там же. «Однажды в Финском заливе была стычка с русским фрегатом «Всеволод». Об этом бесславном для английских моряков поединке Дэвид Прайс вспоминать не любил».
Почему же «бесславном»? 74-пушечный «Всеволод» был повреждён, его буксировал русский фрегат «Поллукс», буксир лопнул, «Всеволод» в шести милях от порта-укрытия встал на якорь. Англичане (два корабля, в том числе и «Centaur», на котором служил мичман Прайс) опередили идущих на подмогу русских и атаковали. Командир «Всеволода» обдуманно посадил корабль на мель и решил драться до последнего, однако англичане изрядно обстреляли русских, а потом и взяли «Всеволод» на абордаж. Стащить с мели не сумели и поэтому просто сожгли его. Это было 26 августа 1808 года. Что тут бесславного-то? Нормальная война на море, ничего особенного…
Там же. «…сражение с французами, когда молодой офицер Дэвид Прайс получил первое штыковое ранение (всего их было три). Тогда и зародилась у него неприязнь к нынешним союзникам, которую не приглушили ни время, ни события».
Первый раз Прайс был ранен датчанами под Копенгагеном - мушкетной пулей в руку. Ранение не было серьёзным, несмотря на калибр мушкета и на то, что ампутация конечностей после пулевых ранений была делом обычным. Второй раз он немного пострадал в рукопашной схватке с французами под Барфлёром, но не настолько, чтобы считать это серьёзным ранением. В третий раз он действительно был тяжело ранен французским штыком в бедро, там же, под Барфлёром, в 1811 году, и лечился почти год. 24 декабря 1814 года его снова ранили пулей в бедро - но уже американцы, в дельте реки Котолан. Так что особых причин ненавидеть именно французов у Прайса не было, если не считать обычной взаимной нелюбви двух наций, которой уже тогда стукнула далеко не первая сотня лет.
Там же. «Фебрие де Пуант […] не мог забыть пролитой им крови во время схватки с английскими моряками бомбардирского судна «Вулкано», которым командовал тогда капитан-лейтенант Дэвид Прайс».
Автор не уточняет, когда имело место подобное событие, и, наверно, правильно делает. Прайс действительно служил капитаном (не принято называть капитанов боевых кораблей командирами, если это не говорится о русском флоте) плавучей батареи «Volcano», но чина капитан-лейтенанта (Lieutenant-Commander) в британском флоте тогда ещё не было. Прайс был коммандером (Commander), что могло бы соответствовать русскому капитану 2 или 3 ранга, это был следующий чин между лейтенантом (Lieutenant) и кэптеном (Captain, соответствует капитану 1 ранга). Встречались ли Прайс с де Пуантом до назначения на соответствующие Тихоокеанские эскадры перед Крымской войной - сложно сказать; во всяком случае, мне такой эпизод неизвестен.
Стр. 11. Автор упоминает Трафальгарскую битву и французского адмирала Вильнево, хотя его фамилия вообще-то была Вильнёв (Villeneuve).
Там же. Бесстрастную оценку Синопского боя, принесшего славу адмиралу Нахимову, в своё время дал флаг-офицер адмирала Корнилова (впоследствии - вице-адмирал) И. Ф. Лихачёв: «…Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и, конечно, в несколько раз сильнее её в нравственном отношении. Следовательно, особого «геройства» тут не представлялось…» Нахимов разгромил более слабую турецкую эскадру, которая, к тому же, ещё и стояла в невыгодной позиции. Победа была нужной и своевременной, но ничего особого в ней нет, тем более что Крымскую войну Россия всё же проиграла, вдобавок лишившись Черноморского флота. При этом я не хочу сказать ни слова упрёка адмиралу Нахимову, настоящему герою и патриоту России, который просто воспользовался преимуществом, вот и всё, причём воспользовался не полностью.
Стр. 12. «…мой славный соотечественник Жан де Гало Лаперуз…»
Обычно пишут просто «Лаперуз». Если уж писать полностью, то следовало бы написать - Жан-Франсуа де Галло де Ла Перуз.
Там же. «…После того, как мой соотечественник Джеймс Кук в 1779 году открыл Сандвичевы острова, его постигла трагическая смерть - мореплавателя съели дикари. Тогда кругосветную экспедицию возглавил его сподвижник и помощник Чарльз Кларк. Он направил её к Камчатке, но сам скончался в пути. Кларка похоронили в Петропавловске».
Автор применяет не самый удачный ход - собеседники-адмиралы рассказывают друг другу вещи, которые оба прекрасно знают и так. Понятно, он это делает, чтобы просветить читателя, но из-за этого диалог становится пресным и неубедительным. Кроме того, Кука не съели, а только убили и приготовили к съедению, не успели. Боясь пушек Кларка, гавайцы вернули останки знаменитого капитана, которые затем были погребены в бухте, ныне носящей имя Кука. Капитан Кларк умер от туберкулёза, но не на пути с Гавайев к Камчатке, а позже - англичане зашли в Петропавловск, потом вышли в Чукотское море, упёрлись в паковые льды и вернулись на Камчатку. Вот как раз на обратном пути и умер капитан Кларк. К чести автора, в середине книги он всё же уточняет эти события почти правильно.
Стр. 13. «- «Аврора», заметьте, отдала якоря на внешнем рейде…»
А объединённая эскадра стояла где - на внутреннем, что ли? В Кальяо вообще не было внутреннего рейда как такового (тот, что есть сейчас - тоже очень небольшой), достаточно глянуть на карту. И стояла «Аврора» очень близко к союзникам, но чуть мористее - благодаря прозорливости Изыльметьева.
Стр. 15. ««Пайкс»…»
Не «Пайкс», а «Пик» («Pique»). В переводе - «задетое самолюбие». Надо либо переводить все названия кораблей, либо везде давать транслитерацию. Переводить опасно и трудно, потому что тогда вместо «Virago» получится «Бой-баба» или «Мегера». И с остальными та же песня.
Стр. 18. Об излишнем преувеличении русской доблести в Синопском бою уже сказано выше. Автор, напирая на силу турецкого флота, говорит о «сотнях корабельных орудий» турок. Ну да, аж 224 пушки. Залп одного борта - 150 с лишним пудов. Однако у Нахимова было 728 пушек с залпом одного борта около 400 пудов. Разница заметна. Плюс неготовность турок к бою: корабли эскадры стояли на якорях и не имели возможности для манёвра. Какая же доблесть? Раздолбили, сожгли, захватили. Вот и всё… Автору следовало бы почитать что-нибудь документальное по теме, прежде чем переписывать набившие оскомину дифирамбы, кочующие из книги в книгу.
Там же. «Прочно отремонтировав в пути грот-мачту, распутав такелаж, командир дал экипажу жёсткий срок…»
Непонятно: как это - «распутав такелаж»? Он что - может так запутаться, что для «распутывания» нужно зайти в какой-нибудь порт? Лихо…
Стр. 19. «Низко, задевая за стеньгу корабля, проносились свинцовые тучи…»
У парусного корабля, оказывается есть стеньга! И наверно, она находится довольно низко, раз использована для сравнения, показывая, на какой высоте летели тучи. Автор неудачно использует морской термин, притом (возможно) не понимая его сути. А неискушённый читатель и не подумает, что этих стеньг у фрегата - как минимум, шесть, и что бом-брам-стеньга, например - это самая высокая часть мачты. Конечно, облака летят низко, но здесь следовало бы применить другое сравнение или уточнить, какой именно стеньги касались тучи.
Там же. «Шторм с силой ветра до тридцати метров в секунду…»
Нам-то, конечно, понятнее, когда в метрах в секунду. Однако, описывая моряков того времени, нужно было бы указать силу ветра в баллах (или хотя бы в узлах), и силу волнения моря тоже в баллах. Хотя бы для антуража.
Стр. 21. Ну, про «гавань Кальяо» уже говорилось. Не буду повторяться.
Стр. 23. «…адмиралы и командиры кораблей (менее пятидесяти лет никому не было)…»
Неправда. Сэру Фредерику Уильяму Эрскину Николсону, капитану фрегата «Pique» и принявшему британскую эскадру после смерти Прайса, например, в тот момент было тридцать девять.
Стр. 25. «…проводя совместные манёвры в Атлантическом, а затем Тихом океанах…»
Надо полагать, капитан-лейтенант Изыльметьев должен был купиться на такую чушь, «вылетевшую изо ртов» союзных адмиралов. Выглядит, будто у Франции и Англии уже тогда военно-морские силы были «способными решать поставленные задачи любой сложности в любых оперативных районах Мирового океана», что достигалось, несомненно, регулярными совместными учениями и манёврами, и об этом знает любой юнга… смешно.
Стр. 32. «…Вглядитесь внимательно: корабли обеих эскадр направили жерла пушек на «Аврору»…»
Ага! Значит, всё-таки «Аврора» стояла на дальности пушечного выстрела? То есть, раз она встала на якорь на внешнем рейде, то союзные корабли стояли также на внешнем рейде, то есть между гаванью Кальяо и островом Сан-Лоренцо. А вообще - корабельные пушки выдвигаются в открытые пушечные порты только перед стрельбой, так что союзные адмиралы ясно давали понять Изыльметьеву, что могут атаковать в любой момент. Ну и на кой чёрт им тогда было ломать комедию, играя в дипломатию во время официальных визитов? Да не могло такого быть. Порты могли быть и открытыми, но пушки-то никак не торчали «направленные» на «Аврору». Или все четыре союзных корабля окружали «Аврору» полумесяцем? Странный всё-таки командир этот Изыльметьев. Встал на якорь так, чтобы подставить свой фрегат вероятным противникам… Ясно, что автор здесь просто нагнетает атмосферу беспокойства, но ведь видно же, что так быть не может. Впрочем, союзники чуть позже действительно переставили свои корабли поближе к «Авроре», но не настолько, ибо боялись спугнуть, и это исторический факт.
Стр. 45. «Признать поражение и спустить его [Андреевский флаг] перед неприятелем на русском флоте считается несмываемым позором».
Считаться-то считается… и тем не менее, хоть это официально не афишируется, русские корабли более ста раз сдавались врагу (либо были захвачены и признали поражение), а в ряде случаев даже сами спускали Андреевский флаг перед неприятелем . Два таких случая приходятся как раз на 1854 год и произошли они прямо в Авачинском заливе сразу после событий, которые автор описывает в своей книге. Это «Анадырь» и «Ситка». Знает он об этом или нет?
Стр. 47. «…куда делся русский корабль? Считая себя обречёнными на гибель, не открыли ли эти безумцы кингстоны?»
Вот это да… кингстоны - да на парусном корабле XIX века? «Аврора», конечно, по тем временам была современным фрегатом, но кингстоны - это, простите, перебор. Читаю дальше и жду про дизеля и торпедные аппараты…
Стр. 48. «…остров Сан-Ларенцо…»
Оставим эту ошибку на совести корректоров. Сан-Лоренцо же, конечно.
Там же. «…поставили подготовленные паруса. В них упруго упёрся свежий тропический муссон…»
Ну, не муссон, конечно, а пассат… Хотя, сухопутному автору какая разница? А слово красивое… романтика-с.
Стр. 52. «…распорядился усилить дежурные вахты, расчехлить орудия всех деков…»
Вообще-то, «дежурная вахта» - это «масло масляное». А дальше - просто супер. Оказывается, орудия на парусных кораблях зачехляли! Да ещё на всех деках!
Там же. «Фрегат несколько отклонился от путей, рекомендованных лоциями мира».
Автор не знает, что такое лоция. По его мнению, существуют (и тем более в XIX веке) навигационные пособия, рекомендующие (или не рекомендующие) тот или иной маршрут при пересечении Тихого океана, и эти пособия называются лоциями. А ещё у Изыльметьева, наверно, на борту были «лоции мира» - русские, английские, французские, испанские, американские, китайские и ещё Бог весть чьи. И вот ими-то он, Изыльметьев, для осуществления своих планов пренебрёг… бред какой-то.
Там же. «Муссон, передвигавший фрегат со скоростью не более пяти-шести миль в час…»
На муссонах мы уже останавливались. Муссоны в океане не дуют. Теперь про мили в час. Такой меры скорости на флоте не существует, а существует «узел». Это как раз и есть одна морская миля в час, но моряки всегда смеются над тем, как сухопутные писатели используют морские меры и термины вообще. Миля-то миле рознь. И скорость в XIX веке называли не «скоростью», а «ходом».
Стр. 53. «…капитальной уборкой корабля…»
Автор, похоже, имел в виду «большую приборку». На флоте не убирают (в смысле наведения порядка), а прибирают. И всё равно не «капитально». Капитальным бывает только ремонт корабля.
Стр. 55. «Бьют колокола громкого боя, пронзительно свистят боцманские дудки. Поднятый на ноги экипаж лихорадочно снимает паруса».
Колокола громкого боя - это громкий электрический звонок на боевых кораблях (начиная с конца XIX века) для подачи тревоги или аврала, для других сигналов. Колокол же на фрегате - это судовой колокол, или рында, для подачи туманных сигналов и отбития склянок, ну разве что ещё для церковных обрядов. Чтобы управлять экипажем, достаточно боцманских дудок. Тут автор маху дал, точно так же, как с кингстонами. Теперь о снимаемых парусах. Прямые паруса всегда СТАВЯТ и УБИРАЮТ, косые - ПОДНИМАЮТ и СПУСКАЮТ. «Снятие парусов» - ну разве что для ремонта, но при чём тут подготовка к бою?
Стр. 57. «…А зайди на фрегат, и увидишь сплошную сеть снастей, канатов…»
На флоте нет канатов. На кораблях есть тросы.
Стр. 58. «Опасны, очень опасны судам в открытом море тайфуны. Они свирепы, злы и беспощадны к морякам. Их почему-то называют женскими именами: Джорджия, Эльза, Генриетта, Карина… Особенно люты северные ветра».
Почему именно северные? Странная и весьма спорная мысль… А называть тайфуны женскими именами начали только в XX веке.
Стр. 60. «Самый крупный кит (по предположению моряков, «хозяин гарема»), плывший впереди, погрузил тело в воду, оставив над поверхностью моря только громадную голову. Повернув сетчатую пасть к сородичам, исполин издал пронзительный звук и, помедлив, словно соображая, все ли поняли его команду, исчез под волнами. Через секунды над водой показался его хвостовой плавник с широкими - не менее трёх саженей - лопастями. Гигант, как догадывались моряки, осознанно держал плавник против ветра. Следом за вожаком то же самое проделали остальные киты. Полосатики, удивительно, но факт, использовали хвосты в качестве парусов. Прошли минуты, и киты, вспенив воду, одновременно высунули головы, брызнули вверх мощными двойными фонтанами».
Сложно всё это уложить в голове. И насчёт «погрузил тело в воду», и насчёт «повернул сетчатую (!) пасть к сородичам», и этот «пронзительный звук»… А ещё и хвост-парус. Это, по-моему, просто шедевр. И фонтан у кита-полосатика всё-таки одинарный (высота 1-2 метра, в виде перевернутого конуса), а не двойной.
Стр. 63-64. Несколько интерпретаций легенды о «Летучем голландце», но в XIX веке их ходило две, и как раз их автор почему-то не приводит. Никакой не флибустьер был этот голландец, согласно легенде тех лет, а просто некий дерзкий капитан Ван Страатен или Ван дер Декен. Про пиратов и прочее придумали много позже.
Стр. 66. «Пилкин ни флага, ни гюйса не видел, но заметил на корпусе судна большие латинские буквы. Они проплыли перед глазами лейтенанта справа налево».
С учётом того, что название кораблей писалось на корме (причём на транце), можно себе представить, как таинственный корабль в ночи проскочил по левому борту «Авроры» кормой к ней, при этом идя своим левым бортом вперёд, и курс его был поперёк своей же диаметральной плоскости. Проблема в том, что корабли так не ходят, они всё больше носом вперёд норовят…
Стр. 67. Опять эти переводы названий кораблей... Теперь уже «Амфитрита» с «Артемидой».
Стр. 69. «- В это время года в океане неизбежны долгие мёртвые штили. «Аврора» вынуждена будет стоять. А у нас есть пароход. Он незаменим при штиле. «Вираго» потянет за собой караван парусников. В этом и есть наше бесспорное преимущество перед капитаном Изыльметьевым».
Автор представляет читателю адмирала Прайса умалишённым: ведь что он предлагает - искать в бескрайнем океане русский фрегат связкой из военных кораблей, которые все находятся на буксире у пароходо-фрегата. Какой при этом будет ход у эскадры, автор не уточняет, приходится догадываться самому. Кроме того: оказывается, именно в июне-августе по всему Тихому океану стоят долгие штили, и не какие-нибудь, а именно мёртвые. Наверно, информация почерпнута из всё тех же «мировых лоций» Тихого океана. А чуть ниже Прайс поясняет свою мысль (и сам себе противоречит), предлагая вести поиск строем фронта и убеждая присутствующих, что на расстоянии двадцати миль выстрел из пушки будет хорошо слышен.
Стр. 70. «Вот они, голубчики, Ричард Барриджи, Фредерик Никольсон и Джон Маршалл…»
Флаг-капитана звали Ричард Барридж (Richard Burridge), а не Барриджи; капитана фрегата «Pique» звали Фредерик Уильям Эрскин Николсон (Frederick William Erskine Nicholson, с жёстким «л»). Капитана «Вираго» звали не Джон, а Эдуард (Edward Marshall).
Там же. «Французские командиры кораблей - Этьен Бурассэ, Ла Грандьер и Паскье Гужон…»
На самом деле имя лейтенанта Бурассэ (Bourasset) начиналось на букву «М», что видно из архивных докладных записок английских офицеров. Кроме того, немного ниже автор прямо указывает, что лейтенант Бурассэ командовал флагманским французским фрегатом, хотя гораздо меньшим кораблём французской эскадры командует почему-то целый капитэн де вайссо. А кто такой Паскье Гужон - непонятно, поскольку 18-пушечным бригом «L’Obligado» командовал капитан де Розенкурт (de Rosencourt).
Там же. «…упрямцы с золотыми аксельбантами…»
Ни на одном флоте офицеры плавсостава (кроме, может быть, флаг-секретарей при парадной форме) аксельбантов не носили. Автор, похоже, не знает смысл ношения аксельбанта и что это такое вообще.
Стр. 77. «…до белого каления нагревать пушечные ядра…»
Пушечные ядра нагревали не до белого (что вряд ли возможно без специальных мехов), а до тёмно-красного каления.
Там же. «На фрегате кончился саван. Памятуя, что «мёртвые сраму не имут», наскоро отпетых покойников обматывали чем попало и с борта окунали в бурлящую солёную купель, не соблюдая традиционного морского ритуала - без спуска на фрегате флага, без скрещивания рей».
Саван - это не материал, а кусок парусины, выкроенный определённым образом, это не вид ткани, а изделие из ткани. На фрегате кончилась парусина? Неужто столько мертвецов? И при чём здесь фраза «мёртвые сраму не имут»? Далее, допустим, «покойников обматывали чем попало». Чем? Что ещё может быть на корабле, кроме парусины? Ветошь? Пакля? Зачем так писать? И что это за «скрещивание рей»? Как можно «скрестить реи»? Автор представляет себе сам, о чём он пишет? Кроме того, «рей» - слово мужского рода, а не женского. И флаг не спускали, а приспускали, это большая разница.
Стр. 81. «Тихий океан в северном полушарии, по мнению моряков мира, самый буйный. Тайфуны, один коварнее другого, налетают на корабли и остервенело треплют их с такой силой, что не подай вовремя команду «Аврал!», не успей снять паруса, и ураган сломает мачты, закрутит судно, втянет в морскую пучину. Опытный капитан не поставит в шторма парусник на якоря. Сделай он это, и ходуном ходившие клюзы перегрызут якорные цепи. Лучшее спасение от тайфуна - это укрытие в бухте…»
Вот такой пассаж. Оказывается, не «ревущие сороковые», и не «стонущие пятидесятые», а именно северная часть Тихого океана - самое опасное место. Конечно, там тоже дует и качает, причём сильно, но моряки всего мира никогда не считали «самым буйным» именно этот район. Таких мест в Мировом океане много, а сказать точнее - везде, кроме тропиков и субтропиков Атлантики Южного полушария. И опять это «снять паруса». Паруса в шторм не снимают, а убирают, рифят (берут рифы) или спускают. А вот на якорь в океане действительно не встают, и не только опытные капитаны, а вообще любые - думается, всё больше из-за того, что длины якорь-тросов не хватит, слишком далеко до дна. И клюзы вовсе не перегрызают якорные цепи. Цепи просто рвутся при слишком большой нагрузке, клюзы тут не при чём. И какие клюзы на парусном фрегате, да ещё «ходящие ходуном», какие якорные цепи? Не было цепей! Автор путает якорное устройство фрегата середины XIX века с якорным устройством современного корабля, наивно полагая, что они не сильно отличаются. В общем, лапша и клюква какая-то.
Стр. 82. «…в силу своего коварного и жестокого характера, желая окончательно доконать русских моряков, Джорджия, прилетевшая из южных широт, с визгом и грохотом обрушилась на фрегат, стремительно неся тучи мокрого снега. […] Перебесилась и на третьи сутки к вечеру стихла свирепая Джорджия, вяло поплелась на север, таща за собой рваные тучи… […] А с противоположной стороны, разминувшись в несколько десятков миль со злой южанкой, на «Аврору» остервенело набросилась не менее взбалмошная и разрушительная Генриетта. Разнузданная особа злорадно освистывала по-смевших не устрашиться её моряков двенадцатибалльным ветром, вскосматила океан пятисаженными волнами, которые в длину достигали трёхсот метров. […] Иллюминаторы кланялись дверям, двери - иллюминаторам…»
Силища, что и говорить. Но начнём по порядку. Джорджия прилетела из южных широт - надо полагать, в северные? Ведь ранее автор уже писал про коварство северной части Тихого океана, по которой идёт в данный момент «Аврора». Южные широты - это районы к югу от экватора. Таким образом, коварная Джорджия, по автору, прилетела из южного полушария в северное, чтобы натворить там дел. Вот так запросто - она ж коварная. Автор, похоже, думает, что тайфуны свободно гуляют по всему океану, как им заблагорассудится. Правда, возможно, автор имел в виду не южные широты, а просто те, которые находятся несколько южнее описываемого района северной части Тихого океана, тогда всё более-менее становится на свои места. Но в таком случае, так и надо было написать! И ушла Джорджия на север со своими тучами… куда? На север - это вряд ли. Другое дело - на северо-восток. И опять эти имена тайфунов - «Джорджия», «Генриетта»... Кто их так называл в те времена? Американцы? Англичане? Откуда автору известно, что на «Аврору» навалилась именно Джорджия? Понятно, что он просто хочет набрызгать морской романтики и поэтому уже второй раз задаёт вопрос (видимо, наболевший), почему тайфуны называются женскими именами. Ну, это ладно, но вот Генриетта, разминувшаяся с Джорджией «на несколько десятков миль» и идущая с севера… Это вообще бред. Далее, двенадцатибалльный ветер поднял волну в семь-восемь метров высотой. Маловато будет. А при длине волны триста метров она никак не должна швырять парусник во все стороны. Ну, клонить, качать… это да. И какие на фрегате иллюминаторы, где? И как они «кланялись» дверям? Метафора должна иметь смысл, но это явно не тот случай.
Автору было бы неплохо указать, сколько же всё-таки членов экипажа «Авроры» погибло на переходе до Петропавловска. У него моряки мрут, как мухи - вон и саваны даже кончились… Между тем, это чистое враньё, не было такого на корабле Изыльметьева.
Стр. 84-85. Неправда. «Аврора» заходила на Сэндвичевы острова, хоть и ненадолго, но заходила. Её там видели и после сообщили об этом Прайсу. Автор же направляет русский фрегат напрямую из Кальяо на Камчатку.
Стр. 118. «…у мыса Никольской сопки…»
Никольская сопка не имеет и никогда не имела ничего, что можно было бы назвать мысом. Уверен, автор её никогда не видел. Либо он под словом «мыс» понимает что-то своё.
Стр. 114. «- Земля часто трясётся и вулканы огнём дышат, - пожаловался начальник Камчатки. - Гейзеры удушливым паром постоянно оскверняют воздух…»
Так, всё понятно. Автор действительно не был на Камчатке ни разу. От Петропавловска до ближайшего гейзера нынче аж на вертолётах летают. Да и вулканы далековато, дышать всегда есть чем. Так нагло врать генерал-губернатору начальник Камчатки не мог.
Стр. 115. «Базарные прилавки переливались серебром лососей и солнечно-оранжевым цветом икры».
В Петропавловске в XIX лососём и икрой никто не торговал (впрочем, и базарных прилавков не было по причине отсутствия базара, хотя магазин был). Рыбы и так было навалом, чтоб ещё деньги на неё тратить - пошёл и наловил, всем хватало с избытком. Лососёвой же икрой вообще собак кормили, а сами не ели и не заготовляли.
Стр. 118. «…пропала где-то полярная экспедиция Франклина…»
Хотя последняя полярная экспедиция Франклина действительно исчезла в Арктике вместе с кораблями «Erebus» и «Therror», и их уже даже начали искать, но английские капитаны в поисках Франклина в Петропавловск тогда не заходили, и вообще обо всём этом в Петропавловске вряд ли знали.
Стр. 189. Весьма интересная версия значения слова «авача». Впрочем, автор слов и сам сомневается в её подлинности. Но можно было бы и правильную между делом вспомнить.
Там же. Ительменское селение, от которого пошёл Петропавловск, называлось Анкомп. Аушин острожек - это другое.
Стр. 197. «И вот из-за Ракового перешейка появляется трёхмачтовый парусник. Василий Степанович вскинул к глазам подзорную трубу и прочитал написанное вязью название корабля: «Аврора».
«Аврора» что, в Авачинскую губу задним ходом входила, что ли? Кормой вперёд...
Стр. 233. Этих американцев вообще-то было не двое, а девятеро.
Стр. 247-249. Интересно, откуда автор взял этот эпизод со стрельбой из пушки по бочке керосина? Да ещё и попали с первого же выстрела. Ни французы, ни англичане, ни русские нигде про это не упоминают. Полёт авторской фантазии? Чересчур уж смело и неправдоподобно. И, пожалуй, глупо. Ну прямо снайперы. Не говоря уже про то, откуда взялась на Камчатке бочка керосина в середине XIX века.
Стр. 249. «Завойко рассмотрел красные рубашки моряков. Всякие сомнения отпали: форма английская».
Отныне, кто не знал - знайте: английские моряки ходили в красных рубашках. Понятно, что он пишет про стоящих на палубе морских пехотинцев, но...
Стр. 250. «Дэвид Прайс, узнав в Гонолулу, что «Аврора» у Сэндвичевых островов не появлялась…»
Появлялась. Автор ещё забыл указать, что союзная эскадра после Кальяо прибыла на Нукухиву, а лишь затем на Гавайи. И состав её изменился: добавились некоторые английские и французские корабли. Но это же мелочи… Далее в этом же абзаце автор объясняет решение Прайса искать русскую эскадру именно на Камчатке. Объясняет просто: оказывается, до Камчатки от Гавайев ближе, чем до Сахалина и Де-Кастри. Согласен, чуть ближе. Но не настолько, чтобы принять однозначное решение. Прайсу с де Пуантом приходилось учитывать ещё с десяток факторов.
Стр. 252. «…«Вираго», пыхтя трубами…»
Автор поленился найти хотя бы фотографию колёсного пароходо-фрегата «Virago», не говоря уж о том, чтобы поинтересоваться его тактико-техническими данными. У «Virago» была только одна труба.
Там же. Из авторского описания следует, что на подходах к Камчатке союзная эскадра едва не заблудилась. Между тем, это неправда: её капитаны вывели свои корабли точно к мысу Поворотному, отлично зная, куда именно; и погода в тот день была прекрасной.
читать дальше
Книга называется «Кордон». Автор - Николай Данилов. ISBN 5-86436-012-0. Тираж - 50000 экз. Изд-во «Граница», 1992 год (101000, Москва, Главпочтамт, а/я 711).
Раскрываю, читаю, а, начиная с пятой страницы - ещё и записываю. Чем дальше - тем больше. Как говорит Задорнов - готовы? Поехали.
; Стр. 5. «…суда английской и французской эскадр…»
Судно не может быть военным по определению. Если военный - то это всегда КОРАБЛЬ. Во всяком уж случае - в русской литературе.
Там же. «…Фебрие де Пуант…»
Имя командующего французской эскадрой было Феврье де Пуант (Febvrier Des Pointes). Буква «b» здесь не читается. Или Феврье Депуант.
Стр. 6. «…русская «Аврора» от одного залпа любого военного корабля будет охвачена огнём и погрузится на дно».
Фрегат «Аврора» имел 44 пушки, причём не самого малого калибра, что сопоставимо, например, с британским фрегатом «Pique». И даже перевес в 10-16 орудий ещё не гарантирует победы в дуэли парусников на море. Какое-то странное бахвальство в устах адмирала.
Стр. 6-7. «…то ли французский 60-ствольный «Форт»…»
Не «Форт», а «Ла Форт» («La Forte»). Переводить с иностранного языка имена собственные - дело опасное, можно и впросак попасть. Лучше давать транслитерацию. «Форт» в данном случае означает не «форт» (в русском языке - укреплённое фортификационное сооружение), а мощь, силу. Ниже будут ещё замечания по этому поводу. И не 60-ствольный он, а 60-пушечный.
Там же. «Корабль содрогнулся от залпа орудий левого борта. Это «Президент», под контр-адмиральским флагом, первым поприветствовал «Аврору». […] Минутой позже изрыгнул огонь флагман французской эскадры «Форт».
Военно-морской этикет - дело тонкое. С каких это пор старший по чину первым приветствует младшего? На гафеле «Авроры» адмиральского вымпела не было (и не могло быть, поскольку ею командовал капитан-лейтенант). Непонятно, чем руководствовался контр-адмирал Прайс, приветствуя первым, и почему контр-адмирал де Пуант запоздал со своей стрельбой аж на целую минуту (экий позор для французских канониров-недотёп!). Кроме того, увидев (именно - сперва увидев, а лишь потом заслышав) полный бортовой залп, командир «Авроры» просто обязан был понять, что его атакуют без предупреждения - один корабль, а затем другой. Военно-морской салют производится несколько по-другому, и число выстрелов соответствует рангу приветствуемого и приветствующего.
Стр. 8-11. Автор напирает на взаимную нелюбовь французов и англичан, описывая Прайса и де Пуанта чуть ли не ярыми противниками, почти не скрывающими своих чувств. На самом деле оба они были весьма благовоспитанными господами и отменными моряками, умеющими уважать как союзников, так и противников. К тому же, им обоим было за шестьдесят, и от свойственной молодым мичманам и лейтенантам глупости они были далеки - не тот возраст, плюс солидный боевой опыт.
Стр. 10. «Старый морской волк Дэвид Прайс повидал на своём веку всякое. Бороздя более четырёх десятков лет моря и океаны, он участвовал во многих сражениях. Смело дрался молодой офицер с голландцами, норвежцами, топил испанские, португальские, греческие и ещё невесть чьи суда, на отдалённых материках и островах не кланялся стрелам индейцев, негров, папуасов…»
По порядку. Первое: Дэвид Прайс не бороздил моря и океаны более четырёх десятков лет. На общих двадцать два года службы у него приходится общих тридцать лет отставки. Другое дело, что пока он служил (с перерывами), он действительно проявил себя отличным офицером и смелым моряком.
Второе: здесь автор представляет Прайса чуть ли не капером. С голландцами Прайс не дрался вообще, так же как и с норвежцами. Другое дело - с датчанами и французами, но тогда так и следовало бы написать. Точно так же никогда не топил он испанские и португальские суда. Нет такого в его послужном списке! А что до греческих, то даже наоборот: он участвовал в освободительной войне за независимость Греции на стороне греческого короля Отто, который за личное мужество и умелое командование наградил его Орденом освобождения Греции и приказал написать его портрет, стоящим на палубе его флагманского корабля «Portland» на фоне вечерних Афин.
Третье: Прайс не кланялся «стрелам индейцев, негров и папуасов» по одной простой причине - не участвовал он в каких-либо событиях, где пришлось бы воевать против этих самых индейцев, негров и папуасов. Ну вот не довелось, и всё. Если в Америке он и был (во время войны Англии и США), то воевал против бледнолицых американцев, а не против индейцев. При чём тут негры - вообще непонятно. Негры - это Африка? Что же до папуасов, то Прайс их вообще никогда не видел. Он принял британскую эскадру в Кальяо и не участвовал ни в Китайской кампании, ни в походах к Новой Гвинее, где, как известно, и живут папуасы. Ничем не оправданный авторский пассаж.
Там же. «Однажды в Финском заливе была стычка с русским фрегатом «Всеволод». Об этом бесславном для английских моряков поединке Дэвид Прайс вспоминать не любил».
Почему же «бесславном»? 74-пушечный «Всеволод» был повреждён, его буксировал русский фрегат «Поллукс», буксир лопнул, «Всеволод» в шести милях от порта-укрытия встал на якорь. Англичане (два корабля, в том числе и «Centaur», на котором служил мичман Прайс) опередили идущих на подмогу русских и атаковали. Командир «Всеволода» обдуманно посадил корабль на мель и решил драться до последнего, однако англичане изрядно обстреляли русских, а потом и взяли «Всеволод» на абордаж. Стащить с мели не сумели и поэтому просто сожгли его. Это было 26 августа 1808 года. Что тут бесславного-то? Нормальная война на море, ничего особенного…
Там же. «…сражение с французами, когда молодой офицер Дэвид Прайс получил первое штыковое ранение (всего их было три). Тогда и зародилась у него неприязнь к нынешним союзникам, которую не приглушили ни время, ни события».
Первый раз Прайс был ранен датчанами под Копенгагеном - мушкетной пулей в руку. Ранение не было серьёзным, несмотря на калибр мушкета и на то, что ампутация конечностей после пулевых ранений была делом обычным. Второй раз он немного пострадал в рукопашной схватке с французами под Барфлёром, но не настолько, чтобы считать это серьёзным ранением. В третий раз он действительно был тяжело ранен французским штыком в бедро, там же, под Барфлёром, в 1811 году, и лечился почти год. 24 декабря 1814 года его снова ранили пулей в бедро - но уже американцы, в дельте реки Котолан. Так что особых причин ненавидеть именно французов у Прайса не было, если не считать обычной взаимной нелюбви двух наций, которой уже тогда стукнула далеко не первая сотня лет.
Там же. «Фебрие де Пуант […] не мог забыть пролитой им крови во время схватки с английскими моряками бомбардирского судна «Вулкано», которым командовал тогда капитан-лейтенант Дэвид Прайс».
Автор не уточняет, когда имело место подобное событие, и, наверно, правильно делает. Прайс действительно служил капитаном (не принято называть капитанов боевых кораблей командирами, если это не говорится о русском флоте) плавучей батареи «Volcano», но чина капитан-лейтенанта (Lieutenant-Commander) в британском флоте тогда ещё не было. Прайс был коммандером (Commander), что могло бы соответствовать русскому капитану 2 или 3 ранга, это был следующий чин между лейтенантом (Lieutenant) и кэптеном (Captain, соответствует капитану 1 ранга). Встречались ли Прайс с де Пуантом до назначения на соответствующие Тихоокеанские эскадры перед Крымской войной - сложно сказать; во всяком случае, мне такой эпизод неизвестен.
Стр. 11. Автор упоминает Трафальгарскую битву и французского адмирала Вильнево, хотя его фамилия вообще-то была Вильнёв (Villeneuve).
Там же. Бесстрастную оценку Синопского боя, принесшего славу адмиралу Нахимову, в своё время дал флаг-офицер адмирала Корнилова (впоследствии - вице-адмирал) И. Ф. Лихачёв: «…Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и, конечно, в несколько раз сильнее её в нравственном отношении. Следовательно, особого «геройства» тут не представлялось…» Нахимов разгромил более слабую турецкую эскадру, которая, к тому же, ещё и стояла в невыгодной позиции. Победа была нужной и своевременной, но ничего особого в ней нет, тем более что Крымскую войну Россия всё же проиграла, вдобавок лишившись Черноморского флота. При этом я не хочу сказать ни слова упрёка адмиралу Нахимову, настоящему герою и патриоту России, который просто воспользовался преимуществом, вот и всё, причём воспользовался не полностью.
Стр. 12. «…мой славный соотечественник Жан де Гало Лаперуз…»
Обычно пишут просто «Лаперуз». Если уж писать полностью, то следовало бы написать - Жан-Франсуа де Галло де Ла Перуз.
Там же. «…После того, как мой соотечественник Джеймс Кук в 1779 году открыл Сандвичевы острова, его постигла трагическая смерть - мореплавателя съели дикари. Тогда кругосветную экспедицию возглавил его сподвижник и помощник Чарльз Кларк. Он направил её к Камчатке, но сам скончался в пути. Кларка похоронили в Петропавловске».
Автор применяет не самый удачный ход - собеседники-адмиралы рассказывают друг другу вещи, которые оба прекрасно знают и так. Понятно, он это делает, чтобы просветить читателя, но из-за этого диалог становится пресным и неубедительным. Кроме того, Кука не съели, а только убили и приготовили к съедению, не успели. Боясь пушек Кларка, гавайцы вернули останки знаменитого капитана, которые затем были погребены в бухте, ныне носящей имя Кука. Капитан Кларк умер от туберкулёза, но не на пути с Гавайев к Камчатке, а позже - англичане зашли в Петропавловск, потом вышли в Чукотское море, упёрлись в паковые льды и вернулись на Камчатку. Вот как раз на обратном пути и умер капитан Кларк. К чести автора, в середине книги он всё же уточняет эти события почти правильно.
Стр. 13. «- «Аврора», заметьте, отдала якоря на внешнем рейде…»
А объединённая эскадра стояла где - на внутреннем, что ли? В Кальяо вообще не было внутреннего рейда как такового (тот, что есть сейчас - тоже очень небольшой), достаточно глянуть на карту. И стояла «Аврора» очень близко к союзникам, но чуть мористее - благодаря прозорливости Изыльметьева.
Стр. 15. ««Пайкс»…»
Не «Пайкс», а «Пик» («Pique»). В переводе - «задетое самолюбие». Надо либо переводить все названия кораблей, либо везде давать транслитерацию. Переводить опасно и трудно, потому что тогда вместо «Virago» получится «Бой-баба» или «Мегера». И с остальными та же песня.
Стр. 18. Об излишнем преувеличении русской доблести в Синопском бою уже сказано выше. Автор, напирая на силу турецкого флота, говорит о «сотнях корабельных орудий» турок. Ну да, аж 224 пушки. Залп одного борта - 150 с лишним пудов. Однако у Нахимова было 728 пушек с залпом одного борта около 400 пудов. Разница заметна. Плюс неготовность турок к бою: корабли эскадры стояли на якорях и не имели возможности для манёвра. Какая же доблесть? Раздолбили, сожгли, захватили. Вот и всё… Автору следовало бы почитать что-нибудь документальное по теме, прежде чем переписывать набившие оскомину дифирамбы, кочующие из книги в книгу.
Там же. «Прочно отремонтировав в пути грот-мачту, распутав такелаж, командир дал экипажу жёсткий срок…»
Непонятно: как это - «распутав такелаж»? Он что - может так запутаться, что для «распутывания» нужно зайти в какой-нибудь порт? Лихо…
Стр. 19. «Низко, задевая за стеньгу корабля, проносились свинцовые тучи…»
У парусного корабля, оказывается есть стеньга! И наверно, она находится довольно низко, раз использована для сравнения, показывая, на какой высоте летели тучи. Автор неудачно использует морской термин, притом (возможно) не понимая его сути. А неискушённый читатель и не подумает, что этих стеньг у фрегата - как минимум, шесть, и что бом-брам-стеньга, например - это самая высокая часть мачты. Конечно, облака летят низко, но здесь следовало бы применить другое сравнение или уточнить, какой именно стеньги касались тучи.
Там же. «Шторм с силой ветра до тридцати метров в секунду…»
Нам-то, конечно, понятнее, когда в метрах в секунду. Однако, описывая моряков того времени, нужно было бы указать силу ветра в баллах (или хотя бы в узлах), и силу волнения моря тоже в баллах. Хотя бы для антуража.
Стр. 21. Ну, про «гавань Кальяо» уже говорилось. Не буду повторяться.
Стр. 23. «…адмиралы и командиры кораблей (менее пятидесяти лет никому не было)…»
Неправда. Сэру Фредерику Уильяму Эрскину Николсону, капитану фрегата «Pique» и принявшему британскую эскадру после смерти Прайса, например, в тот момент было тридцать девять.
Стр. 25. «…проводя совместные манёвры в Атлантическом, а затем Тихом океанах…»
Надо полагать, капитан-лейтенант Изыльметьев должен был купиться на такую чушь, «вылетевшую изо ртов» союзных адмиралов. Выглядит, будто у Франции и Англии уже тогда военно-морские силы были «способными решать поставленные задачи любой сложности в любых оперативных районах Мирового океана», что достигалось, несомненно, регулярными совместными учениями и манёврами, и об этом знает любой юнга… смешно.
Стр. 32. «…Вглядитесь внимательно: корабли обеих эскадр направили жерла пушек на «Аврору»…»
Ага! Значит, всё-таки «Аврора» стояла на дальности пушечного выстрела? То есть, раз она встала на якорь на внешнем рейде, то союзные корабли стояли также на внешнем рейде, то есть между гаванью Кальяо и островом Сан-Лоренцо. А вообще - корабельные пушки выдвигаются в открытые пушечные порты только перед стрельбой, так что союзные адмиралы ясно давали понять Изыльметьеву, что могут атаковать в любой момент. Ну и на кой чёрт им тогда было ломать комедию, играя в дипломатию во время официальных визитов? Да не могло такого быть. Порты могли быть и открытыми, но пушки-то никак не торчали «направленные» на «Аврору». Или все четыре союзных корабля окружали «Аврору» полумесяцем? Странный всё-таки командир этот Изыльметьев. Встал на якорь так, чтобы подставить свой фрегат вероятным противникам… Ясно, что автор здесь просто нагнетает атмосферу беспокойства, но ведь видно же, что так быть не может. Впрочем, союзники чуть позже действительно переставили свои корабли поближе к «Авроре», но не настолько, ибо боялись спугнуть, и это исторический факт.
Стр. 45. «Признать поражение и спустить его [Андреевский флаг] перед неприятелем на русском флоте считается несмываемым позором».
Считаться-то считается… и тем не менее, хоть это официально не афишируется, русские корабли более ста раз сдавались врагу (либо были захвачены и признали поражение), а в ряде случаев даже сами спускали Андреевский флаг перед неприятелем . Два таких случая приходятся как раз на 1854 год и произошли они прямо в Авачинском заливе сразу после событий, которые автор описывает в своей книге. Это «Анадырь» и «Ситка». Знает он об этом или нет?
Стр. 47. «…куда делся русский корабль? Считая себя обречёнными на гибель, не открыли ли эти безумцы кингстоны?»
Вот это да… кингстоны - да на парусном корабле XIX века? «Аврора», конечно, по тем временам была современным фрегатом, но кингстоны - это, простите, перебор. Читаю дальше и жду про дизеля и торпедные аппараты…
Стр. 48. «…остров Сан-Ларенцо…»
Оставим эту ошибку на совести корректоров. Сан-Лоренцо же, конечно.
Там же. «…поставили подготовленные паруса. В них упруго упёрся свежий тропический муссон…»
Ну, не муссон, конечно, а пассат… Хотя, сухопутному автору какая разница? А слово красивое… романтика-с.
Стр. 52. «…распорядился усилить дежурные вахты, расчехлить орудия всех деков…»
Вообще-то, «дежурная вахта» - это «масло масляное». А дальше - просто супер. Оказывается, орудия на парусных кораблях зачехляли! Да ещё на всех деках!
Там же. «Фрегат несколько отклонился от путей, рекомендованных лоциями мира».
Автор не знает, что такое лоция. По его мнению, существуют (и тем более в XIX веке) навигационные пособия, рекомендующие (или не рекомендующие) тот или иной маршрут при пересечении Тихого океана, и эти пособия называются лоциями. А ещё у Изыльметьева, наверно, на борту были «лоции мира» - русские, английские, французские, испанские, американские, китайские и ещё Бог весть чьи. И вот ими-то он, Изыльметьев, для осуществления своих планов пренебрёг… бред какой-то.
Там же. «Муссон, передвигавший фрегат со скоростью не более пяти-шести миль в час…»
На муссонах мы уже останавливались. Муссоны в океане не дуют. Теперь про мили в час. Такой меры скорости на флоте не существует, а существует «узел». Это как раз и есть одна морская миля в час, но моряки всегда смеются над тем, как сухопутные писатели используют морские меры и термины вообще. Миля-то миле рознь. И скорость в XIX веке называли не «скоростью», а «ходом».
Стр. 53. «…капитальной уборкой корабля…»
Автор, похоже, имел в виду «большую приборку». На флоте не убирают (в смысле наведения порядка), а прибирают. И всё равно не «капитально». Капитальным бывает только ремонт корабля.
Стр. 55. «Бьют колокола громкого боя, пронзительно свистят боцманские дудки. Поднятый на ноги экипаж лихорадочно снимает паруса».
Колокола громкого боя - это громкий электрический звонок на боевых кораблях (начиная с конца XIX века) для подачи тревоги или аврала, для других сигналов. Колокол же на фрегате - это судовой колокол, или рында, для подачи туманных сигналов и отбития склянок, ну разве что ещё для церковных обрядов. Чтобы управлять экипажем, достаточно боцманских дудок. Тут автор маху дал, точно так же, как с кингстонами. Теперь о снимаемых парусах. Прямые паруса всегда СТАВЯТ и УБИРАЮТ, косые - ПОДНИМАЮТ и СПУСКАЮТ. «Снятие парусов» - ну разве что для ремонта, но при чём тут подготовка к бою?
Стр. 57. «…А зайди на фрегат, и увидишь сплошную сеть снастей, канатов…»
На флоте нет канатов. На кораблях есть тросы.
Стр. 58. «Опасны, очень опасны судам в открытом море тайфуны. Они свирепы, злы и беспощадны к морякам. Их почему-то называют женскими именами: Джорджия, Эльза, Генриетта, Карина… Особенно люты северные ветра».
Почему именно северные? Странная и весьма спорная мысль… А называть тайфуны женскими именами начали только в XX веке.
Стр. 60. «Самый крупный кит (по предположению моряков, «хозяин гарема»), плывший впереди, погрузил тело в воду, оставив над поверхностью моря только громадную голову. Повернув сетчатую пасть к сородичам, исполин издал пронзительный звук и, помедлив, словно соображая, все ли поняли его команду, исчез под волнами. Через секунды над водой показался его хвостовой плавник с широкими - не менее трёх саженей - лопастями. Гигант, как догадывались моряки, осознанно держал плавник против ветра. Следом за вожаком то же самое проделали остальные киты. Полосатики, удивительно, но факт, использовали хвосты в качестве парусов. Прошли минуты, и киты, вспенив воду, одновременно высунули головы, брызнули вверх мощными двойными фонтанами».
Сложно всё это уложить в голове. И насчёт «погрузил тело в воду», и насчёт «повернул сетчатую (!) пасть к сородичам», и этот «пронзительный звук»… А ещё и хвост-парус. Это, по-моему, просто шедевр. И фонтан у кита-полосатика всё-таки одинарный (высота 1-2 метра, в виде перевернутого конуса), а не двойной.
Стр. 63-64. Несколько интерпретаций легенды о «Летучем голландце», но в XIX веке их ходило две, и как раз их автор почему-то не приводит. Никакой не флибустьер был этот голландец, согласно легенде тех лет, а просто некий дерзкий капитан Ван Страатен или Ван дер Декен. Про пиратов и прочее придумали много позже.
Стр. 66. «Пилкин ни флага, ни гюйса не видел, но заметил на корпусе судна большие латинские буквы. Они проплыли перед глазами лейтенанта справа налево».
С учётом того, что название кораблей писалось на корме (причём на транце), можно себе представить, как таинственный корабль в ночи проскочил по левому борту «Авроры» кормой к ней, при этом идя своим левым бортом вперёд, и курс его был поперёк своей же диаметральной плоскости. Проблема в том, что корабли так не ходят, они всё больше носом вперёд норовят…
Стр. 67. Опять эти переводы названий кораблей... Теперь уже «Амфитрита» с «Артемидой».
Стр. 69. «- В это время года в океане неизбежны долгие мёртвые штили. «Аврора» вынуждена будет стоять. А у нас есть пароход. Он незаменим при штиле. «Вираго» потянет за собой караван парусников. В этом и есть наше бесспорное преимущество перед капитаном Изыльметьевым».
Автор представляет читателю адмирала Прайса умалишённым: ведь что он предлагает - искать в бескрайнем океане русский фрегат связкой из военных кораблей, которые все находятся на буксире у пароходо-фрегата. Какой при этом будет ход у эскадры, автор не уточняет, приходится догадываться самому. Кроме того: оказывается, именно в июне-августе по всему Тихому океану стоят долгие штили, и не какие-нибудь, а именно мёртвые. Наверно, информация почерпнута из всё тех же «мировых лоций» Тихого океана. А чуть ниже Прайс поясняет свою мысль (и сам себе противоречит), предлагая вести поиск строем фронта и убеждая присутствующих, что на расстоянии двадцати миль выстрел из пушки будет хорошо слышен.
Стр. 70. «Вот они, голубчики, Ричард Барриджи, Фредерик Никольсон и Джон Маршалл…»
Флаг-капитана звали Ричард Барридж (Richard Burridge), а не Барриджи; капитана фрегата «Pique» звали Фредерик Уильям Эрскин Николсон (Frederick William Erskine Nicholson, с жёстким «л»). Капитана «Вираго» звали не Джон, а Эдуард (Edward Marshall).
Там же. «Французские командиры кораблей - Этьен Бурассэ, Ла Грандьер и Паскье Гужон…»
На самом деле имя лейтенанта Бурассэ (Bourasset) начиналось на букву «М», что видно из архивных докладных записок английских офицеров. Кроме того, немного ниже автор прямо указывает, что лейтенант Бурассэ командовал флагманским французским фрегатом, хотя гораздо меньшим кораблём французской эскадры командует почему-то целый капитэн де вайссо. А кто такой Паскье Гужон - непонятно, поскольку 18-пушечным бригом «L’Obligado» командовал капитан де Розенкурт (de Rosencourt).
Там же. «…упрямцы с золотыми аксельбантами…»
Ни на одном флоте офицеры плавсостава (кроме, может быть, флаг-секретарей при парадной форме) аксельбантов не носили. Автор, похоже, не знает смысл ношения аксельбанта и что это такое вообще.
Стр. 77. «…до белого каления нагревать пушечные ядра…»
Пушечные ядра нагревали не до белого (что вряд ли возможно без специальных мехов), а до тёмно-красного каления.
Там же. «На фрегате кончился саван. Памятуя, что «мёртвые сраму не имут», наскоро отпетых покойников обматывали чем попало и с борта окунали в бурлящую солёную купель, не соблюдая традиционного морского ритуала - без спуска на фрегате флага, без скрещивания рей».
Саван - это не материал, а кусок парусины, выкроенный определённым образом, это не вид ткани, а изделие из ткани. На фрегате кончилась парусина? Неужто столько мертвецов? И при чём здесь фраза «мёртвые сраму не имут»? Далее, допустим, «покойников обматывали чем попало». Чем? Что ещё может быть на корабле, кроме парусины? Ветошь? Пакля? Зачем так писать? И что это за «скрещивание рей»? Как можно «скрестить реи»? Автор представляет себе сам, о чём он пишет? Кроме того, «рей» - слово мужского рода, а не женского. И флаг не спускали, а приспускали, это большая разница.
Стр. 81. «Тихий океан в северном полушарии, по мнению моряков мира, самый буйный. Тайфуны, один коварнее другого, налетают на корабли и остервенело треплют их с такой силой, что не подай вовремя команду «Аврал!», не успей снять паруса, и ураган сломает мачты, закрутит судно, втянет в морскую пучину. Опытный капитан не поставит в шторма парусник на якоря. Сделай он это, и ходуном ходившие клюзы перегрызут якорные цепи. Лучшее спасение от тайфуна - это укрытие в бухте…»
Вот такой пассаж. Оказывается, не «ревущие сороковые», и не «стонущие пятидесятые», а именно северная часть Тихого океана - самое опасное место. Конечно, там тоже дует и качает, причём сильно, но моряки всего мира никогда не считали «самым буйным» именно этот район. Таких мест в Мировом океане много, а сказать точнее - везде, кроме тропиков и субтропиков Атлантики Южного полушария. И опять это «снять паруса». Паруса в шторм не снимают, а убирают, рифят (берут рифы) или спускают. А вот на якорь в океане действительно не встают, и не только опытные капитаны, а вообще любые - думается, всё больше из-за того, что длины якорь-тросов не хватит, слишком далеко до дна. И клюзы вовсе не перегрызают якорные цепи. Цепи просто рвутся при слишком большой нагрузке, клюзы тут не при чём. И какие клюзы на парусном фрегате, да ещё «ходящие ходуном», какие якорные цепи? Не было цепей! Автор путает якорное устройство фрегата середины XIX века с якорным устройством современного корабля, наивно полагая, что они не сильно отличаются. В общем, лапша и клюква какая-то.
Стр. 82. «…в силу своего коварного и жестокого характера, желая окончательно доконать русских моряков, Джорджия, прилетевшая из южных широт, с визгом и грохотом обрушилась на фрегат, стремительно неся тучи мокрого снега. […] Перебесилась и на третьи сутки к вечеру стихла свирепая Джорджия, вяло поплелась на север, таща за собой рваные тучи… […] А с противоположной стороны, разминувшись в несколько десятков миль со злой южанкой, на «Аврору» остервенело набросилась не менее взбалмошная и разрушительная Генриетта. Разнузданная особа злорадно освистывала по-смевших не устрашиться её моряков двенадцатибалльным ветром, вскосматила океан пятисаженными волнами, которые в длину достигали трёхсот метров. […] Иллюминаторы кланялись дверям, двери - иллюминаторам…»
Силища, что и говорить. Но начнём по порядку. Джорджия прилетела из южных широт - надо полагать, в северные? Ведь ранее автор уже писал про коварство северной части Тихого океана, по которой идёт в данный момент «Аврора». Южные широты - это районы к югу от экватора. Таким образом, коварная Джорджия, по автору, прилетела из южного полушария в северное, чтобы натворить там дел. Вот так запросто - она ж коварная. Автор, похоже, думает, что тайфуны свободно гуляют по всему океану, как им заблагорассудится. Правда, возможно, автор имел в виду не южные широты, а просто те, которые находятся несколько южнее описываемого района северной части Тихого океана, тогда всё более-менее становится на свои места. Но в таком случае, так и надо было написать! И ушла Джорджия на север со своими тучами… куда? На север - это вряд ли. Другое дело - на северо-восток. И опять эти имена тайфунов - «Джорджия», «Генриетта»... Кто их так называл в те времена? Американцы? Англичане? Откуда автору известно, что на «Аврору» навалилась именно Джорджия? Понятно, что он просто хочет набрызгать морской романтики и поэтому уже второй раз задаёт вопрос (видимо, наболевший), почему тайфуны называются женскими именами. Ну, это ладно, но вот Генриетта, разминувшаяся с Джорджией «на несколько десятков миль» и идущая с севера… Это вообще бред. Далее, двенадцатибалльный ветер поднял волну в семь-восемь метров высотой. Маловато будет. А при длине волны триста метров она никак не должна швырять парусник во все стороны. Ну, клонить, качать… это да. И какие на фрегате иллюминаторы, где? И как они «кланялись» дверям? Метафора должна иметь смысл, но это явно не тот случай.
Автору было бы неплохо указать, сколько же всё-таки членов экипажа «Авроры» погибло на переходе до Петропавловска. У него моряки мрут, как мухи - вон и саваны даже кончились… Между тем, это чистое враньё, не было такого на корабле Изыльметьева.
Стр. 84-85. Неправда. «Аврора» заходила на Сэндвичевы острова, хоть и ненадолго, но заходила. Её там видели и после сообщили об этом Прайсу. Автор же направляет русский фрегат напрямую из Кальяо на Камчатку.
Стр. 118. «…у мыса Никольской сопки…»
Никольская сопка не имеет и никогда не имела ничего, что можно было бы назвать мысом. Уверен, автор её никогда не видел. Либо он под словом «мыс» понимает что-то своё.
Стр. 114. «- Земля часто трясётся и вулканы огнём дышат, - пожаловался начальник Камчатки. - Гейзеры удушливым паром постоянно оскверняют воздух…»
Так, всё понятно. Автор действительно не был на Камчатке ни разу. От Петропавловска до ближайшего гейзера нынче аж на вертолётах летают. Да и вулканы далековато, дышать всегда есть чем. Так нагло врать генерал-губернатору начальник Камчатки не мог.
Стр. 115. «Базарные прилавки переливались серебром лососей и солнечно-оранжевым цветом икры».
В Петропавловске в XIX лососём и икрой никто не торговал (впрочем, и базарных прилавков не было по причине отсутствия базара, хотя магазин был). Рыбы и так было навалом, чтоб ещё деньги на неё тратить - пошёл и наловил, всем хватало с избытком. Лососёвой же икрой вообще собак кормили, а сами не ели и не заготовляли.
Стр. 118. «…пропала где-то полярная экспедиция Франклина…»
Хотя последняя полярная экспедиция Франклина действительно исчезла в Арктике вместе с кораблями «Erebus» и «Therror», и их уже даже начали искать, но английские капитаны в поисках Франклина в Петропавловск тогда не заходили, и вообще обо всём этом в Петропавловске вряд ли знали.
Стр. 189. Весьма интересная версия значения слова «авача». Впрочем, автор слов и сам сомневается в её подлинности. Но можно было бы и правильную между делом вспомнить.
Там же. Ительменское селение, от которого пошёл Петропавловск, называлось Анкомп. Аушин острожек - это другое.
Стр. 197. «И вот из-за Ракового перешейка появляется трёхмачтовый парусник. Василий Степанович вскинул к глазам подзорную трубу и прочитал написанное вязью название корабля: «Аврора».
«Аврора» что, в Авачинскую губу задним ходом входила, что ли? Кормой вперёд...
Стр. 233. Этих американцев вообще-то было не двое, а девятеро.
Стр. 247-249. Интересно, откуда автор взял этот эпизод со стрельбой из пушки по бочке керосина? Да ещё и попали с первого же выстрела. Ни французы, ни англичане, ни русские нигде про это не упоминают. Полёт авторской фантазии? Чересчур уж смело и неправдоподобно. И, пожалуй, глупо. Ну прямо снайперы. Не говоря уже про то, откуда взялась на Камчатке бочка керосина в середине XIX века.
Стр. 249. «Завойко рассмотрел красные рубашки моряков. Всякие сомнения отпали: форма английская».
Отныне, кто не знал - знайте: английские моряки ходили в красных рубашках. Понятно, что он пишет про стоящих на палубе морских пехотинцев, но...
Стр. 250. «Дэвид Прайс, узнав в Гонолулу, что «Аврора» у Сэндвичевых островов не появлялась…»
Появлялась. Автор ещё забыл указать, что союзная эскадра после Кальяо прибыла на Нукухиву, а лишь затем на Гавайи. И состав её изменился: добавились некоторые английские и французские корабли. Но это же мелочи… Далее в этом же абзаце автор объясняет решение Прайса искать русскую эскадру именно на Камчатке. Объясняет просто: оказывается, до Камчатки от Гавайев ближе, чем до Сахалина и Де-Кастри. Согласен, чуть ближе. Но не настолько, чтобы принять однозначное решение. Прайсу с де Пуантом приходилось учитывать ещё с десяток факторов.
Стр. 252. «…«Вираго», пыхтя трубами…»
Автор поленился найти хотя бы фотографию колёсного пароходо-фрегата «Virago», не говоря уж о том, чтобы поинтересоваться его тактико-техническими данными. У «Virago» была только одна труба.
Там же. Из авторского описания следует, что на подходах к Камчатке союзная эскадра едва не заблудилась. Между тем, это неправда: её капитаны вывели свои корабли точно к мысу Поворотному, отлично зная, куда именно; и погода в тот день была прекрасной.
читать дальше