Сознание и мозг (часть 2)
Методики развития памяти, и методики обучения, мнемотехника, получения и совершенствование навыков - все это не что иное, как совершенствование умений сознания задавать вопросы мозгу, и получать искомые ответы. Разбираем природу мышления и учимся думать.
Наивно было бы полагать, что мы сможем создать универсальные действенные рецепты, которые смогут помочь каждому из нас «улучшить» собственные отношения с мозгом.
Тем не менее, следует заметить, что человечество уже достаточно давно знакомо с целым рядом методик, позволяющих оптимизировать мыслительный процесс в той или иной более или менее локальной области творческой деятельности человека.
Так, уже очень много лет существуют очень популярные в эпоху средневековья «театры памяти», с помощью которых совершенно неподготовленный человек учился запоминать гораздо больше информации, чем это удавалось ему ранее. Эта методика основана на том, что человек включает абсолютно новую информацию в уже существующую картину - тот самый «театр памяти», в котором каждый элемент несет смысловую нагрузку, а не выстраивает новые картины самостоятельно («театр памяти» для удобства визуализировался, и представлял собой некое условное помещение, наполненное характерными предметами. Подобную методику использовал, кстати, и Шерешевский, который, правда, вместо «театра» привязывал информацию к «улице»).
Естественно, что при помощи такой методики в единую картину безо всяких усилий увязываются элементы совершенно разнородные, что позволяет обеспечить их надежное запоминание, что делает ее достаточно эффективной. У нее, правда, существует значительный изъян - ее практически невозможно использовать для того, что включить новые элементы в живой мыслительный процесс (ведь они лишь привязываются искусственными ассоциациями к неподвижной картине - якорю) - для этого все же необходимо в творческих муках создавать новые картины.
В другой плоскости лежит современная методика ТРИЗ (Теория рационализации изобретений, если я не ошибаюсь), позволяющая овладевшему ею человеку поставить изобретения чуть ли не на поток. Основа теории - умение найти наиболее рациональный подход к любой проблеме, или, иными словами, умение задать наиболее грамотный вопрос своему мозгу, такой вопрос, который активизировал бы в мозгу необходимые для решения проблемы картины.
Умение грамотно активизировать картины использует и методика «врожденной грамотности», позволяющая даже неграмотным детям достаточно быстро освоить искусство правильно писать и говорить по-русски.
Выбранные примеры далеко не исчерпывают весь список, ведь человек уже несколько тысячелетий работает над тем, чтобы оптимизировать свою мыслительную деятельность, натыкаясь, при этом на все новые и новые неожиданные возможности.
Сходство же разнообразных методик я усматриваю в том, что все они так или иначе основываются на органичном использовании ключевого принципа работы мышления - принципа картин и элементов.
В этой связи напрашивается вопрос, состоит ли гениальность в том, чтобы правильно задавать вопросы собственному мозгу? Возможно, хотя одного этого умения несомненно мало. Ведь человек, обращающийся к своему мозгу подобен путнику, входящему в необъятный мир, или, если хотите, Богу, вышедшему насладиться красотами сотворенного им самим мира.
И, если пользоваться библейскими аналогиями, вряд ли Бог на второй день творения мог бы сетовать на то, что он не может произвести некоторых наблюдений за жизнью слонов, ибо сами слоны в тот момент еще отсутствуют в созданном им ландшафте. Лишь закончив лепить хобот, Бог вправе был бы рассчитывать на то, чтобы увидеть его в действии.
Также нелепо было бы и человеку, находящемуся в необъятной пустыне, требовать от мозга увлекательной прогулке по девственным джунглям. Для того чтобы мозг смог выполнить эти требования, мы должны, прежде всего, самостоятельно создать этот мир. Создать, как мы уже знаем, из элементов, объединенных в картины. И лишь после того, как мы создали этот мир (а об особенностях творения мы еще поговорим несколько позже), мы вправе требовать от мозга разнообразных экскурсий и увеселений.
Требовать мы конечно вправе, но выполнение наших требований целиком будет зависеть от формы, в которой они будут изложены. И в этом смысле гениальность действительно состоит в том, чтобы научиться думать в правильном направлении.
Таким образом, желая получить ответ, нельзя забывать о том, что помимо грамотно сформулированного вопроса, надо позаботиться еще и о создании соответствующих картин.
Намеки на важность умения задавать вопросы мы можем найти уже физиологии нашего мозга. По крайней мере об этом говорят эксперименты с людьми, мозг которых был в той или иной степени поврежден механически (вследствие хирургической операции, или травмы).
В частности, случай с больным Х. М., у которого была удалена часть гиппокампа, для лечения очаговой эпилепсии, описывает Стивен Роуз, объясняющий возникший парадокс различными механизмами, существующими для сохранения и воспроизведения процедурной и декларативной памяти:
«Другой поразительной чертой всех таких больных является потеря декларативной памяти при сохранности процедурной. Один из впечатляющих тестов при наблюдении над Х. М. состоял в обучении его на протяжении нескольких дней решать задачу, требовавшую известных навыков и проявлений памяти. Это игра, называемая «ханойской башней». Испытуемый получает доску с тремя вертикальными стержнями, на которые нанизаны кольца разного диаметра. Задача состоит в том, чтобы, перемещая кольца, за минимальное число «ходов» построить на каждом стержне пирамиду, в которой кольца лежали бы одно на другом в порядке уменьшения их размера от основания к вершине. При этом действует ограничение: нельзя класть большее кольцо поверх меньшего. Всякий раз, когда Х. М. предлагали эту задачу, он говорил, что никогда раньше не сталкивался с ней. Однако в ряду повторных проб его результаты постепенно улучшались. Таким образом, процедурная память опровергала его слова, основанные на свидетельствах декларативной памяти.
На первый взгляд кажется в высшей степени странным, что разобщение двух форм памяти у больного зашло столь далеко - что он мог обучаться определенному навыку и совершенствовать свои действия, не осознавая, как это происходит, не отдавая себе отчета, что он повторяет упражнение, которое делал еще вчера. Однако, это весьма обычное явление у такого рода больных, и его нередко удается выявить при достаточной изобретательности исследователя. Из этого неизбежно следует вывод, что процессы процедурной и декларативной памяти не только вообще локализованы, но и связаны с разными отделами мозга». [1]
Последнее замечание Роуза вполне логично, однако попробуем отвлечься от терминологии декларативной и процедурной памяти, и взглянуть на эксперимент с точки зрения существования сознания и мозга.
При таком взгляде мы можем убедиться, что сознание Х. М. не участвует активно в создании картины, отображающей игру «Ханойская башня». Ведь если бы сознание действительно принимало участие в этом процессе, несомненно в картину был бы включен элемент, отражающий визуальный аспект игры (по крайней мере), что в дальнейшем вело бы к неизбежному «вспоминанию» всей картины.
Тем не менее, эта картина, несомненно, формировалась в мозгу. Мозг использовал для ее построения элементы, поступавшие в него извне, без участия сознания. Иными словами, эта картина была в чем-то подобна нерастолкованному сну фараона, который, не найдись вовремя Иосифа, также, очевидно, утонул бы в пучинах мозга, недоступный сознанию.
Картина «ханойская башня» неизменно активизировалась в мозгу больного, однако происходило это из-за того, что исследователи заставляли пациента вновь останавливаться на тех элементах, что были включены в картину ранее.
Самостоятельно сделать это Х. М. был не в состоянии. Его сознание, в силу механических повреждений физического мозга, утратило связь с мозгом виртуальным. Иными словами, оно утратило способность задавать ему грамотные вопросы, и участвовать в формировании картин. Это, фактически вело к утрате возможности самостоятельно мыслить, ибо картины его мозга, как старые, так и новообразованные, могли оживать лишь в том случае, если кто-либо извне, правильно заданным вопросом, «попадет» в существующий элемент.
Вместе с тем, мозг Х. М. оставался во вполне работоспособном состоянии. Он мог создавать новые картины, и использовать в своей работе старые, о чем и свидетельствовала способность пациента к улучшению своих результатов.
Если подходить к проблеме с физиологической точки зрению, это может означать то, что сознание и мозг физически «разведены» в черепной коробке, или то, что способности сознания можно повредить, оставив мозг нетронутым.
Впрочем, последний абзац лежит уже несколько в стороне от торной дороги моего повествования, а потому, скажу, что в первую очередь, эксперимент с Х. М. позволяет нам утверждать, что разделение мышления на сознание и мозг может иметь вполне материальную, физиологическую основу.
[1] С. Роуз «Устройство памяти», М., 1995, стр. 147-148.