(no subject)
Если бы наш язык не был так чудовищно опошлен, а понятия искажены, этот замечательный роман я бы с чистым сердцем назвала "женским любовным романом". Увы, то что немедленно встаёт в воображении при этих словах, способно осквернить даже завод по переработке макулатуры.
Тем не менее "Дань саламандре" - это роман о любви и о женщинах. Наше поколение, увы, замучено "дискурсом секса" покруче, чем наши родители - историей КПСС. Если их хотя бы заставляли, то мы умудрились в самом нежном возрасте налопаться этой отравы добровольно, и теперь мало что способны воспринимать без линз классового подхода, то есть простите, сексуальности. Вероятно, этот роман можно было бы назвать "историей любви двух женщин" - в том же смысле, в каком историей такой любви является "Повесть о Сонечке".
Марина Анатольевна Палей - многогранная личность, писательница, переводчица, музыкантша... и медик по первому образованию. Мне последнее кажется важным, поскольку, как профану, медицина представляется мне самой поэтичной и изящной из всех наук в силу красоты изучаемого предмета. Я полагаю, что знание анатомии даёт какое-то очень важное понимание значения структуры и композиции.
"Дань саламандре" роман построенный сложно и красиво, в его архитектуру входят стихи, несколько презанятных вставных новелл, мастерская стилизация, и кое что из использованных Палей приёмов напомнило мне Сорокина, в частности его "Голубое сало". В романе множество цитат и аллюзий, для культуролога, и вообще для той женщины, что любит видеть включённость произведения в некую умозрительную большую игру смыслов, роман - истинный праздник.
"Дань саламандре" - очень питерский роман (если посмотреть на обложку, что мне, читательнице электронных книг не всегда удаётся, мы увидим это в подзаголовке: Петербургский роман). Разумеется, это определяется не использованием топонимов (не велика наука), и не заявленным местом действия (заявить-то что угодно можно), но тем особенным ощущением Питера, которое вышеперечисленными приёмами изобразить никак нельзя. Географическая принадлежность романа сродни влажности рыбы в воде, если позволите мне такую вольную цитату. Это наша, наша фантазия, уподобить свой город Китежу, Венетте, увидеть его пустым и сладостно уходящим под воду!
Я буду медленно проплывать по залам Дворца, где ни одно полотно мастеров, ни один бесценный шедевр Истории не окажется поврежден, потому что укутаны они все будут водой не простой, а благоданной, благодарованной - то есть водой-то они и будут защищены; я буду медленно-медленно - с относимыми назад, полностью открывающими лицо, колышущимися, как водоросли, волосами - всплывать-восходить по широким ступеням величественной Иорданской лестницы, и бог морских глубин Посейдон благословит меня как неотъемлемую часть этой счастливой марины, - и я выплыву из Дворца через одно из самых красивых его окон, выходящих на Площадь, - выплыву вместе со стайкой любопытствующих золотых рыбок - и наконец-то смогу встретиться лицом к лицу с Ангелом, что крестом в руке венчает вершину Александрийского столпа.
Роман сказочно остроумен, при том что в целом он довольно... грустный, читая его я не раз начинала хохотать. Вот вам, пожалуйста:
Вот и думай что хочешь. То ли ты - часть природы, нерасторжимая с ней - и посему не имеющая человеческого лица. То ли твоя отщепенческая природа настолько уж ущербна, что не может обеспечить себя даже жизненно необходимым («мылом противоблошиным»), в то время как все остальные твои земляки-граждане укомплектованы им сразу же при рождении.
О Господи, вот и я так всю жизнь:)
Однако, к сюжету. Для меня в любой рецензии это неизбежно одно из самых сложных мест - толково изложить "про что" не пытаясь при этом коряво написать в двух строчках то, что куда лучше меня сказано автором.
Я бы наметила несколько основных тем произведения:
Первое, это метаморфичность, текучесть всего и вся, вещи не то чем кажутся, а уж люди и подавно. Вокруг раскрытия престранного обмана построена самая катарсическая и самая катастрофическая часть книги.
Второе - любовь. Любовь сестринская, материнская, дружеская (агапэ?) - и любовь плотская, сексуальная, верность и лживость. Это роман о любви двух женщин. Чтобы два раза не вставать, всем укушенным газетой "Спид-инфо" сообщаю - в романе нет не только "сцен однополого секса", в ней вообще нет сексуальных сцен. При том что Палей далеко не пуританка, она знает жизнь плоти, но далеко не так глупа, чтобы загонять весь космос тела в банальное выяснение "дала или не дала". Для этого есть специальные жанры, знаете ли, в которых встречаются очаровательные выражения вроде "его плоть восстала, как камень".
Третье - это время. Сам текст нелинеен, движение времени в нём сложно и многослойно, воспоминания прошлого наслаиваются на историю, будущую, относительно времени рассказа, ритм времени то уплотняется до документальной съёмки, то становится эпико-лиричными "временами" и "Историей" и это тоже очень важная часть сюжета, того "про что".
Четвёртое - нечеловечность. Для Палей, как я поняла (тут мне хорошую службу сослужило вот это интервью:http://www.bigbook.ru/win/paley_interview.php ) это вообще ключевая тема мышления:
Вот, прибыла с долгосрочным заданием на третью планету Солнечной системы, а мне говорят: у нас литературу делят по половому признаку. А сколько у вас всего полов, ребята? - спрашиваю. (Ожидая, как минимум, трёхзначную цифру.) Два, говорят. «Это катастрофа!!!» - сигнализирую я, едва отойдя от шока, на свою далёкую планету.
Относится это не столько к делению литературы на "мужскую" и "женскую" (в том убогом виде, какой принят у нас в книжных лавках), сколько вообще к самоидентификации авторши, как существа, творения - пишущего ли текст, читающего ли, или проплывающего в белых-белых снегах и облаках. Интересно, что "женское" в тексте зачастую оказывается именно вот этим иномирным, не-человеческим, сильфическим.
Две женщины - чуть старше и чуть младше, встретились случайно, старшая, как водится, взялась опекать младшую в довольно таки неустроенном мире - СССР конца восьмидесятых, где всё и вся достаются с помощью каких-то полумагических ритуалов, и весь мир построен так, что живому существу места нет, особенно если это живое существо вынужденно переживать кое-что специфическое из женского опыта.
"Дань саламандре" - чудесный роман, в нём, как во всякой хорошей книге, есть всё: свет, воздух, слёзы, снег, тысячи туч и ветров, лестницы, наряды - весь мир, так чудесно собранный, скроенный, изображенный. Созданное обретает свою жизнь, и в эту жизнь можно войти, можно прожить её, как свою.
Тем не менее "Дань саламандре" - это роман о любви и о женщинах. Наше поколение, увы, замучено "дискурсом секса" покруче, чем наши родители - историей КПСС. Если их хотя бы заставляли, то мы умудрились в самом нежном возрасте налопаться этой отравы добровольно, и теперь мало что способны воспринимать без линз классового подхода, то есть простите, сексуальности. Вероятно, этот роман можно было бы назвать "историей любви двух женщин" - в том же смысле, в каком историей такой любви является "Повесть о Сонечке".
Марина Анатольевна Палей - многогранная личность, писательница, переводчица, музыкантша... и медик по первому образованию. Мне последнее кажется важным, поскольку, как профану, медицина представляется мне самой поэтичной и изящной из всех наук в силу красоты изучаемого предмета. Я полагаю, что знание анатомии даёт какое-то очень важное понимание значения структуры и композиции.
"Дань саламандре" роман построенный сложно и красиво, в его архитектуру входят стихи, несколько презанятных вставных новелл, мастерская стилизация, и кое что из использованных Палей приёмов напомнило мне Сорокина, в частности его "Голубое сало". В романе множество цитат и аллюзий, для культуролога, и вообще для той женщины, что любит видеть включённость произведения в некую умозрительную большую игру смыслов, роман - истинный праздник.
"Дань саламандре" - очень питерский роман (если посмотреть на обложку, что мне, читательнице электронных книг не всегда удаётся, мы увидим это в подзаголовке: Петербургский роман). Разумеется, это определяется не использованием топонимов (не велика наука), и не заявленным местом действия (заявить-то что угодно можно), но тем особенным ощущением Питера, которое вышеперечисленными приёмами изобразить никак нельзя. Географическая принадлежность романа сродни влажности рыбы в воде, если позволите мне такую вольную цитату. Это наша, наша фантазия, уподобить свой город Китежу, Венетте, увидеть его пустым и сладостно уходящим под воду!
Я буду медленно проплывать по залам Дворца, где ни одно полотно мастеров, ни один бесценный шедевр Истории не окажется поврежден, потому что укутаны они все будут водой не простой, а благоданной, благодарованной - то есть водой-то они и будут защищены; я буду медленно-медленно - с относимыми назад, полностью открывающими лицо, колышущимися, как водоросли, волосами - всплывать-восходить по широким ступеням величественной Иорданской лестницы, и бог морских глубин Посейдон благословит меня как неотъемлемую часть этой счастливой марины, - и я выплыву из Дворца через одно из самых красивых его окон, выходящих на Площадь, - выплыву вместе со стайкой любопытствующих золотых рыбок - и наконец-то смогу встретиться лицом к лицу с Ангелом, что крестом в руке венчает вершину Александрийского столпа.
Роман сказочно остроумен, при том что в целом он довольно... грустный, читая его я не раз начинала хохотать. Вот вам, пожалуйста:
Вот и думай что хочешь. То ли ты - часть природы, нерасторжимая с ней - и посему не имеющая человеческого лица. То ли твоя отщепенческая природа настолько уж ущербна, что не может обеспечить себя даже жизненно необходимым («мылом противоблошиным»), в то время как все остальные твои земляки-граждане укомплектованы им сразу же при рождении.
О Господи, вот и я так всю жизнь:)
Однако, к сюжету. Для меня в любой рецензии это неизбежно одно из самых сложных мест - толково изложить "про что" не пытаясь при этом коряво написать в двух строчках то, что куда лучше меня сказано автором.
Я бы наметила несколько основных тем произведения:
Первое, это метаморфичность, текучесть всего и вся, вещи не то чем кажутся, а уж люди и подавно. Вокруг раскрытия престранного обмана построена самая катарсическая и самая катастрофическая часть книги.
Второе - любовь. Любовь сестринская, материнская, дружеская (агапэ?) - и любовь плотская, сексуальная, верность и лживость. Это роман о любви двух женщин. Чтобы два раза не вставать, всем укушенным газетой "Спид-инфо" сообщаю - в романе нет не только "сцен однополого секса", в ней вообще нет сексуальных сцен. При том что Палей далеко не пуританка, она знает жизнь плоти, но далеко не так глупа, чтобы загонять весь космос тела в банальное выяснение "дала или не дала". Для этого есть специальные жанры, знаете ли, в которых встречаются очаровательные выражения вроде "его плоть восстала, как камень".
Третье - это время. Сам текст нелинеен, движение времени в нём сложно и многослойно, воспоминания прошлого наслаиваются на историю, будущую, относительно времени рассказа, ритм времени то уплотняется до документальной съёмки, то становится эпико-лиричными "временами" и "Историей" и это тоже очень важная часть сюжета, того "про что".
Четвёртое - нечеловечность. Для Палей, как я поняла (тут мне хорошую службу сослужило вот это интервью:http://www.bigbook.ru/win/paley_interview.php ) это вообще ключевая тема мышления:
Вот, прибыла с долгосрочным заданием на третью планету Солнечной системы, а мне говорят: у нас литературу делят по половому признаку. А сколько у вас всего полов, ребята? - спрашиваю. (Ожидая, как минимум, трёхзначную цифру.) Два, говорят. «Это катастрофа!!!» - сигнализирую я, едва отойдя от шока, на свою далёкую планету.
Относится это не столько к делению литературы на "мужскую" и "женскую" (в том убогом виде, какой принят у нас в книжных лавках), сколько вообще к самоидентификации авторши, как существа, творения - пишущего ли текст, читающего ли, или проплывающего в белых-белых снегах и облаках. Интересно, что "женское" в тексте зачастую оказывается именно вот этим иномирным, не-человеческим, сильфическим.
Две женщины - чуть старше и чуть младше, встретились случайно, старшая, как водится, взялась опекать младшую в довольно таки неустроенном мире - СССР конца восьмидесятых, где всё и вся достаются с помощью каких-то полумагических ритуалов, и весь мир построен так, что живому существу места нет, особенно если это живое существо вынужденно переживать кое-что специфическое из женского опыта.
"Дань саламандре" - чудесный роман, в нём, как во всякой хорошей книге, есть всё: свет, воздух, слёзы, снег, тысячи туч и ветров, лестницы, наряды - весь мир, так чудесно собранный, скроенный, изображенный. Созданное обретает свою жизнь, и в эту жизнь можно войти, можно прожить её, как свою.