Австралийская готика
Оказывается, существует целый жанр, основанный на фольклоре австралийских аборигенов и поселенцев, а также на свинцовых мерзостях отдалённых районов Австралии. Называется он австралийская готика [Australian Gothic]. С южной готикой США его роднит не только острый, почти болезненный мистицизм, но и обращение к социальным проблемам: расовой дискриминации, колониализму, сексизму. Родоначальницей жанра следует считать Джоан Линдси [Joan Lindsey] и её загадочный роман «Пикник у Висячей скалы» [Picnic at Hanging Rock] (1967). Дань австралийской готике отдали и Ник Кейв, и дважды лауреат Букеровской премии Питер Кэри, и мастерица ужасов Марго Ланаган [Margo Lanagan]. Появляются в этом цепенящем жанре и новые имена. Вот, например, Лин Йоварт [Lyn Yeowart] и её дебютное произведение «Молчаливая слушательница» [ The Silent Listener] (2021).
Что самое устрашающее в этом романе? Наверное, полное отсутствие у писательницы намерения кого-то пугать. Перед нами, слово за слово, как при застольной беседе, раскрываются сюжеты из жизни одной, как писали раньше, трудовой австралийской семьи. Вполне счастливой на вид, это подчёркивается - внешнее благополучие. Знакомство, скорое сватовство, свадьба, очаровательные дети. Это могла бы быть деревенская пастораль. Но пасторали не получится.
В странных книжках, полных лжи про ласковое солнце и добрых фермеров; их мягкие пухлые жены пекут фунтовый кекс (что это вообще такое?) и готовят лимонад для смеющихся детей, чья единственная забота - потеплее укутать кукольным одеяльцем раненого утёнка в кукольной коляске.
Плохо, когда писатели вот так лгут. Они должны рассказывать правду - о грязи, дожде, работе по дому, холоде, счетах и правительстве. Неужели никто из писателей не ходит в Церковь и не знает, что лгать грешно?
Но если бы проблемы семейства Хендерсоов исчерпывались домашним трудом, погодой, счетами и даже правительством, не было бы счастливее этих людей. Потому что основная проблема их нерешаема, и она называется Джордж Хендерсон. Добрый, любящий глава семьи. Христианин. Всегда с улыбкой и шуткой наготове. Один из тайных ангелов Господних. Папа.
Перед вами ремень длиной в тридцать пять лет и шириной в двоих детей.
Джой любит слова. Любит самые буквы, из которых эти слова составлены. Любит их образы. Всеведение - идеальная бледно-голубая сфера, дрейфующая в пространстве. Всесилие - идеальная маслянистая сфера серебристого цвета, дрейфующая в пространстве. Вездесущность - идеальная тёмно-синяя сфера, дрейфующая в пространстве. Рай воображается ей в виде бесконечной и безграничной библиотеки. Но, по злобно иронии судьбы, девочка почти до самого конца остаётся молчаливой слушательницей, почти не находит слов, как описать происходящее в доме. И её правда - был бы отец пьяница или опиоман, было бы легче. Потому что вот она, причина - злоупотребление. Фанатичная религиозность тоже не ответ. Есть в городке люди и набожнее Джорджа Хендерсона. Был бы он злой человек - была бы причина, но ведь все согласны, этот человек добросердечен.
Добросердечен?
И изучая мировую историю, и читая новости, и знакомясь с художественными произведениями, подобными «Молчаливой слушательнице» (по утверждению самой Йоварт, в книге немало автобиографического), не устаёшь удивляться одному - как эти люди умудрялись не ощущать отвращения к тому, чем занимались. Как им не мерзило, как они не брезгали? А вот не мерзит, и брезгливости никакой. Только ослепительное сияние собственной правоты.
А бывает ещё и тасманийская готика. Она, говорят, куда страшнее.
Что самое устрашающее в этом романе? Наверное, полное отсутствие у писательницы намерения кого-то пугать. Перед нами, слово за слово, как при застольной беседе, раскрываются сюжеты из жизни одной, как писали раньше, трудовой австралийской семьи. Вполне счастливой на вид, это подчёркивается - внешнее благополучие. Знакомство, скорое сватовство, свадьба, очаровательные дети. Это могла бы быть деревенская пастораль. Но пасторали не получится.
В странных книжках, полных лжи про ласковое солнце и добрых фермеров; их мягкие пухлые жены пекут фунтовый кекс (что это вообще такое?) и готовят лимонад для смеющихся детей, чья единственная забота - потеплее укутать кукольным одеяльцем раненого утёнка в кукольной коляске.
Плохо, когда писатели вот так лгут. Они должны рассказывать правду - о грязи, дожде, работе по дому, холоде, счетах и правительстве. Неужели никто из писателей не ходит в Церковь и не знает, что лгать грешно?
Но если бы проблемы семейства Хендерсоов исчерпывались домашним трудом, погодой, счетами и даже правительством, не было бы счастливее этих людей. Потому что основная проблема их нерешаема, и она называется Джордж Хендерсон. Добрый, любящий глава семьи. Христианин. Всегда с улыбкой и шуткой наготове. Один из тайных ангелов Господних. Папа.
Перед вами ремень длиной в тридцать пять лет и шириной в двоих детей.
Джой любит слова. Любит самые буквы, из которых эти слова составлены. Любит их образы. Всеведение - идеальная бледно-голубая сфера, дрейфующая в пространстве. Всесилие - идеальная маслянистая сфера серебристого цвета, дрейфующая в пространстве. Вездесущность - идеальная тёмно-синяя сфера, дрейфующая в пространстве. Рай воображается ей в виде бесконечной и безграничной библиотеки. Но, по злобно иронии судьбы, девочка почти до самого конца остаётся молчаливой слушательницей, почти не находит слов, как описать происходящее в доме. И её правда - был бы отец пьяница или опиоман, было бы легче. Потому что вот она, причина - злоупотребление. Фанатичная религиозность тоже не ответ. Есть в городке люди и набожнее Джорджа Хендерсона. Был бы он злой человек - была бы причина, но ведь все согласны, этот человек добросердечен.
Добросердечен?
И изучая мировую историю, и читая новости, и знакомясь с художественными произведениями, подобными «Молчаливой слушательнице» (по утверждению самой Йоварт, в книге немало автобиографического), не устаёшь удивляться одному - как эти люди умудрялись не ощущать отвращения к тому, чем занимались. Как им не мерзило, как они не брезгали? А вот не мерзит, и брезгливости никакой. Только ослепительное сияние собственной правоты.
А бывает ещё и тасманийская готика. Она, говорят, куда страшнее.