Последнюю неделю я вяло изучаю дискуссию о запрете на территории РФ никаба, то есть закрывающей лицо женской одежды с прорезью для глаз. Аргументация с обеих сторон - и с запретительной, и с дозволительной - в ряде случаев настолько поражает воображение, что едва веришь своим глазам. Так, пришлось прочесть в неком блоге, казавшемся сперва не лишённым зжравомыслия (маскировался!), что в пандан следует запретить и православную религиозную одежду, то есть косоворотку и сарафан. Есть чувство, что для общественного обсуждения и осуждения нашли альтернативу выносу тела Ленина из мавзолея. Закрываю все страницы, кроме раздела книжных новинок в любимом магазине, и что же я там вижу?
Джоан Уоллак Скотт [Joan Wallach Scott]
«Пол и секуляризм» [Sex and Secularism]
Издательство «Новое литературное обозрение», 2024
Серия «Гендерные исследования»
Аннотация: Как в политическом дискурсе гендерное равенство стало ассоциироваться с секуляризмом? Обращаясь к корпусу работ, написанных феминистками второй волны, историками религии и колониализма, Джоан Уоллак Скотт в своей книге утверждает, что отделение церкви от государства изначально не предполагало женскую эмансипацию. Ранняя западная теория национализма закрепляла гендерную дифференциацию, заложив в саму основу общественного устройства разделение на женскую - семейную - сферу, и мужскую - публичную сферу политики и экономики. Когда в конце XX века возникли споры об исламе, гендерное равенство стало считаться фундаментальной чертой секуляризма. Эта уловка использовалась для обоснования расового и религиозного превосходства Запада, а также для отвлечения внимания от проблем, связанных с гендерным неравенством, с которыми в одинаковой мере сталкиваются западные и незападные, христианские и нехристианские страны, несмотря на разницу в подходах к их преодолению.
Почему-то я сразу предположила, что Джоан Уоллак Скотт специалистка по истории Франции, и угадала. Действительно, Великая Французская революция запустила процесс бурной и насильственной секуляризации. Казалось бы, чем более государство светское, тем оно и более прогрессивное, в том числе и в отношении женских прав и свобод. Ан нет! Декларация прав человека и гражданина не подразумевала прав гражданки. Блистательная и злосчастная Олимпия де Гуж со своей Декларацией прав женщины и гражданки очутилась, увы, на эшафоте. Спустя две недели после её казни газета Le Moniteur предупреждала читательниц:
Она желала быть государственной деятельницей, и кажется, что закон наказал эту заговорщицу за то, что она забыла добродетели, соответствующие ея полу.
Анаксагор Шометт, прокурор Парижской Коммуны и один из основателей культа разума, писал:
...эта вираго, то есть женщина-мужчина, дерзкая Олимпия де Гуж, которая первой основала женские сообщества, отказалась от забот о своём хозяйстве, захотела заняться политикой и совершила преступления... Все эти безнравственные существа были уничтожены железным возмездием законов. Угодно ли вам подражать им? Нет! Вы почувствуете, что будете по-настоящему интересны и достойны уважения только тогда, когда будете такими, какими вас задумала природа. Мы хотим, чтобы женщин уважали, поэтому заставим их уважать себя.
Женщин, как водится, спросить забыли.
Собственно, и без этого печального примера известно, что антиклерикальные взгляды не гарантируют профеминистских воззрений их носителя. Вспомним хотя бы Льва Толстого, уж как боролся с церковниками - а в отношении к женскому вопросу очень мало чем от них отличался. И если отличался, то даже и в дурную сторону. Если церковь не только постулировала, но и благословляла не-семейный путь женщины, то есть путь в монастырь, то автор «Воскресения» и эту трудную дорогу стремился женщинам закрыть.
Так называемый женский вопрос возник и мог возникнуть только среди мужчин, отступивших от закона настоящего труда. Стоит только вернуться к нему, и вопроса этого быть не может. Женщина, имея свой особенный, неизбежный труд, никогда не потребует права участия в труде мужчины - в рудниках, на пашне. Она могла потребовать участия только в мнимом труде мужчин богатого класса.
и далее:
Если вы такие, то вы не скажете ни после двух, ни после двадцати детей, что довольно рожать, как не скажет 50-летний работник, что довольно работать, когда он ещё ест и спит и мускулы его просят дела; если вы такие, вы не свалите с себя заботы кормления и ухаживания на чужую мать, как не даст работник другому человеку кончать его начатую и почти конченную работу, потому что в этой работе вы кладёте свою жизнь, и потому тем полнее и счастливее ваша жизнь, чем больше этой работы.
[«Так что же нам делать?», 1886]
Потом будет эволюция взглядов, и от двадцатидетных семей, где мать сама-одна не только кормит детей, но и стирает на эту роту, и моет, и шьёт, и обучает, к полному половому воздержанию в семье... тут всё-таки менее утопично. Но факт остаётся фактом: никакой антиклерикализм, присущий толстовскому учению, гендерного равенства среди толстовцев не обеспечивал. Скорее, наоборот.
Постскриптум. Если вам кажется, что г-жа Уоллак Скотт похожа на дона Альтобелло из фильма «Крёстный отец», вам не кажется. Она родная племянница актёра Илая Уоллака, сыгравшего эту роль.