"Смотрела в прорезь синевы" Тамара Габбе
Пишет "Подумалось мне часом" (ФБ):
Сказка "Город мастеров" появилась на свет в 1943 году и это очень чувствуется.
Всю жизнь профессионально занимавшаяся сказками Тамара Габбе написала пьесу "Город мастеров, или Сказка о двух горбунах" на основе малоизвестной валлонской сказки "Караколь и Бистеколь".
Там тоже есть два горбуна - добрый и злой.
Но пьеса Габбе получилась совсем непохожей на исходник. Это очень военная сказка, потому что в оригинале "Город мастеров" - рассказ о жизни в оккупации.
Очень честный, и потому достаточно жесткий рассказ. В пьесе часто поминается тема предательства, причем постоянно напоминается, что предают бывшие свои. Те, с которым ты родился в один день (как Караколь и Клик-Кляк) и вместе рос.
Там есть и кровоточащая боль проигрывающих, не понимающих, почему мы оказались так слабы - пьеса все-таки писалась в 42-м, когда все было очень плохо.
Вероника. Ты шутишь, Караколь!
Караколь. Нет, мне совсем не до шуток!
Лориана. Первый раз слышу, что Караколю не до шуток! Да и ты, Вероника, кажется, испугалась…
Маргарита. Нашли кому верить! Мало ли что болтает Клик-Кляк. Мастер Фирен ни за что не отдаст дочку за Мушерона.
Караколь. Если бы на то была воля мастера Фирена, он бы и сына не отпустил скитаться по лесам.
Лориана. У нас в городе найдутся люди, которые постоят за Веронику.
Караколь. Наш город не сумел постоять за себя. Ну, прощайте, Вероника, мне пора.
Но все-таки главная тема в пьесе; тема, которой буквально пропитан текст - это непоколебимая убежденность в нашей победе. Собственно, с этого и начинается "Город мастеров".
(Опять берется за метлу. Подметая, доходит до подножия статуи.) Здорово, Большой Мартин! Как дела? Ох, сколько сору накопилось у твоих ног! Площадь и не узнаешь с тех пор, как пожаловали сюда эти чужеземцы!.. Ну да ничего! Все это мы выметем, выметем… И будет у нас опять чисто, хорошо…
Но при этом пьеса Габбе вовсе не прямолинейная агитка, автор вовсе не увлекается простраиванием параллелей с СССР времен войны, скорее уж наоборот. Стилистика европейского Средневековья в пьесе выдержана безукоризненно, это стопроцентно европейская сказка. С цехами, ратушей, цепью бургомистра, животными с городского герба и боевым девизом, выгравированным на волшебном, как выяснилось, мече: «Прямого сгибаю, согнутого выпрямляю, павшего поднимаю».
Наверное, поэтому экранизация "Города мастеров", снятая в 1965 году на "Беларусьфильме" Владимиром Бычковым, получилась очень "европейской". И не только потому, что фильм снимался в Таллине, почти целиком уместившись на перекрестке улиц Лаборатоориуми и Айда.
Но имейте в виду - фильм и пьеса довольно сильно отличаются. Хотя, наверное, с удачными экранизациями по-другому не бывает.
Дело даже не в том, что в фильме убрали животных с герба или линию с волшебным мечом Гайаном, из-за чего воскрешение Караколя, в пьесе безукоризненно объясненное, в фильме происходит по принципу "и тут он - хоба! - и воскрес".
Нет, просто фильм - совсем другой. Он дитя другого времени, поэтому в нем исчезли стылый холод и мужество отчаяния 43-го, но взамен появились солнце, краски и радость 60-х.
Краски вообще играют в фильме особую роль, Михаил Львовский в своей рецензии совершенно справедливо написал: «Цвет становится элементом драматургии фильма».
Синие лица захватчиков, красные одежды мастеров, черные плащи оккупантов... Не случайно фильм начинается с художника, стоящего за мольбертом - одно из первых появлений на экране Зиновия Гердта.
Поскольку фильм снимался уже после смерти Тамары Габбе, сценарий написал Николай Эрдман, один из лучших советских драматургов, непревзойденный мастер афоризмов и шуток. Именно он привнес в фильм огромное количество "мемов", доживших до наших дней: от "Больше двух не собираться!" до "Вот казню метельщика - и в отпуск!". В те времена даже над физическими недостатками еще можно было шутить: "Ну что вы, ваша светлость! У вас и ноги тоньше, и горб больше, и вообще вы гораздо симпатичнее!".
Для детской сказки в фильме невероятное количество "высокого искусства" - достаточно вспомнить, что кто написал музыку, которая в фильме играет огромную роль. А сделал это Самый Великий И Ужасный Питерский Композитор Олег "наволочка на голове" Каравайчук, который, безусловно, был гением, пусть даже безумным. Композитор также выступил в качестве дирижера и даже снялся в роли городского музыканта дядюшки Тимолле.
Там вообще много кто снимался.
Лев Лемке, звезда питерской театральной сцены, которому очень не везло в кино, сделал из своего горбатого герцога де Маликорна одного из самых жутких кинозлодеев. "Дорогу герцогу де Маликорну!".
Марианна Вертинская была невероятно органична в роли средневековой красавицы и имя "Вероника" еще долго служило маркером красавицы.
Роль Караколя была дебютом для Георгия Лапето, и дебютом настолько удачным, что, к сожалению, так и осталась лучшей ролью этого одаренного актера.
Да что говорить - там даже Миколас Орбакас снялся в роли трубочиста - это который будущий муж Пугачевой и папа Орбокайте.
Вообще, главная уникальность этого фильма в том, что его создатели сумели выдержать баланс между эстетичностью и развлекательностью, не свалившись ни в занудство "я гений, я так вижу", ни в разухабистость "вам, колхозникам, сойдет".
В итоге фильм, не став шлягером, из-за своей необычности часто становился событием для юного зрителя, и потому надолго запоминался. Его бывшие юные зрители и в сегодняшнем предпенсионном возрасте прекрасно его помнят и мгновенно реагируют на фразы вроде "Долой иноземных шолдат", "Слон сосет соску" и, конечно же, "Умер! Умер проклятый метельщик!".
Очень жалко, что автор фильм не увидела, но Тамара Габбе вообще была очень невезучим человеком.
Всю свою жизнь она занималась сказками - разыскивала сказки, переводила сказки, редактировала сказки, пересказывала сказки, писала сказки.
Сказать, что судьба ее не баловала - это ничего не сказать.
Арест по ложному обвинению в 1937-м. Арест мужа в 1941-м, его гибель в лагере. Замуж она больше не вышла. Гибель единственного брата на фронте. Блокадная зима. Дистрофия. Эвакуация с мамой и отчимом по Дороге Жизни. В Москве им дали две комнаты в коммуналке, одна - размером со шкаф.
Вскоре после войны маму разбил паралич и 8 лет сказочница будет ухаживать за парализованной мамой, практически не выходя из дома. Ее подруга Лидия Чуковская, как всегда, не деликатничая в выражениях, написала: «14 лет жизни в шкафу, из которых 8 в этом же шкафу она день и ночь ухаживала за парализованной больной».
А что сделаешь? Никто не виноват. Старики были на ней, и она тянула их почти всю жизнь. "Я не позволяю себе мечтать о смерти, - откровенничала она. - Это было бы не по-товарищески, свинство. Это то же, что самой уехать в санаторий, а других оставить распутываться, как хотят".
В 1956 году умрет отчим, заменивший ей отца, и она год будет обманывать мать, рассказывая о его пребывании то в больнице, то на реабилитации в санатории. Через год умрет мама.
За время болезни матери она написала всего одну сказку - «Оловянные кольца», или, по-другому, «Волшебные кольца Альманзора».
Ну, не до сказок было.
Казалось - все можно нагнать потом.
Но вскоре после смерти матери у Тамары Григорьевны обнаружили рак. Когда ей сделали операцию, увидели, что метастазы уже ушли в печень.
В марте 1960-го сказочницы Тамары Габбе не стало. И после ее смерти Корней Чуковский с редкой для себя откровенностью писал Маршаку:
"Из-за своей глупой застенчивости я никогда не мог сказать Тамаре Григорьевне во весь голос, как я, старая литературная крыса, повидавшая сотни талантов, полуталантов, знаменитостей всякого рода, восхищаюсь красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и - превыше всего - ее героическим благородством, ее гениальным умением любить.
И сколько патентованных знаменитостей сразу же гаснут в моей памяти, отступают в задние ряды, едва только я вспомню ее образ - трагический образ Неудачности, которая наперекор всему была счастлива именно своим умением любить жизнь, литературу, друзей".
Она действительно была очень талантлива, но из-за того, что горе-злощастье никак не хотело от нее уходить, написала всего несколько сказок.
Но это хорошие сказки.
Удивительно добрые - особенно, если вспомнить про обстоятельства.
Очень мудрые.
Объясняющие детям правильные вещи.
Как откровенничает Старуха-Сказка в прологе "Колец Альманзора": "Например, отличать поддельное от настоящего, простоту - от глупости, ум - от хитрости, гнев - от злости… Учу не бояться страха, смеяться над тем, что смешно, черное называть черным, а белое - белым…".
Ну и последнее.
Фантастическая повесть братьев Стругацких "Далекая радуга" завершается тем, что восемь несостоявшихся нуль-перелетчиков поют песню:
Когда, как темная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь…
На самом деле эти стихи - эпитафия Самуила Маршака своей лучшей ученице Тамаре Габбе, высеченные на ее надгробном памятнике.
Сказка "Город мастеров" появилась на свет в 1943 году и это очень чувствуется.
Всю жизнь профессионально занимавшаяся сказками Тамара Габбе написала пьесу "Город мастеров, или Сказка о двух горбунах" на основе малоизвестной валлонской сказки "Караколь и Бистеколь".
Там тоже есть два горбуна - добрый и злой.
Но пьеса Габбе получилась совсем непохожей на исходник. Это очень военная сказка, потому что в оригинале "Город мастеров" - рассказ о жизни в оккупации.
Очень честный, и потому достаточно жесткий рассказ. В пьесе часто поминается тема предательства, причем постоянно напоминается, что предают бывшие свои. Те, с которым ты родился в один день (как Караколь и Клик-Кляк) и вместе рос.
Там есть и кровоточащая боль проигрывающих, не понимающих, почему мы оказались так слабы - пьеса все-таки писалась в 42-м, когда все было очень плохо.
Вероника. Ты шутишь, Караколь!
Караколь. Нет, мне совсем не до шуток!
Лориана. Первый раз слышу, что Караколю не до шуток! Да и ты, Вероника, кажется, испугалась…
Маргарита. Нашли кому верить! Мало ли что болтает Клик-Кляк. Мастер Фирен ни за что не отдаст дочку за Мушерона.
Караколь. Если бы на то была воля мастера Фирена, он бы и сына не отпустил скитаться по лесам.
Лориана. У нас в городе найдутся люди, которые постоят за Веронику.
Караколь. Наш город не сумел постоять за себя. Ну, прощайте, Вероника, мне пора.
Но все-таки главная тема в пьесе; тема, которой буквально пропитан текст - это непоколебимая убежденность в нашей победе. Собственно, с этого и начинается "Город мастеров".
(Опять берется за метлу. Подметая, доходит до подножия статуи.) Здорово, Большой Мартин! Как дела? Ох, сколько сору накопилось у твоих ног! Площадь и не узнаешь с тех пор, как пожаловали сюда эти чужеземцы!.. Ну да ничего! Все это мы выметем, выметем… И будет у нас опять чисто, хорошо…
Но при этом пьеса Габбе вовсе не прямолинейная агитка, автор вовсе не увлекается простраиванием параллелей с СССР времен войны, скорее уж наоборот. Стилистика европейского Средневековья в пьесе выдержана безукоризненно, это стопроцентно европейская сказка. С цехами, ратушей, цепью бургомистра, животными с городского герба и боевым девизом, выгравированным на волшебном, как выяснилось, мече: «Прямого сгибаю, согнутого выпрямляю, павшего поднимаю».
Наверное, поэтому экранизация "Города мастеров", снятая в 1965 году на "Беларусьфильме" Владимиром Бычковым, получилась очень "европейской". И не только потому, что фильм снимался в Таллине, почти целиком уместившись на перекрестке улиц Лаборатоориуми и Айда.
Но имейте в виду - фильм и пьеса довольно сильно отличаются. Хотя, наверное, с удачными экранизациями по-другому не бывает.
Дело даже не в том, что в фильме убрали животных с герба или линию с волшебным мечом Гайаном, из-за чего воскрешение Караколя, в пьесе безукоризненно объясненное, в фильме происходит по принципу "и тут он - хоба! - и воскрес".
Нет, просто фильм - совсем другой. Он дитя другого времени, поэтому в нем исчезли стылый холод и мужество отчаяния 43-го, но взамен появились солнце, краски и радость 60-х.
Краски вообще играют в фильме особую роль, Михаил Львовский в своей рецензии совершенно справедливо написал: «Цвет становится элементом драматургии фильма».
Синие лица захватчиков, красные одежды мастеров, черные плащи оккупантов... Не случайно фильм начинается с художника, стоящего за мольбертом - одно из первых появлений на экране Зиновия Гердта.
Поскольку фильм снимался уже после смерти Тамары Габбе, сценарий написал Николай Эрдман, один из лучших советских драматургов, непревзойденный мастер афоризмов и шуток. Именно он привнес в фильм огромное количество "мемов", доживших до наших дней: от "Больше двух не собираться!" до "Вот казню метельщика - и в отпуск!". В те времена даже над физическими недостатками еще можно было шутить: "Ну что вы, ваша светлость! У вас и ноги тоньше, и горб больше, и вообще вы гораздо симпатичнее!".
Для детской сказки в фильме невероятное количество "высокого искусства" - достаточно вспомнить, что кто написал музыку, которая в фильме играет огромную роль. А сделал это Самый Великий И Ужасный Питерский Композитор Олег "наволочка на голове" Каравайчук, который, безусловно, был гением, пусть даже безумным. Композитор также выступил в качестве дирижера и даже снялся в роли городского музыканта дядюшки Тимолле.
Там вообще много кто снимался.
Лев Лемке, звезда питерской театральной сцены, которому очень не везло в кино, сделал из своего горбатого герцога де Маликорна одного из самых жутких кинозлодеев. "Дорогу герцогу де Маликорну!".
Марианна Вертинская была невероятно органична в роли средневековой красавицы и имя "Вероника" еще долго служило маркером красавицы.
Роль Караколя была дебютом для Георгия Лапето, и дебютом настолько удачным, что, к сожалению, так и осталась лучшей ролью этого одаренного актера.
Да что говорить - там даже Миколас Орбакас снялся в роли трубочиста - это который будущий муж Пугачевой и папа Орбокайте.
Вообще, главная уникальность этого фильма в том, что его создатели сумели выдержать баланс между эстетичностью и развлекательностью, не свалившись ни в занудство "я гений, я так вижу", ни в разухабистость "вам, колхозникам, сойдет".
В итоге фильм, не став шлягером, из-за своей необычности часто становился событием для юного зрителя, и потому надолго запоминался. Его бывшие юные зрители и в сегодняшнем предпенсионном возрасте прекрасно его помнят и мгновенно реагируют на фразы вроде "Долой иноземных шолдат", "Слон сосет соску" и, конечно же, "Умер! Умер проклятый метельщик!".
Очень жалко, что автор фильм не увидела, но Тамара Габбе вообще была очень невезучим человеком.
Всю свою жизнь она занималась сказками - разыскивала сказки, переводила сказки, редактировала сказки, пересказывала сказки, писала сказки.
Сказать, что судьба ее не баловала - это ничего не сказать.
Арест по ложному обвинению в 1937-м. Арест мужа в 1941-м, его гибель в лагере. Замуж она больше не вышла. Гибель единственного брата на фронте. Блокадная зима. Дистрофия. Эвакуация с мамой и отчимом по Дороге Жизни. В Москве им дали две комнаты в коммуналке, одна - размером со шкаф.
Вскоре после войны маму разбил паралич и 8 лет сказочница будет ухаживать за парализованной мамой, практически не выходя из дома. Ее подруга Лидия Чуковская, как всегда, не деликатничая в выражениях, написала: «14 лет жизни в шкафу, из которых 8 в этом же шкафу она день и ночь ухаживала за парализованной больной».
А что сделаешь? Никто не виноват. Старики были на ней, и она тянула их почти всю жизнь. "Я не позволяю себе мечтать о смерти, - откровенничала она. - Это было бы не по-товарищески, свинство. Это то же, что самой уехать в санаторий, а других оставить распутываться, как хотят".
В 1956 году умрет отчим, заменивший ей отца, и она год будет обманывать мать, рассказывая о его пребывании то в больнице, то на реабилитации в санатории. Через год умрет мама.
За время болезни матери она написала всего одну сказку - «Оловянные кольца», или, по-другому, «Волшебные кольца Альманзора».
Ну, не до сказок было.
Казалось - все можно нагнать потом.
Но вскоре после смерти матери у Тамары Григорьевны обнаружили рак. Когда ей сделали операцию, увидели, что метастазы уже ушли в печень.
В марте 1960-го сказочницы Тамары Габбе не стало. И после ее смерти Корней Чуковский с редкой для себя откровенностью писал Маршаку:
"Из-за своей глупой застенчивости я никогда не мог сказать Тамаре Григорьевне во весь голос, как я, старая литературная крыса, повидавшая сотни талантов, полуталантов, знаменитостей всякого рода, восхищаюсь красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и - превыше всего - ее героическим благородством, ее гениальным умением любить.
И сколько патентованных знаменитостей сразу же гаснут в моей памяти, отступают в задние ряды, едва только я вспомню ее образ - трагический образ Неудачности, которая наперекор всему была счастлива именно своим умением любить жизнь, литературу, друзей".
Она действительно была очень талантлива, но из-за того, что горе-злощастье никак не хотело от нее уходить, написала всего несколько сказок.
Но это хорошие сказки.
Удивительно добрые - особенно, если вспомнить про обстоятельства.
Очень мудрые.
Объясняющие детям правильные вещи.
Как откровенничает Старуха-Сказка в прологе "Колец Альманзора": "Например, отличать поддельное от настоящего, простоту - от глупости, ум - от хитрости, гнев - от злости… Учу не бояться страха, смеяться над тем, что смешно, черное называть черным, а белое - белым…".
Ну и последнее.
Фантастическая повесть братьев Стругацких "Далекая радуга" завершается тем, что восемь несостоявшихся нуль-перелетчиков поют песню:
Когда, как темная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь…
На самом деле эти стихи - эпитафия Самуила Маршака своей лучшей ученице Тамаре Габбе, высеченные на ее надгробном памятнике.