К дню рождения Эмили Дикинсон
* * *
В общей гостиной девочки в белых ночных рубашках, бледные как призраки, по очереди, словно перебирая чётки, рассказывают, что сделают, когда вырастут:
- Я выйду замуж за деревенского врача.
- У меня будет трое детей, два мальчика и девочка.
- Я буду жить в большом белом доме с чёрными ставнями.
- Я буду читать по книге в неделю.
- Я целый день буду есть песочные пирожные и пить чай с лимоном.
- У меня будет сад, в котором будут расти одни только розы.
- Я поплыву через океан на теплоходе.
- Я буду играть на скрипке, пианино и арфе.
Настаёт очередь Эмили. Все смотрят на неё.
- Я буду жить в Линдене.
* * *
В конце триместра миссис Лайон вновь сделала попытку подсчитать души. Девочки, осунувшиеся от утомительной учёбы долгими вечерами, возбуждены, предвкушая близкое Рождество. В воздухе почти физически ощущается это возбуждение, а ещё волнение от предстоящих зимних экзаменов: оно пахнет ванилью, намокшей шерстью и непросохшими чернилами.
- Пусть сядут те, кто уже принял Господа в сердце своём.
Десятки девочек усаживаются на длинные скамьи.
- Пусть сядут те, кто надеется его принять.
Новая волна. Изабель стоит в нерешительности рядом с подругой. Она бросает на неё умоляющий взгляд, словно просит присоединиться к ней или хотя бы не осуждать. Но Эмили не поворачивает головы и не смотрит на неё. Изабель всё-таки садится, поспешно и неловко, а Эмили Дикинсон продолжает стоять. Одна. Она последняя осталась без надежды.
Как бы ей хотелось устремиться к Господу, почувствовать это волнение, наполняющее сердце, когда высоко в небе она видит стаю гогочущих дроф, которые то выстраиваются гигантской буквой V, то разбивают этот треугольник, словно набегает и откатывается морская волна А вот проповеди кажутся ей неинтересными, и сама мысль о Боге то давит на неё, то повергает в ужас. Её сердце не такое большое, а ум недостаточно глубок, чтобы принять Таинство - и в конце концов она говорит себе, что Бог, наверное, тоже не верит в неё.
Перед глазами Эмили теснятся одна к другой множество шелковистых, аккуратно причёсанных головок: изящные локоны, косы, пучки, ленты. Многолюдно же будет в раю: все станут наступать друг другу на ноги в лакированных ботинках.
Без надежды, без веры, без поддержки Эмили остаётся стоять одна, выпрямившись, чувствуя, что может всё.
Похоже, в аду гораздо спокойнее.
(Из книги Доминик Фортье [Dominique Fortier] «Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон» [Les villes de papier]. Премия Ренодо 2020 года. Русский перевод Аллы Смирновой, Издательство Ивана Лимбаха, 2022)
В общей гостиной девочки в белых ночных рубашках, бледные как призраки, по очереди, словно перебирая чётки, рассказывают, что сделают, когда вырастут:
- Я выйду замуж за деревенского врача.
- У меня будет трое детей, два мальчика и девочка.
- Я буду жить в большом белом доме с чёрными ставнями.
- Я буду читать по книге в неделю.
- Я целый день буду есть песочные пирожные и пить чай с лимоном.
- У меня будет сад, в котором будут расти одни только розы.
- Я поплыву через океан на теплоходе.
- Я буду играть на скрипке, пианино и арфе.
Настаёт очередь Эмили. Все смотрят на неё.
- Я буду жить в Линдене.
* * *
В конце триместра миссис Лайон вновь сделала попытку подсчитать души. Девочки, осунувшиеся от утомительной учёбы долгими вечерами, возбуждены, предвкушая близкое Рождество. В воздухе почти физически ощущается это возбуждение, а ещё волнение от предстоящих зимних экзаменов: оно пахнет ванилью, намокшей шерстью и непросохшими чернилами.
- Пусть сядут те, кто уже принял Господа в сердце своём.
Десятки девочек усаживаются на длинные скамьи.
- Пусть сядут те, кто надеется его принять.
Новая волна. Изабель стоит в нерешительности рядом с подругой. Она бросает на неё умоляющий взгляд, словно просит присоединиться к ней или хотя бы не осуждать. Но Эмили не поворачивает головы и не смотрит на неё. Изабель всё-таки садится, поспешно и неловко, а Эмили Дикинсон продолжает стоять. Одна. Она последняя осталась без надежды.
Как бы ей хотелось устремиться к Господу, почувствовать это волнение, наполняющее сердце, когда высоко в небе она видит стаю гогочущих дроф, которые то выстраиваются гигантской буквой V, то разбивают этот треугольник, словно набегает и откатывается морская волна А вот проповеди кажутся ей неинтересными, и сама мысль о Боге то давит на неё, то повергает в ужас. Её сердце не такое большое, а ум недостаточно глубок, чтобы принять Таинство - и в конце концов она говорит себе, что Бог, наверное, тоже не верит в неё.
Перед глазами Эмили теснятся одна к другой множество шелковистых, аккуратно причёсанных головок: изящные локоны, косы, пучки, ленты. Многолюдно же будет в раю: все станут наступать друг другу на ноги в лакированных ботинках.
Без надежды, без веры, без поддержки Эмили остаётся стоять одна, выпрямившись, чувствуя, что может всё.
Похоже, в аду гораздо спокойнее.
(Из книги Доминик Фортье [Dominique Fortier] «Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон» [Les villes de papier]. Премия Ренодо 2020 года. Русский перевод Аллы Смирновой, Издательство Ивана Лимбаха, 2022)