«Бал безумцев» Виктории Мас
У французской литературной премии Ренодо, как и у более известной Гонкуровской, есть сестра-близнец: премия Ренодо лицеистов. С 1992 года делегации от старших классов наиболее престижных учебных заведений Франции выбирают наиболее достойную, по их мнению, книгу. В позапрошлом году лицеистскую Ренодо получила «Настоящая жизнь» Аделины Дьедоне, а в прошлом - «Бал безумцев» [Le Bal des folles] Виктории Мас [Victoria Mas].
Дочь популярной певицы Жанны Мас, писательница наиболее известна, как ни неожиданно это звучит, франко-английским кулинарным разговорником The Farm to Table French Phrasebook, созданным, чтобы помочь англоговорящим туристам понять пищевую культуру Франции. «Бал безумцев» переносит нас в Париж конца XIX века, в мрачные стены больницы Сальпетриер. Если в контексте скорбного заведения можно говорить о зените славы, для Сальпетриер он как раз недавно настал. В нём работает трудится Жан-Мартен Шарко, психиатр милостью Божьей, наставник Бине и Бехтерева, Пьера Жане и Зигмунда Фрейда. Здесь не только убежище высокой науки, но и место, где проводятся научно-популярные лекции для высшего света. Изучение психических болезней входит в моду.
Только словосочетание ”открытый медицинский кабинет” позволяет нам уловить эхо тех времен, когда больницы использовались и для лечения больных, и для развлечения здоровых. Самая знаменитая из таких институций - женский госпиталь Сальпетриер, возглавляемый учителем Фрейда доктором Шарко - предлагал по вторникам настоящее истерическое шоу для общества ”бель эпок”. Аудитория включала Сару Бернар (она утверждала, что таким образом совершенствует свою актерскую технику), Мопассана, Гюисманса, Акселя Мунте, Альфонса Доде - и его сына-журналиста Леона. Огромный успех лекций-представлений Шарко был во многом обусловлен тем, что его истерические подопытные были красивы, хорошо сложены и охотно совершающие действия как соблазнительные (к примеру, имитировали секс), так и шокирующие (насквозь протыкали конечности иглами). Бланш, Огюстина и Женевьева, медицинские музы … стали знаменитостями... - пишет Миранда Сеймур в рецензии на монографию Асти Хустведт «Медицинские музы. Истерия в Париже 19 века». Действительно, у Шарко была склонность к театрализации клинического разбора, и страдающие различными конверсионными расстройствами выходили в аудиторию как на сцену, демонстрируя уникальные симптомы заболевания. Некоторым пациенткам было даже лестно такое внимание врачей и публики.
Мы видим происходящее в Сальпетриер глазами Эжени, семнадцатилетней девицы, помещённой в жёлтый дом родными папой и братом. Эжени не страдает истерией. Она не слабоумная, а даже напротив, весьма толковая и уравновешенная молодая дама. Одна беда, она видит души умерших, общается с ними. Прочитав модную «Книгу духов» Кардека, Эжени уверовала в собственные медиумические способности, но единожды проболталась - и теперь сидит взаперти, среди настоящих больных, хитрых симулянток, безучастных сиделок и бессовестных душ умерших, которые, будто им мало, продолжают являться и являться. К счастью, каждый год на средокрестной неделе для пациенток устраивается бал, куда съезжается весь столичный бомонд. В суматохе можно попытаться ускользнуть.
«Бал безумцев» легко, изящно написан и легко читается. Счастливый финал должен бы вселить радость, однако получается совсем наоборот. Врачи, призванные облегчить участь страдающих пациенток, предстают у Виктории Мас настоящими карателями. Средний медперсонал равнодушен и бесчувственен. Молодой доктор насилует тяжелобольную. Инфернальный главврач не лечит гипнозом, а для вящего эффекта усиливает симптомы, превращая впечатлительную и жизнерадостную «истеричку» в разбитую параличом страдалицу. Атмосфера Сальпетриер настолько пронизана женоненавистничеством, что само понятие истерии становится синонимом женского пола. А между прочим, дела обстояли совсем не так. Именно Шарко смело доказал на клиническом материале, что «истерия» не является прерогативой только женского пола. Кстати, к этому выводу Шарко пришёл, работая с двумя высокопоставленными политиками. Имена их неизвестны. А жаль. До Шарко «истерия» вообще считалась не психическим заболеванием, а чисто гинекологическим, почему и названа от истера, т.е. матка. Со времён Гиппократа верили, что всю симптоматику вызывает матка, которая от отсутствия интимной близости, удовлетворения и зачатия бродит вдоль и поперёк всего организма.
Шарко у Виктории Мас точно списан с пасквилей, принадлежащих его недругам: творец и первосвященник истерии, он выводит её на сцену и наживается на непрекращающихся страданиях пациенток. Его ассистенту Бабинскому вообще не везёт в художественной литературе: у П.-У. Энквиста в «Бланш и Мари», например, он выступает как человек трусливый и развратный. Неясно, почему. Сыграли роль его безбрачие и бездетность? Всю жизнь первооткрыватель известного рефлекса прожил под одной крышей со своим младшим братом Анри, горным инженером, золотодобытчиком и (под псевдонимом Али-Баба) увлечённым кулинаром, автором популярнейшей поваренной книги. Сам Бабински написал, также под псевдонимом, гиньольную пьесу о лесбиянках-убийцах, открывших частный пансион. Он был опекуном трёх дочерей своего товарища Парино, знаменитого окулиста, дал им образование и немалое наследство. По моему скромному мнению, на роль негодяя невролог как-то не тянет.
Да и была ли Сальпетриер абсолютным злом? В нём содержались не только «истерички», но и страдающие нервными заболеваниями, эпилепсией, ревматоидным артритом... всего не перечислить. Обитательницы скорбного дома зачастую не могли ни работать, ни самостоятельно себя обслуживать. А в лечебнице они получали и стол, и кров, и медпомощь, и посильный труд, и даже развлечения вроде пресловутого Mi-Carême, средопостного бала. В нашей реальности Эжени с её симптоматикой не на балах бы танцевала, а в строгой изоляции получала бы антипсихотики в больших дозах. А какое образовательное значение имела эта клиника! Первую светскую школу медицинских сестёр создал именно на базе Сальпетриер ученик Шарко Бурневиль. Есть горькая ирония в том, что Алан Кардек, привлекавший женщин на сомнительную тропу спиритизма, прославляется современной писательницей как спаситель и освободитель, а люди, которые работали на женское здоровье и женское просвещение, выведены какими-то пошляками и палачами. С тяжёлым чувством откладываю в сторону эту книгу...
Дочь популярной певицы Жанны Мас, писательница наиболее известна, как ни неожиданно это звучит, франко-английским кулинарным разговорником The Farm to Table French Phrasebook, созданным, чтобы помочь англоговорящим туристам понять пищевую культуру Франции. «Бал безумцев» переносит нас в Париж конца XIX века, в мрачные стены больницы Сальпетриер. Если в контексте скорбного заведения можно говорить о зените славы, для Сальпетриер он как раз недавно настал. В нём работает трудится Жан-Мартен Шарко, психиатр милостью Божьей, наставник Бине и Бехтерева, Пьера Жане и Зигмунда Фрейда. Здесь не только убежище высокой науки, но и место, где проводятся научно-популярные лекции для высшего света. Изучение психических болезней входит в моду.
Только словосочетание ”открытый медицинский кабинет” позволяет нам уловить эхо тех времен, когда больницы использовались и для лечения больных, и для развлечения здоровых. Самая знаменитая из таких институций - женский госпиталь Сальпетриер, возглавляемый учителем Фрейда доктором Шарко - предлагал по вторникам настоящее истерическое шоу для общества ”бель эпок”. Аудитория включала Сару Бернар (она утверждала, что таким образом совершенствует свою актерскую технику), Мопассана, Гюисманса, Акселя Мунте, Альфонса Доде - и его сына-журналиста Леона. Огромный успех лекций-представлений Шарко был во многом обусловлен тем, что его истерические подопытные были красивы, хорошо сложены и охотно совершающие действия как соблазнительные (к примеру, имитировали секс), так и шокирующие (насквозь протыкали конечности иглами). Бланш, Огюстина и Женевьева, медицинские музы … стали знаменитостями... - пишет Миранда Сеймур в рецензии на монографию Асти Хустведт «Медицинские музы. Истерия в Париже 19 века». Действительно, у Шарко была склонность к театрализации клинического разбора, и страдающие различными конверсионными расстройствами выходили в аудиторию как на сцену, демонстрируя уникальные симптомы заболевания. Некоторым пациенткам было даже лестно такое внимание врачей и публики.
Мы видим происходящее в Сальпетриер глазами Эжени, семнадцатилетней девицы, помещённой в жёлтый дом родными папой и братом. Эжени не страдает истерией. Она не слабоумная, а даже напротив, весьма толковая и уравновешенная молодая дама. Одна беда, она видит души умерших, общается с ними. Прочитав модную «Книгу духов» Кардека, Эжени уверовала в собственные медиумические способности, но единожды проболталась - и теперь сидит взаперти, среди настоящих больных, хитрых симулянток, безучастных сиделок и бессовестных душ умерших, которые, будто им мало, продолжают являться и являться. К счастью, каждый год на средокрестной неделе для пациенток устраивается бал, куда съезжается весь столичный бомонд. В суматохе можно попытаться ускользнуть.
«Бал безумцев» легко, изящно написан и легко читается. Счастливый финал должен бы вселить радость, однако получается совсем наоборот. Врачи, призванные облегчить участь страдающих пациенток, предстают у Виктории Мас настоящими карателями. Средний медперсонал равнодушен и бесчувственен. Молодой доктор насилует тяжелобольную. Инфернальный главврач не лечит гипнозом, а для вящего эффекта усиливает симптомы, превращая впечатлительную и жизнерадостную «истеричку» в разбитую параличом страдалицу. Атмосфера Сальпетриер настолько пронизана женоненавистничеством, что само понятие истерии становится синонимом женского пола. А между прочим, дела обстояли совсем не так. Именно Шарко смело доказал на клиническом материале, что «истерия» не является прерогативой только женского пола. Кстати, к этому выводу Шарко пришёл, работая с двумя высокопоставленными политиками. Имена их неизвестны. А жаль. До Шарко «истерия» вообще считалась не психическим заболеванием, а чисто гинекологическим, почему и названа от истера, т.е. матка. Со времён Гиппократа верили, что всю симптоматику вызывает матка, которая от отсутствия интимной близости, удовлетворения и зачатия бродит вдоль и поперёк всего организма.
Шарко у Виктории Мас точно списан с пасквилей, принадлежащих его недругам: творец и первосвященник истерии, он выводит её на сцену и наживается на непрекращающихся страданиях пациенток. Его ассистенту Бабинскому вообще не везёт в художественной литературе: у П.-У. Энквиста в «Бланш и Мари», например, он выступает как человек трусливый и развратный. Неясно, почему. Сыграли роль его безбрачие и бездетность? Всю жизнь первооткрыватель известного рефлекса прожил под одной крышей со своим младшим братом Анри, горным инженером, золотодобытчиком и (под псевдонимом Али-Баба) увлечённым кулинаром, автором популярнейшей поваренной книги. Сам Бабински написал, также под псевдонимом, гиньольную пьесу о лесбиянках-убийцах, открывших частный пансион. Он был опекуном трёх дочерей своего товарища Парино, знаменитого окулиста, дал им образование и немалое наследство. По моему скромному мнению, на роль негодяя невролог как-то не тянет.
Да и была ли Сальпетриер абсолютным злом? В нём содержались не только «истерички», но и страдающие нервными заболеваниями, эпилепсией, ревматоидным артритом... всего не перечислить. Обитательницы скорбного дома зачастую не могли ни работать, ни самостоятельно себя обслуживать. А в лечебнице они получали и стол, и кров, и медпомощь, и посильный труд, и даже развлечения вроде пресловутого Mi-Carême, средопостного бала. В нашей реальности Эжени с её симптоматикой не на балах бы танцевала, а в строгой изоляции получала бы антипсихотики в больших дозах. А какое образовательное значение имела эта клиника! Первую светскую школу медицинских сестёр создал именно на базе Сальпетриер ученик Шарко Бурневиль. Есть горькая ирония в том, что Алан Кардек, привлекавший женщин на сомнительную тропу спиритизма, прославляется современной писательницей как спаситель и освободитель, а люди, которые работали на женское здоровье и женское просвещение, выведены какими-то пошляками и палачами. С тяжёлым чувством откладываю в сторону эту книгу...