Польша: Ирена Юргелевич
Ирена Юргелевич (правильнее -- Юргелевичова, Irena Jurgielewiczowa) родилась в небольшом городе Дзялошин в 1903 году. Закончив факультет польской филологии в Варшавском университете, она поступила в аспирантуру и 1928 году получила докторскую степень. Тема диссертации - повествовательная техника Стефана Жеромского, прозаика, оказавшего на писательницу большое влияние.
Ирена Юргелевичова преподавала в секции образования взрослых, изредка публиковала в литературных журналах очерки. В период нацистской оккупации вступила в ряды Армии Крайовой (псевдоним, точнее, nom de guerre - Юрга), вела занятия в подпольных учебных заведениях, принимала участие в Варшавском восстании. Была схвачена немцами и заключена в концентрационный лагерь Шталаг IV-Б на территории Германии. Наряду с другими заключёнными Ирена Юргелевичова освобождена в 1945 году советскими войсками. Её муж, художник Мечислав Юргелевич, разработал плакат "К оружию, в ряды Армии Крайовой" [Do broni, w szeregach AK]. Он также провёл почти год в немецком плену. После войны супруги вернулись в Варшаву.
В 1948 году Ирена Юргелевичова опубликовала сказку для детей "История о четырёх варшавских форелях" [Historia o czterech warszawskich pstroczkach], которую написала в годы войны. После нескольких произведений для дошкольного и младшего школьного возраста она написала психологическую повесть, ориентированную скорее на младших подростков. "Чужой" [Ten obcy] (1961) стал самой знаменитой книгой Юргелевичовой, вошёл в наградной список Андерсеновской премии, был переведёной на двадцать три языка, в том числе и на русский. Первое советское издание, 1965 года, я, к сожалению, не нашла пока. Но заботливое издательство "Мелик-Пашаев" выпустило переиздание в более полном переводе Ирины Винер, очень красивое и с хорошим шрифтом.
Я в неподдельном восторге от того, как написана повесть: безупречные психологические мотивировки, тонко и точно проработанные характеры... да сам стиль приятный, а не "горбылеобразная проза" (термин Ильи Бражнина). Мне трудно сформулировать, но как будто есть в "Чужом" некое второе дно, система свистков, колокольчиков и намёков на какую-то тайну. Хотя на первый взгляд фабула почти банальна: два мальчика и две девочки познакомились на отдыхе в деревне, вместе играли, вместе скучали, оборудовали себе на острове место для игр и в один прекрасный момент обнаружили там следы присутствия чужака.
Может быть, тайна в личности чужака? Нет, хоть Зенек и окружает сам себя ореолом секретов, умолчаний и самого отъявленного вранья, он самый обыкновенный подросток. Отчего он не живёт дома - это для детворы может быть загадкой, взрослым сразу понятно, в чём дело, почему Зенон Войцик, тринадцати-четырнадцати лет, болтается без учёбы и работы, связывается с сомнительными компаниями, бывает нечист на руку. Но не понятно, почему эти четверо буквально в него влюбились.
Юлек взял деньги и побежал.
Вернувшись с хлебом, он снова уселся под грушей и проникновенно заговорил:
- Послушай, на острове тебе будет знаешь как здорово! Мы построим шалаш. Настоящий, из веток, понимаешь? И полевую кухню. Надо только притащить еще два кирпича. Картошку будем печь, бабка нам всегда дает сколько захотим, представляешь? Мариан присмотрел на чердаке старый котелок. А то наберем консервных банок, в них тоже можно варить, верно? Спать тоже будет хорошо. Одно одеяло уже есть - это мое одеяло, бабка положила мне его на сенник под простыню, а зачем оно мне? Я его и отнес на остров.
И второе достанем, я из-под Мариана вытащу. Будешь спать, как бог. И чай будем кипятить, верно?
Зенек слушал не слишком внимательно и ни на одно из восклицаний Юлека не ответил, но, когда парнишка замолк, он положил ему руку на плечо.
Так они и сидели, пока не пришел Мариан. Зенек был погружен в свои мысли, а Юлек оцепенел, боясь шелохнуться, как будто на плече его лежала не мальчишечья рука, а диковинная бабочка, готовая вспорхнуть и улететь.
Юлеку, да и его старшему брату Мариану, Зенон кажется воплощением мечты о воле, о приключениях, когда не надо являться домой к ужину, а родители, бабушка и дедушка не стоят над душой с выговором или с ремнём. Захотел - гуляешь, захотел - под ёлкой сидишь, захотел - поел, захотел - не поел, захотел - в чужой сад залез, захотел - в чужой карман. Свобода! Увязаться бы за старшим товарищем в дальние края!.. Старший товарищ, впрочем, считает мальчиков отнюдь не младшими товарищами, а кем-то вроде назойливых щенят. Впрочем, от них есть польза. Пожрать приносят, например. Юлек по малолетству этого не понимает, а Мариан понимает отчасти. Так что к Чужому у него двойственные чувства.
Вишенка, почти карикатурная маленькая женщина, сознающая свою девичью власть и очарование, интересуется Зенеком как вполне подходящим кавалером. Он недурён собой, умеет быть обаятельным, умеет и обдать холодком. И девочка с неудовольствием понимает, что может оказаться на крючке, почему и решается на серьёзные действия. А вот Уля... Уля влюбилась. И немудрено - она полусирота, в семье многолетний конфликт между сёстрами покойной мамы и папой. У папы другая семья. Непонятно, правда, куда эта семья делась к приезду Ули. Девочка приняла сторону тёток, а живёт сейчас у отца и, чтобы не чувствовать унижения, ведёт себя пассивно-агрессивно. Лермонтовская поза непонятого одиночки Зенека ей близка психологически. Соскучившись по ласке, теплу, она на единственный добрый разговор покупается моментально, по гроб жизни -- и кладёт время, деньги, нервы, отношения с отцом на алтарь помощи чужому, в общем, человеку. Без всякой надежды не то, что на благодарность и на ответное чувство, а на то, что эту помощь в принципе оценят. Все добрые дела, которые ребята делают для Зенека, он принимает безразлично, как должное. Типа "не благодарите". Будто чтобы доказать смущённой аудитории, что мальчишка-то неплохой, Юргелевич вставляет беспроигрышный со времён немого кино сюжет со спасением малыша. Хотя Уля и без подвига верит, что Зенек замечательный. Я ловила себя на мысли:" Вот готовая традиционная жена, согласная тащить мужа на закорках вечно, заслуживать счастье... Мы ещё спрашиваем, откуда они берутся. Выбей у ребёнка почву из-под ног, заставь после утраты испытать ещё и одиночество, заброшенность, лиши привычного круга -- за любым пёстрым дудочником не пойдёт, а побежит со всех ног". Вишенка, как бы намекают нам, за свою самоуверенность ещё натерпится. В действительности бывает как раз наоборот...
Заканчивается всё, впрочем, удачно. Хотя надолго ли?
Прочесть можно по ссылке :https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%AE/yurgelevich-irena/chuzhoj. У "Чужого" есть продолжение под названием "Другая?" [Inna?], где действие происходит несколько лет спустя в Варшаве. Действующие лица те же. Это я так намекаю издательству. Усиленно намекаю.
Ирена Юргелевичова прожила сто лет, умерла в 2003 году в Варшаве. Среди её литературных наград -- Орден Улыбки, вручающийся в Польше известным людям, деятельность которых приносит радость и улыбку детям. На церемонии награждения в задачи лаурета/лауреатки входит с улыбкой выпить стакан лимонного соку...
Ирена Юргелевичова преподавала в секции образования взрослых, изредка публиковала в литературных журналах очерки. В период нацистской оккупации вступила в ряды Армии Крайовой (псевдоним, точнее, nom de guerre - Юрга), вела занятия в подпольных учебных заведениях, принимала участие в Варшавском восстании. Была схвачена немцами и заключена в концентрационный лагерь Шталаг IV-Б на территории Германии. Наряду с другими заключёнными Ирена Юргелевичова освобождена в 1945 году советскими войсками. Её муж, художник Мечислав Юргелевич, разработал плакат "К оружию, в ряды Армии Крайовой" [Do broni, w szeregach AK]. Он также провёл почти год в немецком плену. После войны супруги вернулись в Варшаву.
В 1948 году Ирена Юргелевичова опубликовала сказку для детей "История о четырёх варшавских форелях" [Historia o czterech warszawskich pstroczkach], которую написала в годы войны. После нескольких произведений для дошкольного и младшего школьного возраста она написала психологическую повесть, ориентированную скорее на младших подростков. "Чужой" [Ten obcy] (1961) стал самой знаменитой книгой Юргелевичовой, вошёл в наградной список Андерсеновской премии, был переведёной на двадцать три языка, в том числе и на русский. Первое советское издание, 1965 года, я, к сожалению, не нашла пока. Но заботливое издательство "Мелик-Пашаев" выпустило переиздание в более полном переводе Ирины Винер, очень красивое и с хорошим шрифтом.
Я в неподдельном восторге от того, как написана повесть: безупречные психологические мотивировки, тонко и точно проработанные характеры... да сам стиль приятный, а не "горбылеобразная проза" (термин Ильи Бражнина). Мне трудно сформулировать, но как будто есть в "Чужом" некое второе дно, система свистков, колокольчиков и намёков на какую-то тайну. Хотя на первый взгляд фабула почти банальна: два мальчика и две девочки познакомились на отдыхе в деревне, вместе играли, вместе скучали, оборудовали себе на острове место для игр и в один прекрасный момент обнаружили там следы присутствия чужака.
Может быть, тайна в личности чужака? Нет, хоть Зенек и окружает сам себя ореолом секретов, умолчаний и самого отъявленного вранья, он самый обыкновенный подросток. Отчего он не живёт дома - это для детворы может быть загадкой, взрослым сразу понятно, в чём дело, почему Зенон Войцик, тринадцати-четырнадцати лет, болтается без учёбы и работы, связывается с сомнительными компаниями, бывает нечист на руку. Но не понятно, почему эти четверо буквально в него влюбились.
Юлек взял деньги и побежал.
Вернувшись с хлебом, он снова уселся под грушей и проникновенно заговорил:
- Послушай, на острове тебе будет знаешь как здорово! Мы построим шалаш. Настоящий, из веток, понимаешь? И полевую кухню. Надо только притащить еще два кирпича. Картошку будем печь, бабка нам всегда дает сколько захотим, представляешь? Мариан присмотрел на чердаке старый котелок. А то наберем консервных банок, в них тоже можно варить, верно? Спать тоже будет хорошо. Одно одеяло уже есть - это мое одеяло, бабка положила мне его на сенник под простыню, а зачем оно мне? Я его и отнес на остров.
И второе достанем, я из-под Мариана вытащу. Будешь спать, как бог. И чай будем кипятить, верно?
Зенек слушал не слишком внимательно и ни на одно из восклицаний Юлека не ответил, но, когда парнишка замолк, он положил ему руку на плечо.
Так они и сидели, пока не пришел Мариан. Зенек был погружен в свои мысли, а Юлек оцепенел, боясь шелохнуться, как будто на плече его лежала не мальчишечья рука, а диковинная бабочка, готовая вспорхнуть и улететь.
Юлеку, да и его старшему брату Мариану, Зенон кажется воплощением мечты о воле, о приключениях, когда не надо являться домой к ужину, а родители, бабушка и дедушка не стоят над душой с выговором или с ремнём. Захотел - гуляешь, захотел - под ёлкой сидишь, захотел - поел, захотел - не поел, захотел - в чужой сад залез, захотел - в чужой карман. Свобода! Увязаться бы за старшим товарищем в дальние края!.. Старший товарищ, впрочем, считает мальчиков отнюдь не младшими товарищами, а кем-то вроде назойливых щенят. Впрочем, от них есть польза. Пожрать приносят, например. Юлек по малолетству этого не понимает, а Мариан понимает отчасти. Так что к Чужому у него двойственные чувства.
Вишенка, почти карикатурная маленькая женщина, сознающая свою девичью власть и очарование, интересуется Зенеком как вполне подходящим кавалером. Он недурён собой, умеет быть обаятельным, умеет и обдать холодком. И девочка с неудовольствием понимает, что может оказаться на крючке, почему и решается на серьёзные действия. А вот Уля... Уля влюбилась. И немудрено - она полусирота, в семье многолетний конфликт между сёстрами покойной мамы и папой. У папы другая семья. Непонятно, правда, куда эта семья делась к приезду Ули. Девочка приняла сторону тёток, а живёт сейчас у отца и, чтобы не чувствовать унижения, ведёт себя пассивно-агрессивно. Лермонтовская поза непонятого одиночки Зенека ей близка психологически. Соскучившись по ласке, теплу, она на единственный добрый разговор покупается моментально, по гроб жизни -- и кладёт время, деньги, нервы, отношения с отцом на алтарь помощи чужому, в общем, человеку. Без всякой надежды не то, что на благодарность и на ответное чувство, а на то, что эту помощь в принципе оценят. Все добрые дела, которые ребята делают для Зенека, он принимает безразлично, как должное. Типа "не благодарите". Будто чтобы доказать смущённой аудитории, что мальчишка-то неплохой, Юргелевич вставляет беспроигрышный со времён немого кино сюжет со спасением малыша. Хотя Уля и без подвига верит, что Зенек замечательный. Я ловила себя на мысли:" Вот готовая традиционная жена, согласная тащить мужа на закорках вечно, заслуживать счастье... Мы ещё спрашиваем, откуда они берутся. Выбей у ребёнка почву из-под ног, заставь после утраты испытать ещё и одиночество, заброшенность, лиши привычного круга -- за любым пёстрым дудочником не пойдёт, а побежит со всех ног". Вишенка, как бы намекают нам, за свою самоуверенность ещё натерпится. В действительности бывает как раз наоборот...
Заканчивается всё, впрочем, удачно. Хотя надолго ли?
Прочесть можно по ссылке :https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%AE/yurgelevich-irena/chuzhoj. У "Чужого" есть продолжение под названием "Другая?" [Inna?], где действие происходит несколько лет спустя в Варшаве. Действующие лица те же. Это я так намекаю издательству. Усиленно намекаю.
Ирена Юргелевичова прожила сто лет, умерла в 2003 году в Варшаве. Среди её литературных наград -- Орден Улыбки, вручающийся в Польше известным людям, деятельность которых приносит радость и улыбку детям. На церемонии награждения в задачи лаурета/лауреатки входит с улыбкой выпить стакан лимонного соку...