Под маской антиутопии: "Улыбка химеры" Ольги Фикс
Удивительно, как одна фраза аннотации способна погубить восприятие текста. С другой стороны, если б не сакраментальное "действие романа Ольги Фикс разворачивается в стране победившего коммунизма", руки не дошли бы, наверное, до "Улыбки химеры" [Время, 2018]. Всё-таки к целевой аудитории я не принадлежу. Роман предназначен для подростков и подростков описывает.
Но я вас спешу заверить, что никакой коммунизм там рядом не лежал. Двадцать третий век у Ольги Фикс действительно получился веком всеобщего благоденствия. Здесь нет бездомных, нет голодных, нет брошенных на произвол судьбы. Дети получают прекрасное образование в общественных школах, но видятся и с родителями. Тюрьмы, и те не тюрьмы, а комфортабельные дома принудительного проживания. Какой технологический рывок обеспечил победу над гладом и мором?
А его не случилось, этого технологического рывка. Для примера: писательница работает в медицине, и большая часть романа посвящена будням крупной больницы. Так вот, триста лет спустя всё родное: мазь Вишневского, синтомицин, мешок Амбу и мытьё задниц вручную. Вместо грядущего мы наблюдаем нашу родимую реальность, и, может быть, вокруг себя видим больше антиутопии, чем на страницах. О-о, сам президент четыре часа в день трудится на обувной фабрике! А откуда при коммунизме взялся президент? Что за странные типы требуют подписок о неразглашении? Зачем границы и армия?
Разговор в обществе всеобщего равенства и братства:
Хочешь молчать - молчи! Подумаешь, партизанка хренова! Как сдам сейчас в комендатуру, вот ребята обрадуются! Знаешь, сколько они уже месяцев девок не видели?
Мало-помалу выясняется, что авторитарное государство - ещё и сутенёр, распределяющий девочек на общественные работы в бордель. Сексуально озабоченный директор интерната Адольф Семёнович (намёк не только на фюрера, но и на Макаренко) считает, что от воздержания одни неврозы и суициды, и стимулирует подопечных интерната начинать половую жизнь лет с четырнадцати. Рожать приходится после шестнадцати, так как противозачаточные средства тоже блистают своим отсутствием. Но, положа руку на сердце, что в половой жизни с четырнадцати лет такого уж сверхъестественного? Нынче как будто бы это что-то необычное. Да, "Улыбка химеры" вызывает ужас, но не мощью предсказания, а заунывностью повседневного. Будущее где-то там, за горами. Три столетия прошло, ничего не переменилось. Ни в материальном смысле, ни в социальном.
- Можно в графе "личные отношения" указать тебя?
- Нельзя, - ответил Ерофеев неожиданно твёрдо.
Аня поняла, что ожидала именно такого ответа. Поэтому и боялась спросить. Она вдруг разозлилась на него, на себя, на всё.
- Сань, ну это же чистая формальность! Потом, мы всё равно же с тобой спим. А с пробелом моя анкета выглядит подозрительно.
- Нельзя, - повторил Ерофеев уже мягче, как бы с некоторым сожалением. - У нас с тобою нет отношений.
- Ну и пошёл ты на фиг!
А что тут ещё ответить? При этом Саша незамутнённо положительный персонаж, идеальный мужской характер. Но этической коллизии здесь не возникает, как и в прочих случаях. По стенам развешан целый арсенал, но выстрелили далеко не все ружья, а которые выстрелили - те всё больше горохом. Вот сказка о баснословном храбреце, который спросил у чудовища день и час своей смерти. Чудовище ему дало ответ, храбрец, сражённый танатофобией, уполз домой и впал в ничтожество. Для сравнения возьмите повесть Ольги Ларионовой "Леопард с вершины Килиманджаро", тоже где-то несовершенную, тоже с современной точки зрения наивную... но видящую в не-химерном, обыкновенном человеческом человечестве что-то, кроме малодушия.
- Примерно в эти же времена жил другой человек. Поэт. И писал он по-другому. Вот послушай один его стих: «Скажи мне, господи, кончину мою, и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой…»
- Подстрочник Данте?
- Да нет, подревнее.
А у персонажей Фикс, по существу, выбора нет. Рождены особенными - отряхните прах горе-родины с ног и вперёд, вас ждёт земля обетованная. Двигайте науку, технический прогресс, спасайте вселенную. Рождены обычными - ну, ква. Будьте довольны, что вас кормят, моют и работу дают. Смыслом вашего бытия станет беременность от "особенного" мужчины. Он для вас будет ангелом, светочем, духом-хранителем и без пяти минут божеством. Вы для него будете... кобылкой. Равенство утопия. В землю обетованную берут только особенных. Девочка Маша, революционерка по складу натуры, думает, что покажет "бедным бескрылым", куда смотреть... А куда им смотреть: в сторону мира, где "не-особенные" окажутся чисто биологически вторым сортом? Зачем им туда? В каком качестве?
Но я вас спешу заверить, что никакой коммунизм там рядом не лежал. Двадцать третий век у Ольги Фикс действительно получился веком всеобщего благоденствия. Здесь нет бездомных, нет голодных, нет брошенных на произвол судьбы. Дети получают прекрасное образование в общественных школах, но видятся и с родителями. Тюрьмы, и те не тюрьмы, а комфортабельные дома принудительного проживания. Какой технологический рывок обеспечил победу над гладом и мором?
А его не случилось, этого технологического рывка. Для примера: писательница работает в медицине, и большая часть романа посвящена будням крупной больницы. Так вот, триста лет спустя всё родное: мазь Вишневского, синтомицин, мешок Амбу и мытьё задниц вручную. Вместо грядущего мы наблюдаем нашу родимую реальность, и, может быть, вокруг себя видим больше антиутопии, чем на страницах. О-о, сам президент четыре часа в день трудится на обувной фабрике! А откуда при коммунизме взялся президент? Что за странные типы требуют подписок о неразглашении? Зачем границы и армия?
Разговор в обществе всеобщего равенства и братства:
Хочешь молчать - молчи! Подумаешь, партизанка хренова! Как сдам сейчас в комендатуру, вот ребята обрадуются! Знаешь, сколько они уже месяцев девок не видели?
Мало-помалу выясняется, что авторитарное государство - ещё и сутенёр, распределяющий девочек на общественные работы в бордель. Сексуально озабоченный директор интерната Адольф Семёнович (намёк не только на фюрера, но и на Макаренко) считает, что от воздержания одни неврозы и суициды, и стимулирует подопечных интерната начинать половую жизнь лет с четырнадцати. Рожать приходится после шестнадцати, так как противозачаточные средства тоже блистают своим отсутствием. Но, положа руку на сердце, что в половой жизни с четырнадцати лет такого уж сверхъестественного? Нынче как будто бы это что-то необычное. Да, "Улыбка химеры" вызывает ужас, но не мощью предсказания, а заунывностью повседневного. Будущее где-то там, за горами. Три столетия прошло, ничего не переменилось. Ни в материальном смысле, ни в социальном.
- Можно в графе "личные отношения" указать тебя?
- Нельзя, - ответил Ерофеев неожиданно твёрдо.
Аня поняла, что ожидала именно такого ответа. Поэтому и боялась спросить. Она вдруг разозлилась на него, на себя, на всё.
- Сань, ну это же чистая формальность! Потом, мы всё равно же с тобой спим. А с пробелом моя анкета выглядит подозрительно.
- Нельзя, - повторил Ерофеев уже мягче, как бы с некоторым сожалением. - У нас с тобою нет отношений.
- Ну и пошёл ты на фиг!
А что тут ещё ответить? При этом Саша незамутнённо положительный персонаж, идеальный мужской характер. Но этической коллизии здесь не возникает, как и в прочих случаях. По стенам развешан целый арсенал, но выстрелили далеко не все ружья, а которые выстрелили - те всё больше горохом. Вот сказка о баснословном храбреце, который спросил у чудовища день и час своей смерти. Чудовище ему дало ответ, храбрец, сражённый танатофобией, уполз домой и впал в ничтожество. Для сравнения возьмите повесть Ольги Ларионовой "Леопард с вершины Килиманджаро", тоже где-то несовершенную, тоже с современной точки зрения наивную... но видящую в не-химерном, обыкновенном человеческом человечестве что-то, кроме малодушия.
- Примерно в эти же времена жил другой человек. Поэт. И писал он по-другому. Вот послушай один его стих: «Скажи мне, господи, кончину мою, и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой…»
- Подстрочник Данте?
- Да нет, подревнее.
А у персонажей Фикс, по существу, выбора нет. Рождены особенными - отряхните прах горе-родины с ног и вперёд, вас ждёт земля обетованная. Двигайте науку, технический прогресс, спасайте вселенную. Рождены обычными - ну, ква. Будьте довольны, что вас кормят, моют и работу дают. Смыслом вашего бытия станет беременность от "особенного" мужчины. Он для вас будет ангелом, светочем, духом-хранителем и без пяти минут божеством. Вы для него будете... кобылкой. Равенство утопия. В землю обетованную берут только особенных. Девочка Маша, революционерка по складу натуры, думает, что покажет "бедным бескрылым", куда смотреть... А куда им смотреть: в сторону мира, где "не-особенные" окажутся чисто биологически вторым сортом? Зачем им туда? В каком качестве?