"Альфа-самки". Тайна романтического фэнтези: новые способы потребления текста. (Евгения Пищикова.)
Аннотация статьи:
На примере многочисленных публикаций женского романтического фэнтези, популярнейшего жанра современной наивной литературы, «Горький» утверждается в мысли, что перед нами важные социальные тексты, и пытается описать ритуалы чтения литературы, выросшей из фанфика, мечты и «потаенного» феминизма, который в России матриархален. О феномене любовно-фантастического романа мы говорим с Наталией Стрельниковой, редактором книжного интернет-магазина «Лабиринт.ру», знатоком вопроса и автором определения «альфа-самки», рожденного как рабочий термин во время сотрудничества с «Альфа-книгой», и Юлией Жуковой, одной из родоначальниц жанра.
Цитаты:
Возможно, космогонию российского самодеятельного романтического фэнтези можно представить себе следующим образом: в качестве родительской пары, божественной четы, Высокого тятьки и Плоской мамки, выступают Толкиен и Урсула Ле Гуин (Юлия считает, что скорее Лоис Макмастер Буджолд - на нее саму как автора именно она оказала серьезное влияние). С фэнтези-первоосновой были скрещены традиции любовных романов. Затем произошла прививка текстуальной раскрепощенности от крупных русскоязычных фандомов. И, наконец, появилась свободная площадка - «Самиздат».
... Оформилась одна из популярнейших тем - попаданство: когда наша современница, городская жительница, переносится в фантастический мир и обживает его. Появился и типичный характер героини - девушки независимой, по идее долженствующей поразить аборигенов своим искрометным юмором и нежеланием признавать какие бы то ни было авторитеты.
... В результате к тому моменту, в который я попала на «Самиздат», конвенциональный средний текст женского фэнтези выглядел приблизительно таким образом - я набросала примерное начало типического произведения:[Spoiler (click to open)] В небе сияло солнце, круглое и сияющее, как физиономия деревенского трактирщика Борчека после полкрынки гномьего самогона. Коняшка бежала так же ровно, как ровно едет телега с квадратными колесами, - сотрясая мою тушку; и это еще хорошо, что непарнокопытная скотина не пыталась расправить крылья. Конь у меня не простой - я купила его рынке за пять серебрушек только потому, что он никого к себе не подпускал. Сам-то он не лошадь, а вздрыгж - чего никто не знал. Это кони с драконьей кровью - у них клыки и крылья, а ко мне он пошел оттого, что почуял родственную силу. Назвала его Пегасом. «Ничего, хозяйка, скоро трактир, а то небось опять проголодалась, проглотиха», - сказал Пегас и ехидно осклабился. Ужик на моем плече радостно потер лапки. На самом деле он не змея никакая. А летучая мышь-фамильяр, и зовут его Ужослетяшийнакрыльяхночи. Но я сократила до Ужа - пускай не задается. Разрешите представиться, меня зовут Изергильда Дезабилье. На самом деле я тридцатидвухлетняя бухгалтер из Подмосковья, но однажды поле серого трудового дня, когда я с тяжеленными сумками и сломанным каблуком пришла домой, то застала в нашей однушке на диване-книжке мужа со своей лучшей подругой. Вылила я подруге на голову бутылку кефира и выскочила из дома, ничего не видя перед собой. Тут-то меня и сбила фура. Потом была темнота, в которой я плавала искоркой, и неясного этногенеза голос сказал: «Живи, непроявленная светлая!». Очнулась я в незнакомой комнате. Над головой у меня болтался тюль. Я пригляделась - балдахин. Вокруг - ампир, и глаза мои, опустившись на покрывало в розочку, зацепились по пути за верхние девяносто. Святые тапочки! Да это ж не девяносто, а целых сто с лишком! Бросилась к зеркалу - мне шестнадцать лет и у меня высокие скулы, пухлые губки и ярко-синие глаза. Неплохо! Но ту в комнату вошел мужчина и холодно сказал: «Что б ты ни пыталась сделать с собой, но ты все равно завтра выходишь за маркиза де Сада». От слуг я узнала, что маркиз стар, и у него умерли три жены. Понятно почему! Я отрезала волосы, перевязала грудь оборкой от платья, украла штаны у поваренка и убежала по скрытому в стене ходу, память о котором сохранилась в той части моей памяти, которая принадлежала настоящей юной графине Дезабелье. Когда проползала по двору, на меня упал мешок с картошкой, которую привезли в замок крестьяне, и от удара во мне проснулась заблокированная отцом родовая магия. С тех пор я и странствую - где нежить упокою, где караван охранять пристроюсь. Но это все только заработок по дороге: я еду в столицу поступать в магическую академию имени святого мага Хитроманта Скудоумного. Правда, ректор там, говорят, темный маг и негодяй. Но мы еще посмотрим, кто кого!
... Тотчас стало очевидно, насколько различны закатные фантазии у мужчин и женщин, насколько мечта - гендерная история. Параллельно с женским романтическим романом растет же и мужское фэнетези про попаданцев; в основном мужской протагонист - офицер, спецназовец, бывший полицейский, пацан, бизнесмен, в крайнем случае айтишник. Он отправляется в прошлое помогать России - исправлять допущенные ошибки и выводить страну на правильную дорогу.
Все же мужчины более социально беззащитны - не видят возможности частного счастья: женщина мечтает о личном апгрейте, мужчина улучшает свою жизнь только вместе со всеми, «со страной». Я думала, в этой разнице фантазий сквозит древнее: у девочки - кукла, у мальчика - солдатик. Метафора женского оргазма - дом, метафора мужского оргазма - выстрел.
А недавно мне попалось бесконечно печальное чтение - письмо Пушкина П. А. Плетневу от 1831 года. Он пишет в нем о том, как будет стареть: « …дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши - старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри». Вот собственно и все, что нужно знать о разнице мужского и женского в фантазиях и фэнтези: девочки сентиментальничают, мальчики повесничают.
... В принципе, женское фэнтези всегда гиноцентрично. Женщина стоит в центре этой текстовой вселенной - и если вокруг нее не строится идеальный мир и нет идеального героя, то обязательно имеются идеальные отношения. Это в любом случае эмоциональная утопия. Мужчина в ЛФР может убить, украсть, может вести себя жестоко и непредсказуемо (это особенно приветствуется в сюжетах, где лирический герой - злодей, которого нужно исправить), но он не может изменить. Это такой же немыслимый слом канона, как в вестерне герой, не знающий, как сесть на лошадь, а в детективе (только постмодерна вот не нужно) - следователь, оказывающийся убийцей. Но фемоцентричность и феминизм - разные вещи.
«В своей основе, - говорит Наталия Стрельникова, - фэнтези патриархально. У Толкиена прекрасно выстроенный, чистый патриархальный мир. То есть ты можешь быть в этом мире воительницей, но только потому, что с твоей жизнью что-то не так. Затем нужный мужчина поговорит с тобой, и станет хорошо - ты займешься целительством. В женском фэнтези героиня сама выбирает свою судьбу. Но какая она, героиня? Часто это вздорная и взбалмошная девушка. В ее капризе - ее сила. Она агрессивна. Она строит королей, принцев, демонов, фрейлин и фрейлинских левреток. И есть ведь еще сюжет, когда женщина, попадая в новый, дивный мир, тут же оказывается объектом внимания всех мало-мальски интересных героев мужского пола. Вот она, вчерашняя наша современница-горожанка, пролетает через черный тоннель, и вдруг все ее любят, и желают, и жаждут. И какой-нибудь прекрасный эльф, и орк, и вампир. И читатели - я отслеживаю комментарии к книгам - невольно задают вопросы: „Как? Что же в ней такого, что все эти удивительные существа, эти достойные, в общем, мужчины, привязываются к этой грубой, нервной женщине с трудной судьбой?”
Да, с другой стороны, героиня всегда динамична, она приносит в волшебный мир новый порядок или основы бухгалтерского счета. Это всегда радует. Но самостоятельная или жаждущая самостоятельности дева все равно хочет любви и под венец. Я вижу в этом естественное отражение актуальной в России гендерной установки, в рамках которой женщина должна быть сильной, многозадачной и замужней.
Мне кажется, героиня европейского и американского фэнтези уже немного другая. В серии Патриции Бриггз, скажем, выведена героиня Мерси Томпсон. Она живет в стае волков, и живет, собственно, с альфа-самцом - волком, - но при этом она оборотень-койот. В этом забавном снижении пафоса - завязка интриги, но самое интересное, что она часто спасает своих недотепистых волков от неприятностей. Она полна какого-то внутреннего достоинства, и мне кажется, что именно достоинства не хватает героине российской романтической фантастики. Есть другое: обостренная гордость, обостренное эго. Возможно, обретение достоинства для русской фэнтези-героини еще впереди».
Я бы сказала, российское фэнтези в своей массе еще не добралось до вершин жесткого и чистого феминизма. Патриархально ли оно? Скорее матриархально - что, правда, по сути, одно и то же. *Непонятный вывод: на каком основании патриархат приравнен к матриархату и где здесь бегает феминизм?* Достаточно часты сюжеты, в которых героини вступают в полигамные браки - с двумя и более Леандрами), героиня часто становится объектом всеобщего поклонения, но при этом для авторов важна ее девственность (это добродетель, достоинство - такого количества описаний дефлорации, как в любовном фэнтези, вы не найдете ни в одном корпусе текстов во всей вселенной). Брак в большинстве романов рассматривается как единственно возможное завершение сюжета.
Все так. Но важно другое: любовно-фантастический роман может быть патриархален или матриархален, но чтение такого романа всегда феминистский акт. Это время, «украденное для себя» и своего удовольствия, - протестное время, женское время. Феминизму учит не текст - а событие чтения. *Спорное утверждение: по-моему, чтение романов, насыщенных патриархатной идеологией, может приносить женщине удовольствие, но к феминизму ее не приблизит, наоборот, закрепит в ее сознании вредные гендерные стереотипы*
... Но можно ли считать, что весь корпус фэнтези-текстов стоит на недолюбленности и популярность его вызвана бедностью русской любви?
Нет, в этих текстах сквозит другое социальное сообщение, эти коллективные фантазии ясно показывают, в чем именно есть нужда. Прежде всего - в постоянстве. В устойчивости мира. Нужен хороший конец: мужская верность (в частной жизни) и нестрашное будущее.
Нужда в равенстве осуществляется в самом процессе поглощения текста: когда автор равен читателю и одна мечта бывает разделена на двоих.
И третья нужда - в компенсации: в жесткое наше время всякую девушку уже на первом же рабочем месте научили - чтобы быть равной с мужчиной, надо быть лучше мужчины.
И на пыльную феодальную дорогу выходит альфа-самка в кожаных штанах и корсете - мачехой обижаемая, отцом притесняемая, назгулами пуганная, орками битая, магами стрелянная, для всех желанная - простая непобедимая русская женщина.
Про "матриархальный феминизм" я что-то не очень поняла - что за зверь такой?..
Текст статьи взят отсюда: https://gorky.media/context/alfa-samki/
На примере многочисленных публикаций женского романтического фэнтези, популярнейшего жанра современной наивной литературы, «Горький» утверждается в мысли, что перед нами важные социальные тексты, и пытается описать ритуалы чтения литературы, выросшей из фанфика, мечты и «потаенного» феминизма, который в России матриархален. О феномене любовно-фантастического романа мы говорим с Наталией Стрельниковой, редактором книжного интернет-магазина «Лабиринт.ру», знатоком вопроса и автором определения «альфа-самки», рожденного как рабочий термин во время сотрудничества с «Альфа-книгой», и Юлией Жуковой, одной из родоначальниц жанра.
Цитаты:
Возможно, космогонию российского самодеятельного романтического фэнтези можно представить себе следующим образом: в качестве родительской пары, божественной четы, Высокого тятьки и Плоской мамки, выступают Толкиен и Урсула Ле Гуин (Юлия считает, что скорее Лоис Макмастер Буджолд - на нее саму как автора именно она оказала серьезное влияние). С фэнтези-первоосновой были скрещены традиции любовных романов. Затем произошла прививка текстуальной раскрепощенности от крупных русскоязычных фандомов. И, наконец, появилась свободная площадка - «Самиздат».
... Оформилась одна из популярнейших тем - попаданство: когда наша современница, городская жительница, переносится в фантастический мир и обживает его. Появился и типичный характер героини - девушки независимой, по идее долженствующей поразить аборигенов своим искрометным юмором и нежеланием признавать какие бы то ни было авторитеты.
... В результате к тому моменту, в который я попала на «Самиздат», конвенциональный средний текст женского фэнтези выглядел приблизительно таким образом - я набросала примерное начало типического произведения:[Spoiler (click to open)] В небе сияло солнце, круглое и сияющее, как физиономия деревенского трактирщика Борчека после полкрынки гномьего самогона. Коняшка бежала так же ровно, как ровно едет телега с квадратными колесами, - сотрясая мою тушку; и это еще хорошо, что непарнокопытная скотина не пыталась расправить крылья. Конь у меня не простой - я купила его рынке за пять серебрушек только потому, что он никого к себе не подпускал. Сам-то он не лошадь, а вздрыгж - чего никто не знал. Это кони с драконьей кровью - у них клыки и крылья, а ко мне он пошел оттого, что почуял родственную силу. Назвала его Пегасом. «Ничего, хозяйка, скоро трактир, а то небось опять проголодалась, проглотиха», - сказал Пегас и ехидно осклабился. Ужик на моем плече радостно потер лапки. На самом деле он не змея никакая. А летучая мышь-фамильяр, и зовут его Ужослетяшийнакрыльяхночи. Но я сократила до Ужа - пускай не задается. Разрешите представиться, меня зовут Изергильда Дезабилье. На самом деле я тридцатидвухлетняя бухгалтер из Подмосковья, но однажды поле серого трудового дня, когда я с тяжеленными сумками и сломанным каблуком пришла домой, то застала в нашей однушке на диване-книжке мужа со своей лучшей подругой. Вылила я подруге на голову бутылку кефира и выскочила из дома, ничего не видя перед собой. Тут-то меня и сбила фура. Потом была темнота, в которой я плавала искоркой, и неясного этногенеза голос сказал: «Живи, непроявленная светлая!». Очнулась я в незнакомой комнате. Над головой у меня болтался тюль. Я пригляделась - балдахин. Вокруг - ампир, и глаза мои, опустившись на покрывало в розочку, зацепились по пути за верхние девяносто. Святые тапочки! Да это ж не девяносто, а целых сто с лишком! Бросилась к зеркалу - мне шестнадцать лет и у меня высокие скулы, пухлые губки и ярко-синие глаза. Неплохо! Но ту в комнату вошел мужчина и холодно сказал: «Что б ты ни пыталась сделать с собой, но ты все равно завтра выходишь за маркиза де Сада». От слуг я узнала, что маркиз стар, и у него умерли три жены. Понятно почему! Я отрезала волосы, перевязала грудь оборкой от платья, украла штаны у поваренка и убежала по скрытому в стене ходу, память о котором сохранилась в той части моей памяти, которая принадлежала настоящей юной графине Дезабелье. Когда проползала по двору, на меня упал мешок с картошкой, которую привезли в замок крестьяне, и от удара во мне проснулась заблокированная отцом родовая магия. С тех пор я и странствую - где нежить упокою, где караван охранять пристроюсь. Но это все только заработок по дороге: я еду в столицу поступать в магическую академию имени святого мага Хитроманта Скудоумного. Правда, ректор там, говорят, темный маг и негодяй. Но мы еще посмотрим, кто кого!
... Тотчас стало очевидно, насколько различны закатные фантазии у мужчин и женщин, насколько мечта - гендерная история. Параллельно с женским романтическим романом растет же и мужское фэнетези про попаданцев; в основном мужской протагонист - офицер, спецназовец, бывший полицейский, пацан, бизнесмен, в крайнем случае айтишник. Он отправляется в прошлое помогать России - исправлять допущенные ошибки и выводить страну на правильную дорогу.
Все же мужчины более социально беззащитны - не видят возможности частного счастья: женщина мечтает о личном апгрейте, мужчина улучшает свою жизнь только вместе со всеми, «со страной». Я думала, в этой разнице фантазий сквозит древнее: у девочки - кукла, у мальчика - солдатик. Метафора женского оргазма - дом, метафора мужского оргазма - выстрел.
А недавно мне попалось бесконечно печальное чтение - письмо Пушкина П. А. Плетневу от 1831 года. Он пишет в нем о том, как будет стареть: « …дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши - старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри». Вот собственно и все, что нужно знать о разнице мужского и женского в фантазиях и фэнтези: девочки сентиментальничают, мальчики повесничают.
... В принципе, женское фэнтези всегда гиноцентрично. Женщина стоит в центре этой текстовой вселенной - и если вокруг нее не строится идеальный мир и нет идеального героя, то обязательно имеются идеальные отношения. Это в любом случае эмоциональная утопия. Мужчина в ЛФР может убить, украсть, может вести себя жестоко и непредсказуемо (это особенно приветствуется в сюжетах, где лирический герой - злодей, которого нужно исправить), но он не может изменить. Это такой же немыслимый слом канона, как в вестерне герой, не знающий, как сесть на лошадь, а в детективе (только постмодерна вот не нужно) - следователь, оказывающийся убийцей. Но фемоцентричность и феминизм - разные вещи.
«В своей основе, - говорит Наталия Стрельникова, - фэнтези патриархально. У Толкиена прекрасно выстроенный, чистый патриархальный мир. То есть ты можешь быть в этом мире воительницей, но только потому, что с твоей жизнью что-то не так. Затем нужный мужчина поговорит с тобой, и станет хорошо - ты займешься целительством. В женском фэнтези героиня сама выбирает свою судьбу. Но какая она, героиня? Часто это вздорная и взбалмошная девушка. В ее капризе - ее сила. Она агрессивна. Она строит королей, принцев, демонов, фрейлин и фрейлинских левреток. И есть ведь еще сюжет, когда женщина, попадая в новый, дивный мир, тут же оказывается объектом внимания всех мало-мальски интересных героев мужского пола. Вот она, вчерашняя наша современница-горожанка, пролетает через черный тоннель, и вдруг все ее любят, и желают, и жаждут. И какой-нибудь прекрасный эльф, и орк, и вампир. И читатели - я отслеживаю комментарии к книгам - невольно задают вопросы: „Как? Что же в ней такого, что все эти удивительные существа, эти достойные, в общем, мужчины, привязываются к этой грубой, нервной женщине с трудной судьбой?”
Да, с другой стороны, героиня всегда динамична, она приносит в волшебный мир новый порядок или основы бухгалтерского счета. Это всегда радует. Но самостоятельная или жаждущая самостоятельности дева все равно хочет любви и под венец. Я вижу в этом естественное отражение актуальной в России гендерной установки, в рамках которой женщина должна быть сильной, многозадачной и замужней.
Мне кажется, героиня европейского и американского фэнтези уже немного другая. В серии Патриции Бриггз, скажем, выведена героиня Мерси Томпсон. Она живет в стае волков, и живет, собственно, с альфа-самцом - волком, - но при этом она оборотень-койот. В этом забавном снижении пафоса - завязка интриги, но самое интересное, что она часто спасает своих недотепистых волков от неприятностей. Она полна какого-то внутреннего достоинства, и мне кажется, что именно достоинства не хватает героине российской романтической фантастики. Есть другое: обостренная гордость, обостренное эго. Возможно, обретение достоинства для русской фэнтези-героини еще впереди».
Я бы сказала, российское фэнтези в своей массе еще не добралось до вершин жесткого и чистого феминизма. Патриархально ли оно? Скорее матриархально - что, правда, по сути, одно и то же. *Непонятный вывод: на каком основании патриархат приравнен к матриархату и где здесь бегает феминизм?* Достаточно часты сюжеты, в которых героини вступают в полигамные браки - с двумя и более Леандрами), героиня часто становится объектом всеобщего поклонения, но при этом для авторов важна ее девственность (это добродетель, достоинство - такого количества описаний дефлорации, как в любовном фэнтези, вы не найдете ни в одном корпусе текстов во всей вселенной). Брак в большинстве романов рассматривается как единственно возможное завершение сюжета.
Все так. Но важно другое: любовно-фантастический роман может быть патриархален или матриархален, но чтение такого романа всегда феминистский акт. Это время, «украденное для себя» и своего удовольствия, - протестное время, женское время. Феминизму учит не текст - а событие чтения. *Спорное утверждение: по-моему, чтение романов, насыщенных патриархатной идеологией, может приносить женщине удовольствие, но к феминизму ее не приблизит, наоборот, закрепит в ее сознании вредные гендерные стереотипы*
... Но можно ли считать, что весь корпус фэнтези-текстов стоит на недолюбленности и популярность его вызвана бедностью русской любви?
Нет, в этих текстах сквозит другое социальное сообщение, эти коллективные фантазии ясно показывают, в чем именно есть нужда. Прежде всего - в постоянстве. В устойчивости мира. Нужен хороший конец: мужская верность (в частной жизни) и нестрашное будущее.
Нужда в равенстве осуществляется в самом процессе поглощения текста: когда автор равен читателю и одна мечта бывает разделена на двоих.
И третья нужда - в компенсации: в жесткое наше время всякую девушку уже на первом же рабочем месте научили - чтобы быть равной с мужчиной, надо быть лучше мужчины.
И на пыльную феодальную дорогу выходит альфа-самка в кожаных штанах и корсете - мачехой обижаемая, отцом притесняемая, назгулами пуганная, орками битая, магами стрелянная, для всех желанная - простая непобедимая русская женщина.
Про "матриархальный феминизм" я что-то не очень поняла - что за зверь такой?..
Текст статьи взят отсюда: https://gorky.media/context/alfa-samki/