Книги, которые заканчиваются ничем
Рэчел Кинг [Rachael King] -- дочь издательницы Рос Генри и писателя Майкла Кинга, автора популярной "Краткой истории Новой Зеландии". В юности она покинула стены университета ради игры на басу в рок-группе, целый год путешествовала по Европе автостопом, работала на радио и в периодической печати. Свой первый роман, The Sound of Butterflies, в русском переводе тривиально озаглавленный "Полёт бабочек", Рэчел Кинг посвятила погибшему в автокатастрофе отцу. Действие происходит в Великобритании, через три года после смерти королевы Виктории. Тем не менее, главная героиня, молодая женщина по имени Софи, -- такая классическая жертва викторианской морали: щепетильная, кроткая, целомудренная, осторожная и как будто бы немного недалёкая.
Дома большую часть времени она проводила в обществе Агаты. Обычно они сидели в гостиной - читали, вышивали, иногда играли в вист или представляли себе тропический лес и какие опасности он в себе таит. Агата говорила, что не прочь отправиться туда, чтобы исследовать эти места, у Софи же все внутри сжималось при мысли о сырых джунглях, о противных насекомых и о туземцах, которые, по ее убеждению, совершенно не были христианами.
Каждое утро до завтрака Софи ходила в небольшую часовню, что за углом. Вдыхая запах воска и темного крашеного дерева, она сидела неподвижно, освобождая голову от мыслей. Закрыв глаза, она вслушивалась в тишину, изредка нарушаемую цокотом копыт и шумом колес проезжающего экипажа.
Затем преклоняла голову и молилась.
Но всё меняется, когда супруг Софи, энтомолог, прибывает из бразильской экспедиции, как бы это выразиться тактично, совершенно разбитым. Он истощён. Он безумен. Он потерял дар речи. Доктора умывают руки. Отчаявшаяся жена роется в письмах, в дневниках, сопоставляет даты, безуспешно пытается заставить Томаса говорить -- и подозревает, что лучше бы ему молчать до гробовой доски. Что-то в далёкой Бразилии, среди цветов и бабочек, творилось "из области мирового зла". И, когда Кинг начинает об этом зле рассказывать, она убедительна. Весьма убедительна. Но счастливый финал Софи и Томаса безнадежно теряется на фоне всего непоправимого и бесчеловечного, чему энтомолог, смешной человечек с сачком, стал свидетелем. Финала, в общем-то, и нет. Меленькое, мещанское счастье -- а вокруг него безграничная жуть.
"Сорочья усадьба" [Magpie Hall] -- тоже о кровавой тайне, но удалённой во времени. И тоже о коллекции, старинном, дорогом собрании птичьих и звериных чучел, которые постепенно рассыпаются в прах. Некая Розмари, вечная диссертантка с филфака, а по совместительству таксидермистка, после смерти деда возвращается в усадьбу предков, к их призракам. То ли "Замок Отранто", то ли "Нортенгерское аббатство"... Наследница Сорочьей усадьбы отчасти идеализирует деда и прапрадеда: богатыри, мол, не мы. Но тенденция заметна. У предков хитклиффовская страсть во всём: если любовь, то без удержу, если гнев, то до красных глаз, до психоза, если коллекционирование, то на преступление идти ради коллекции, если татуировки, то разрисовываться с головы до ног. Потомки -- по крайней мере, Розмари -- плывут по течению. Погнаться -- разве что за выгодой. И то не слишком быстро. И опять заканчивается ничем, опять пришло-ушло, нашлось-потерялось, вспомнилось-забылось.
Кто-то сказал однажды, что невозможно до конца преодолеть постигшее тебя горе, ты просто продолжаешь жить, примирившись с ним. Иногда, оставаясь одна, я ни с того ни с сего начинала плакать, и так же быстро беспричинные слёзы вдруг прекращались.
Есть предложение: тег "викторианская Англия" переделать в "викторианство", потому что викторианство -- оно и в Новой Зеландии викторианство.
Дома большую часть времени она проводила в обществе Агаты. Обычно они сидели в гостиной - читали, вышивали, иногда играли в вист или представляли себе тропический лес и какие опасности он в себе таит. Агата говорила, что не прочь отправиться туда, чтобы исследовать эти места, у Софи же все внутри сжималось при мысли о сырых джунглях, о противных насекомых и о туземцах, которые, по ее убеждению, совершенно не были христианами.
Каждое утро до завтрака Софи ходила в небольшую часовню, что за углом. Вдыхая запах воска и темного крашеного дерева, она сидела неподвижно, освобождая голову от мыслей. Закрыв глаза, она вслушивалась в тишину, изредка нарушаемую цокотом копыт и шумом колес проезжающего экипажа.
Затем преклоняла голову и молилась.
Но всё меняется, когда супруг Софи, энтомолог, прибывает из бразильской экспедиции, как бы это выразиться тактично, совершенно разбитым. Он истощён. Он безумен. Он потерял дар речи. Доктора умывают руки. Отчаявшаяся жена роется в письмах, в дневниках, сопоставляет даты, безуспешно пытается заставить Томаса говорить -- и подозревает, что лучше бы ему молчать до гробовой доски. Что-то в далёкой Бразилии, среди цветов и бабочек, творилось "из области мирового зла". И, когда Кинг начинает об этом зле рассказывать, она убедительна. Весьма убедительна. Но счастливый финал Софи и Томаса безнадежно теряется на фоне всего непоправимого и бесчеловечного, чему энтомолог, смешной человечек с сачком, стал свидетелем. Финала, в общем-то, и нет. Меленькое, мещанское счастье -- а вокруг него безграничная жуть.
"Сорочья усадьба" [Magpie Hall] -- тоже о кровавой тайне, но удалённой во времени. И тоже о коллекции, старинном, дорогом собрании птичьих и звериных чучел, которые постепенно рассыпаются в прах. Некая Розмари, вечная диссертантка с филфака, а по совместительству таксидермистка, после смерти деда возвращается в усадьбу предков, к их призракам. То ли "Замок Отранто", то ли "Нортенгерское аббатство"... Наследница Сорочьей усадьбы отчасти идеализирует деда и прапрадеда: богатыри, мол, не мы. Но тенденция заметна. У предков хитклиффовская страсть во всём: если любовь, то без удержу, если гнев, то до красных глаз, до психоза, если коллекционирование, то на преступление идти ради коллекции, если татуировки, то разрисовываться с головы до ног. Потомки -- по крайней мере, Розмари -- плывут по течению. Погнаться -- разве что за выгодой. И то не слишком быстро. И опять заканчивается ничем, опять пришло-ушло, нашлось-потерялось, вспомнилось-забылось.
Кто-то сказал однажды, что невозможно до конца преодолеть постигшее тебя горе, ты просто продолжаешь жить, примирившись с ним. Иногда, оставаясь одна, я ни с того ни с сего начинала плакать, и так же быстро беспричинные слёзы вдруг прекращались.
Есть предложение: тег "викторианская Англия" переделать в "викторианство", потому что викторианство -- оно и в Новой Зеландии викторианство.