Ливан: Хадия Саид
Хадия Саид родилась в Бейруте в 1947 году. Закончила Арабский университет в 1969 году со степенью магистра литературы. Первый сборник рассказов выпустила в 1978-ом, с этого времени вышло ещё четыре сборника и роман. Также пишет сценарии документальных фильмов. Сейчас живёт в Лондоне, работает журналисткой. Под катом рассказ - единственный, который я нашла - из антологии Далии Коэн-Мор Arab Women Writers.
Лунный удар
Лик луны
В Лондоне луны не бывает. Я, правда, видела однажды. Я. Что мы подразумеваем под «я»? Я говорю «я», но не имею в виду индивидуальность, внутреннюю суть: разве я знаю себя? Собственное настоящее «я» мне разве что пришлось увидать однажды вечером. Впрочем, как и луну. Неожиданная была встреча. Шли мы с концерта вдвоём с мужчиной. Час был поздний, вот мой спутник и предложил прогуляться со мной от станции до дома, где я снимала квартиру. Всего семь минут. И семь минут мы шли широкой улицей, потом через мост, потом мимо пивной - ага, вот и мой переулок. Пивная называлась «Восход». Я обращала внимание на вывеску, только когда шла с работы домой, а по пути на работу её не замечала. Мы уже почти миновали пивную, как вдруг я замедлила шаг: не потому, что хотела зайти выпить в компании мужчины, а потому что он неожиданно сказал:
- Взгляните, что за луна-то сегодня!
Луна была круглая-круглая, совсем как лицо моего спутника. Ещё не успев поднять голову, я подумала: у мужчин лица чаще квадратные или продолговатые, а этот - прямо-таки луноликий.
Мы вернулись к мосту. Рядом шумела пивная, над головами стояла луна. Я смотрела на неё, на себя, на своего спутника. Мы стояли одни, в темноте. И это означало свободу. Сводоба прилагается к тому, что у тебя не осталось семьи, а незнакомец в чужом краю провожает тебя в съёмную квартиру. Неужели луна прибыла из-за моря повидаться со мною? Я покинула её там, на севере Ирака, в родной деревеньке у подножия гор. Там осталась луна - над холмиком могилы, где покоятся разрозненные останки мамы. «Давай молись скорее и проваливай», сказали солдаты. Луна осталась на кладбище, на кладбище остался аромат моей мамы. Лунный свет словно бежал за мной вдогонку и догнал наконец. И я не заметила бы луны, если бы не мой спутник. От него исходило тепло. Я прикасалась плечом к его руке и ощущала, до чего тёплое у него тело. Пышные волосы, гладко выбритые щёки, сильный запах одеколона: фиалки, гвоздики... Он говорил и говорил, не умолкая, как это свойственно мужчинам, и сказал множество умных слов, которые я забывала почти сразу же. Отпирая свою дверь, спрятанную за стволом кипариса, я уже помнила только луну. И поцеловала мужчину.
Дерево без тени
Кипарис не отбрасывал тени, и его тенью казался мужчина. Как вы очаровательны сегодня! - воскликнул он. Я подумала: наверное, вчера я была не очаровательна, и завтра, возможно, очаровательной не буду. Я думала, как он терзал струны скрипки, как бережно поглаживал эту скрипку, убирал её в футляр, как торопился, чтобы встретить меня возле консерватории. Хотел сделать мне сюрприз и спрятался за кипарисом возле автостоянки. Тот кипарис меньше и тоньше, чем наш, растущий у дверей. Однажды я тоже ждала под маленьким кипарисом, а мой спутник задерживался. Наконец вышел, окружённый студентами. Я не стала приближаться к их восхищённой толпе. Обычно мы встречались только на работе. Случалось, он сопровождал меня домой, если приходилось задерживаться на концерте, где он играл или слушал со мной вместе музыку, которая нравилась нам обоим. При быстром движении поезда деревья по обеим сторонам дороги клонились в сторону, стирая отражение лица моего спутника в оконном стекле. Он говорил, что обнажает передо мною душу, и деревья стояли голые, как его душа.
Итак, мне стало известно, что он мечтал сделаться великим музыкантом, а закончил всего лишь профессором в консерватории, одним из многих. Мне казалось, что оно и к лучшему. Вагнер был сам сатана, увёл у друга жену, кстати, дочку Ференца Листа. Шопен постоянно болел, и все его мучили, давили на него, даже любимая женщина. Он мог умереть от любви к музыке, как умер мой брат. Брат уехал из деревни в поисках музыки - сначала в Багдад, оттуда в Лондон. Он стал музыкантом, ценимым в эмигрантском кругу, потом начал преподавать в консерватории. Когда мы бежали, я тоже пришла в консерваторию - ради того, чтобы изучать и отстаивать труд моего брата, чтобы вернуть его музыку людям. Но для меня выбрали другое - безмолвие и канцелярскую работу. Я напела своему спутнику одну забытую мелодию, сочинённую братом. «Гм, интересно», - проговорил он и надолго замолк. Я понимала, что у него голова забита другими вещами, да и не хотела пытать его художественным наследием своего злосчастного семейства. Мы стояли под кипарисом. Вернее, не совсем под кипарисом, а скорее рядом с ним. Кипарис не отбрасывал тени. У дверей, пока я мычала себе под нос, открывала сумочку, искала ключ, мой спутник поцеловал меня. Как странно! Будто с дерева на меня упал этот поцелуй. Не плод, а скорее мотив, который я схватила губами, но своей песней не ответила. Вошла в дом.
Неожиданный звук удара
Утро беспамятно. Оно начинается с новой сводки политических событий, преступлений и мелодий. В одной комнате орёт телевизор, в другой поёт радио. Тони Блэр препирается с Джоном Мэйджором. Кровопролитие в Боснии. Психически больной устраивает концерт под окнами президента Клинтона. У Ельцина некрасивые брови. Реклама: позвоните по этому номеру и получите комплект дисков и кассет. На выбор, классика, хиты Элвиса Пресли, лучшая музыка шестидесятых. Если вам не понравится - можете вернуть.
Итальянка Кончита не любит классическую музыку, особенно по утрам. Француженка Натали ненавидит радио «Мелодия» Кончита боится, что её бросит любовница, потому что она всегда опаздывает из-за того, что отвозит детей в школу. Натали пытается её утихомирить. Ей нужна тишина: завтра первый экзамен на сертификат по английскому. Мне она велит проводить в ванной одну минуту, не больше. А зубной врач говорит, что зубы надо чистить три минуты, не меньше. Он понятия не имеет, что Мария из Словакии занимает ванную полчаса: изображает, что принимает душ, но на самом деле молится, чтобы ей продлили разрешение на пребывание. Одной ванной четырём иммигранткам не хватает. Квартирная хозяйка, курдянка из Ирана, живёт этажом ниже. Она женщина добрая, но с заскоками. Если она проявляет понимание, я объясняю задержку с оплатой тем, что родственникам срочно нужны деньги. Ну вы же знаете, у нас же там блокада. Когда пойду на работу, занесу деньги и лекарства одному человеку - он обещал передать с оказией. Эх, живы ли? Хозяйка тоже иногда плачет, но предсказать её душевное состояние невозможно. Сегодня радио в её комнатах включено на полную громкость. Иногда она отключает нам горячую воду. «Приходи пораньше» «Как, нравится? Чем не женишок?» «Для девушки брак - это в первую очередь безопасность» «Эти западные женщины нисколько не боятся остаться в старых девах. Спят с кем хотят, до свадьбы не терпят... Они, кстати, с тобой ни разу не откровенничали?» Её громкий голос перекрывает и звуки нашей перебранки, и попсу и эйсид-джаз, которыми заслушивается Кончита, а наконец повисает над моими мешковатыми штанами, которые я забыла повесить на сушилку. «А за телефон платить кто будет? Платите за телефон!» - вопит она. Тост подгорел. Сыр съела Натали. Мария засела в ванной. Через десять минут отправляется поезд, за пять минут я добегу до станции, три минуты на зубы... причесаться... надеть блузку. Да ну, и считать неохота. Всё равно уже опоздала, поезд, скорее всего, ушёл а следующего ждать четверть часа. Опаздываю. Снова сводка новостей, снова наша перепалка, снова над нею взмывает голос хозяйки... и вдруг - неожиданный звук удара. На козырёк нашего остеклённого крыльца упала с крыши черепица и лежит прямо у меня над головой. А где же луна? Где дерево? Я говорю «я», теряю нить рассуждений и окончательно опаздываю на поезд.
Лунный удар
Лик луны
В Лондоне луны не бывает. Я, правда, видела однажды. Я. Что мы подразумеваем под «я»? Я говорю «я», но не имею в виду индивидуальность, внутреннюю суть: разве я знаю себя? Собственное настоящее «я» мне разве что пришлось увидать однажды вечером. Впрочем, как и луну. Неожиданная была встреча. Шли мы с концерта вдвоём с мужчиной. Час был поздний, вот мой спутник и предложил прогуляться со мной от станции до дома, где я снимала квартиру. Всего семь минут. И семь минут мы шли широкой улицей, потом через мост, потом мимо пивной - ага, вот и мой переулок. Пивная называлась «Восход». Я обращала внимание на вывеску, только когда шла с работы домой, а по пути на работу её не замечала. Мы уже почти миновали пивную, как вдруг я замедлила шаг: не потому, что хотела зайти выпить в компании мужчины, а потому что он неожиданно сказал:
- Взгляните, что за луна-то сегодня!
Луна была круглая-круглая, совсем как лицо моего спутника. Ещё не успев поднять голову, я подумала: у мужчин лица чаще квадратные или продолговатые, а этот - прямо-таки луноликий.
Мы вернулись к мосту. Рядом шумела пивная, над головами стояла луна. Я смотрела на неё, на себя, на своего спутника. Мы стояли одни, в темноте. И это означало свободу. Сводоба прилагается к тому, что у тебя не осталось семьи, а незнакомец в чужом краю провожает тебя в съёмную квартиру. Неужели луна прибыла из-за моря повидаться со мною? Я покинула её там, на севере Ирака, в родной деревеньке у подножия гор. Там осталась луна - над холмиком могилы, где покоятся разрозненные останки мамы. «Давай молись скорее и проваливай», сказали солдаты. Луна осталась на кладбище, на кладбище остался аромат моей мамы. Лунный свет словно бежал за мной вдогонку и догнал наконец. И я не заметила бы луны, если бы не мой спутник. От него исходило тепло. Я прикасалась плечом к его руке и ощущала, до чего тёплое у него тело. Пышные волосы, гладко выбритые щёки, сильный запах одеколона: фиалки, гвоздики... Он говорил и говорил, не умолкая, как это свойственно мужчинам, и сказал множество умных слов, которые я забывала почти сразу же. Отпирая свою дверь, спрятанную за стволом кипариса, я уже помнила только луну. И поцеловала мужчину.
Дерево без тени
Кипарис не отбрасывал тени, и его тенью казался мужчина. Как вы очаровательны сегодня! - воскликнул он. Я подумала: наверное, вчера я была не очаровательна, и завтра, возможно, очаровательной не буду. Я думала, как он терзал струны скрипки, как бережно поглаживал эту скрипку, убирал её в футляр, как торопился, чтобы встретить меня возле консерватории. Хотел сделать мне сюрприз и спрятался за кипарисом возле автостоянки. Тот кипарис меньше и тоньше, чем наш, растущий у дверей. Однажды я тоже ждала под маленьким кипарисом, а мой спутник задерживался. Наконец вышел, окружённый студентами. Я не стала приближаться к их восхищённой толпе. Обычно мы встречались только на работе. Случалось, он сопровождал меня домой, если приходилось задерживаться на концерте, где он играл или слушал со мной вместе музыку, которая нравилась нам обоим. При быстром движении поезда деревья по обеим сторонам дороги клонились в сторону, стирая отражение лица моего спутника в оконном стекле. Он говорил, что обнажает передо мною душу, и деревья стояли голые, как его душа.
Итак, мне стало известно, что он мечтал сделаться великим музыкантом, а закончил всего лишь профессором в консерватории, одним из многих. Мне казалось, что оно и к лучшему. Вагнер был сам сатана, увёл у друга жену, кстати, дочку Ференца Листа. Шопен постоянно болел, и все его мучили, давили на него, даже любимая женщина. Он мог умереть от любви к музыке, как умер мой брат. Брат уехал из деревни в поисках музыки - сначала в Багдад, оттуда в Лондон. Он стал музыкантом, ценимым в эмигрантском кругу, потом начал преподавать в консерватории. Когда мы бежали, я тоже пришла в консерваторию - ради того, чтобы изучать и отстаивать труд моего брата, чтобы вернуть его музыку людям. Но для меня выбрали другое - безмолвие и канцелярскую работу. Я напела своему спутнику одну забытую мелодию, сочинённую братом. «Гм, интересно», - проговорил он и надолго замолк. Я понимала, что у него голова забита другими вещами, да и не хотела пытать его художественным наследием своего злосчастного семейства. Мы стояли под кипарисом. Вернее, не совсем под кипарисом, а скорее рядом с ним. Кипарис не отбрасывал тени. У дверей, пока я мычала себе под нос, открывала сумочку, искала ключ, мой спутник поцеловал меня. Как странно! Будто с дерева на меня упал этот поцелуй. Не плод, а скорее мотив, который я схватила губами, но своей песней не ответила. Вошла в дом.
Неожиданный звук удара
Утро беспамятно. Оно начинается с новой сводки политических событий, преступлений и мелодий. В одной комнате орёт телевизор, в другой поёт радио. Тони Блэр препирается с Джоном Мэйджором. Кровопролитие в Боснии. Психически больной устраивает концерт под окнами президента Клинтона. У Ельцина некрасивые брови. Реклама: позвоните по этому номеру и получите комплект дисков и кассет. На выбор, классика, хиты Элвиса Пресли, лучшая музыка шестидесятых. Если вам не понравится - можете вернуть.
Итальянка Кончита не любит классическую музыку, особенно по утрам. Француженка Натали ненавидит радио «Мелодия» Кончита боится, что её бросит любовница, потому что она всегда опаздывает из-за того, что отвозит детей в школу. Натали пытается её утихомирить. Ей нужна тишина: завтра первый экзамен на сертификат по английскому. Мне она велит проводить в ванной одну минуту, не больше. А зубной врач говорит, что зубы надо чистить три минуты, не меньше. Он понятия не имеет, что Мария из Словакии занимает ванную полчаса: изображает, что принимает душ, но на самом деле молится, чтобы ей продлили разрешение на пребывание. Одной ванной четырём иммигранткам не хватает. Квартирная хозяйка, курдянка из Ирана, живёт этажом ниже. Она женщина добрая, но с заскоками. Если она проявляет понимание, я объясняю задержку с оплатой тем, что родственникам срочно нужны деньги. Ну вы же знаете, у нас же там блокада. Когда пойду на работу, занесу деньги и лекарства одному человеку - он обещал передать с оказией. Эх, живы ли? Хозяйка тоже иногда плачет, но предсказать её душевное состояние невозможно. Сегодня радио в её комнатах включено на полную громкость. Иногда она отключает нам горячую воду. «Приходи пораньше» «Как, нравится? Чем не женишок?» «Для девушки брак - это в первую очередь безопасность» «Эти западные женщины нисколько не боятся остаться в старых девах. Спят с кем хотят, до свадьбы не терпят... Они, кстати, с тобой ни разу не откровенничали?» Её громкий голос перекрывает и звуки нашей перебранки, и попсу и эйсид-джаз, которыми заслушивается Кончита, а наконец повисает над моими мешковатыми штанами, которые я забыла повесить на сушилку. «А за телефон платить кто будет? Платите за телефон!» - вопит она. Тост подгорел. Сыр съела Натали. Мария засела в ванной. Через десять минут отправляется поезд, за пять минут я добегу до станции, три минуты на зубы... причесаться... надеть блузку. Да ну, и считать неохота. Всё равно уже опоздала, поезд, скорее всего, ушёл а следующего ждать четверть часа. Опаздываю. Снова сводка новостей, снова наша перепалка, снова над нею взмывает голос хозяйки... и вдруг - неожиданный звук удара. На козырёк нашего остеклённого крыльца упала с крыши черепица и лежит прямо у меня над головой. А где же луна? Где дерево? Я говорю «я», теряю нить рассуждений и окончательно опаздываю на поезд.