Латвия: Илзе Индране
Обычно, если имя простое, незапоминающееся, люди искусства берут яркий и звучный псевдоним. У Илзе Индране [Ilze Indrāne] обратный случай. По паспорту её зовут Ундина Ятниеце, фамилия от Jātniece, всадница. А псевдоним скромный: по названию хутора, о котором в девятнадцатом веке написал пьесу Р. Блауманис. На очень похожем хуторе родилась в 1927 году, в самый Юрьев день, будущая писательница. Сельская начальная школа пришлась на последние годы существования независимой Латвии, гимназия - на Вторую мировую. В 1946-ом, когда преподавательских кадров в истерзанной республике не хватало, юная выпускница стала учительницей в начальной школе, а также вела уроки для 1-4 классов в детском доме, где воспитывались военные сироты.
Через пару лет Ятниеце направили в Рижский пединститут, на кафедру латышского языка и литературы. Получив диплом, она заняла директорский пост. Были в её работе и победы, звание Учителя года, например, и сокрушительные поражения: отстранение от работы за несоблюдение политических требований (1956 год, заметьте). Со второй профессией, писательской, происходило так же. Первый большой роман, "Зыбкие мостки", получил Государственную премию, а за второй молодую писательницу буквально травили. Обвинения в буржуазном национализме тогда могли привести и в Сибирь... Рассказывает Людмила Лубей, переводчица Индране на русский: в советской литературе тогда преобладали мотивы романтики дальних странствий, для молодёжи считалось нормой сниматься с насиженных мест и ехать на великие стройки, на целину. На таком фоне, изображать... трудную и естественную радость быть хозяином на своей земле, восстанавливать старые хутора - значило идти против течения. В третьей по счёту книге - "Водонос" - описан совсем уж вопиющий случай. Клинта (имя переводится как "скала"), молодая хозяйка возвращается в разорённую войной усадьбу и открывает там детдом. С углублённым изучением музыки и пения, потому как сама пианистка, хоть и недоучившаяся. С мужем своим она разошлась ещё до сорокового года, но тот факт, что он состоял в айзсаргах, латышском ополчении, перечеркнёт и её судьбу, и судьбу сына. Ни вуза, ни карьеры сыну "радикального националиста" не видать... Сколько их было, таких, как Клинта и Рихард.
В "Донатовом топоре" главный герой тоже узнаваем: пожилой крестьянин, подводящий итоги своей долгой жизни. Многие десятки лет трудился Донат на земле. Мечтал о красивой Элиноре, женился на работящей Бете, а любил по-настоящему только свою лошадку Бозушку. Стал отцом семерых детей, троих из них похоронил. Всё у Доната как у людей, только чёрного кота зовут Чомбе - не столько из-за цвета, сколько из-за скверного характера. Дед несчётного количества внуков, Донат вспоминает юность, а кое-что запамятовал:
Он налетел сзади что ястреб, что неодолимый злой дух. Бета не взвизгнула, не заверещала, как, бывало, другие девушки, не растянулась на земле, будто её расшиб паралик, едва к голому телу приникла горячая мужская плоть. Она замолотила с одинаковой силой и правой, и левой рукой, запыряла локтями назад метко и больно. Видно, это распалило Доната, и они оба, сцепившись в ком, скатились в болотце Зыбучего клина, в ледяную дрягву. Донат обругал Бету чёртовой сукой и зашагал напрямик по болоту, ломая ветки, как олень, проваливаясь на топи, в Медовые Горки, к Элиноре, своей давнишней зазнобе, уж и повенчанной с ним людской молвой. Бета вытрясла одежду, ополоснула лицо тут же, в зацветшем калужницей лошадином следу, подобрала сосновых веток и подкинула в костёр.
И ведь потом жила с ним, семерых родила от него, бульоном с ложечки его умирающего поила... Что за издевательство, Боже мой... Нередко знатоки крестьянского уклада его идеализируют, рисуют буколические картины, а вот он чем оборачивается, уклад. Это необходимо помнить. Не обольщаться.
27 апреля сего года Илзе Индране исполнилось девяносто лет. Хочу пожелать ей здоровья, долголетия, сказать спасибо. Вы прекрасны.
Через пару лет Ятниеце направили в Рижский пединститут, на кафедру латышского языка и литературы. Получив диплом, она заняла директорский пост. Были в её работе и победы, звание Учителя года, например, и сокрушительные поражения: отстранение от работы за несоблюдение политических требований (1956 год, заметьте). Со второй профессией, писательской, происходило так же. Первый большой роман, "Зыбкие мостки", получил Государственную премию, а за второй молодую писательницу буквально травили. Обвинения в буржуазном национализме тогда могли привести и в Сибирь... Рассказывает Людмила Лубей, переводчица Индране на русский: в советской литературе тогда преобладали мотивы романтики дальних странствий, для молодёжи считалось нормой сниматься с насиженных мест и ехать на великие стройки, на целину. На таком фоне, изображать... трудную и естественную радость быть хозяином на своей земле, восстанавливать старые хутора - значило идти против течения. В третьей по счёту книге - "Водонос" - описан совсем уж вопиющий случай. Клинта (имя переводится как "скала"), молодая хозяйка возвращается в разорённую войной усадьбу и открывает там детдом. С углублённым изучением музыки и пения, потому как сама пианистка, хоть и недоучившаяся. С мужем своим она разошлась ещё до сорокового года, но тот факт, что он состоял в айзсаргах, латышском ополчении, перечеркнёт и её судьбу, и судьбу сына. Ни вуза, ни карьеры сыну "радикального националиста" не видать... Сколько их было, таких, как Клинта и Рихард.
В "Донатовом топоре" главный герой тоже узнаваем: пожилой крестьянин, подводящий итоги своей долгой жизни. Многие десятки лет трудился Донат на земле. Мечтал о красивой Элиноре, женился на работящей Бете, а любил по-настоящему только свою лошадку Бозушку. Стал отцом семерых детей, троих из них похоронил. Всё у Доната как у людей, только чёрного кота зовут Чомбе - не столько из-за цвета, сколько из-за скверного характера. Дед несчётного количества внуков, Донат вспоминает юность, а кое-что запамятовал:
Он налетел сзади что ястреб, что неодолимый злой дух. Бета не взвизгнула, не заверещала, как, бывало, другие девушки, не растянулась на земле, будто её расшиб паралик, едва к голому телу приникла горячая мужская плоть. Она замолотила с одинаковой силой и правой, и левой рукой, запыряла локтями назад метко и больно. Видно, это распалило Доната, и они оба, сцепившись в ком, скатились в болотце Зыбучего клина, в ледяную дрягву. Донат обругал Бету чёртовой сукой и зашагал напрямик по болоту, ломая ветки, как олень, проваливаясь на топи, в Медовые Горки, к Элиноре, своей давнишней зазнобе, уж и повенчанной с ним людской молвой. Бета вытрясла одежду, ополоснула лицо тут же, в зацветшем калужницей лошадином следу, подобрала сосновых веток и подкинула в костёр.
И ведь потом жила с ним, семерых родила от него, бульоном с ложечки его умирающего поила... Что за издевательство, Боже мой... Нередко знатоки крестьянского уклада его идеализируют, рисуют буколические картины, а вот он чем оборачивается, уклад. Это необходимо помнить. Не обольщаться.
27 апреля сего года Илзе Индране исполнилось девяносто лет. Хочу пожелать ей здоровья, долголетия, сказать спасибо. Вы прекрасны.