В осаде (рассказ)
Анна Файн
В осаде
Внучок Лешенька голову свесил с кровати, кровать еще довоенная, крепкая, двухярусная. Хорошая кровать. Не скатился бы на пол. Женя вылезла из-под верхнего этажа и поглядела на внука.
- Баба Женя, я кто - русский или еврей?
Ну вот, опять эта хренотень. Надоела она Жене, еще с довоенных времен обрыдла. Еврей-сельдерей, русский-хрусткий.
А за окном-то белое марево, куда ни глянь. И раньше, и до взрывов снег в Иерусалиме падал, единожды за зиму. Лежал до обеда. А в обед солнышко припекало, он и таял. Теперь, говорят, ядерная зима началась, вот и снег.
Женя сунула ноги в чуни, прошла к "буржуйке", кочергой взбодрила угли. Голос внука еле доходит, голова как в вату одета, мозги в пурге. А угли разгорелись огненными шариками , сразу и вспомнилось: шла от магазина на прошлой неделе, карточки хлебные отоварила. И тут в небе расцвела смертельная виноградная гроздь. Женя не стала дожидаться, пока горящие виноградины оформятся в пыльный гриб, рухнула на землю и заползла в рытвину от снаряда, еще с прошлой войны рытвина осталась. Так и лежала - лицом вниз, сцепленные замком кисти рук на затылке, как учил майор Голиков, замзава военной кафедрой по гражданской обороне. Пятьдесят лет назад учил еще в Питере, а ведь помнится. Здесь баба Женя на лекции по ГРОБ не ходила - они материал на иврите дают, а на языки у нее голова тугая. Потом обошлось - локальный взрыв малой мощности. Над Лакишем прогремело, оставили бедный город без жителей. А половина мертвяков - арабы. Вот так всегда они - вдарят, и как раз по своим. Женя из ямы встала, посмотрела - волосы спалило на затылке, руки тоже обгорели, и все незакрытые участки кожи покраснели и сморщились, а под одеждой ничего. Пришла домой, Лена, невесткина мать, говорит: возьми старую майку, помочись, уриной протри, и все пройдет. Хорошо, соседка отговорила: теперь урина не целебная, в мочу яды сливаются и вещества радиоактивные. Ну, доктор в поликлинике забинтовал, пальцы как надо - каждый отдельно, можно ложку держать. А голову в белый шар запеленал, иллюминаторы оставил для глаз и щель для говорения и пищи. Внучок Лешенька пугался вначале, а потом привык.
-Бабушка, бабушка, бабушка!!! Опять в себя ушла! Я тебе кричу, кричу, а ты не слышишь!!! Я кто - еврей или русский?
- Это, Лешенька, как посмотреть. По отцовой линии - еврей, а по маме - русский.
- Сонька сказала, я лишний человек. У русских я еврей, у них по отцу считается. А у евреев я гой, раз мать - русская.
- Лишних людей не бывает, Леша, - это Лена, вторая бабушка, назидательным тоном.
- А Сонькин дед говорит - все лишние , столько народу поубивало, и ничего. Богу все равно. Мессию не посылает, отвернулся от нас. Значит, те покойники Ему не нужны были.
- Если все лишние, какая разница - русский, еврей? Что ты мне голову морочишь, честное слово...
Когда Лакиш грохнуло, они с Леной телевизор врубили, он тогда еще работал. Премьер министр сказал: ядерные взрывы малой мощности - продолжение террора неконвенциональными средствами. А террор - оружие слабых. Израиль - сильное государство, поэтому мы на провокации не поддаемся, и на террор не отвечаем. Лена матом заругалась, и телевизор они на другую программу перключили. Там раввин выступал. Сказал: земля корчится в родовых муках, рожая Мессию, и от ее корч сотрясение мозгов и войны Гога с Магогом. Говорит, а сам жирный, толстенькие ножки расставил. Лена заявила: это свинья в ермолке, духовный человек грузным не бывает. Духовный человек жив духом, а не брюхом. Лене все бы поучать. Вот кто у нас лишний человек - бывшая училка русского языка. Женя по привычке за раввина обиделась, хотела Лену антисемиткой обозвать, но передумала - и правда, свинья.
- Бабушка Женя, я спать не могу, - опять Леша, - расскажи сказку!
Как телевизора не стало, все сказки да сказки, а раньше мультяшки смотрел перед сном, Жене легче было. Говорят, интернет скоро заработает, когда немцы связь восстановят. Лена ворчит: век бы вам на чужом горбу. Немцев эксплуатируете, а чем они виноваты? Это же не они, а их прадеды. Сколько можно вину расковыривать? И тут она права, училка лишняя.
- Ладно, будет сказка, - голос из-под бинтов выходит трубный, глухой, как шофар в Судный день, - слушай, внучек.
Женя вспомнила, как в прошлом году, во время конвенциональной войны, в спальню ракета залетела. Прошила ее насквозь, и в общем коридорчике упала. Тихо так лежит, не взрывается. И не взорвалась, надо же! Марик, сыночек, тоже еще дома был, и невестка с нами жила, так они корпус свинтили, в песок вкопали, дверцу прорезали и желоб приделали, и лесенку - получилась горка, и домик для детей, как настоящие. И комната осталась, как была, только книжную полку разворотило, а книжки разодрало в клочья. Внучок Лешенька взялся склеивать - две книжицы в одну слепил. Страница русская, страница еврейская. Она ему: ты это зачем? А он - так, бабушка, смешнее. Прикольнее.
- Ну, ладно, я вот тебе прикольную сказку расскажу. Значит, жил-был на свете царь-фараон. А у царя три сына, старший клевый был детина, средний сын и так, и сяк, младший вовсе был ништяк. И решил царь-фараон их женить. Велел он сыновьям стать на крыльце и пулять с плеча ракетами "Стрела", знаешь, легкие такие. Первая "Стрела" упала в доме царского министра, женился первый сын на министерской дочери. Ну, той, что жива осталась. Вторая "Стрела" попала на двор купца Калашникова, который автоматическое ружье изобрел. Женился средний сын на калашниковой дочери. А третья "Стрела" летела, как баллистическая ракета - над морями, над лесами, над пшеничными полями. И пошел третий сын, Иван-царевич, ее искать.
И нашел "Стрелу" на болоте, и сидит над нею жаба огромных размеров. И подумал Иван-царевич - не иначе, от радиации. И хотел он свою "Стрелу" неразорвавшуюся назад взять,а жаба ему и говорит:
- Царский сын Йоханан, ты не гой еси, добрый молодец! Возьми меня во дворец, и я поведаю тебе мою горестную историю!
- Еханан, что за имя такое! - это бабушка Лена с кушетки голос подала, - прямо трехэтажный мат!
- Да ну тебя, Лена. Значит, взял Йоханан эту жабу на руки, а она тяжелая, как бомба. И понес он ее, и нес, а она ему рассказывает:
" Когда-то была я не жабой, а человеком. И не просто человеком, а праведной женщиной, женой меламеда из местечка Красник. И была я так праведна, так непорочна, и все заповеди соблюдала так скрупулезно, что евреи посылали детей к меламеду ради меня, дабы учились на моем примере. И вот решил Сатана испытать мою праведность. Стал он прилетать по ночам в дом и холодить воду в кадушке своим ледяным дыханием, так что к утру она покрывалась морозной коркой. И не стало у меня сил совершать омовение рук по утрам. А как только перестала я омывать руки, так нечистота поселилась в них. Нечистыми руками я готовила пищу, и вот уже принялась мешать мясное с молочным, и не очищать мясо от крови. Прошло десять лет, и согрешила я всеми мыслимыми и немыслимыми грехами, которые перечислены в Торе. Осудил меня Небесный суд: не примет меня земля, и не примут небеса, а за то, что первый мой грех был от скверны телесной, превращусь я в самую скверную из всех тварей. Но не наступит на меня нога человеческая во веки веков, ибо буду я ростом с человека! И спадет это проклятие лишь в тот миг, когда царский сын согласится меня в жены взять и в губы зеленые поцелует".
И вот женился Йоханан-царевич на жабе, и обернулась она женщиной. Стали они жить-поживать, и добро совершать.
Случилась в ту пору война, и ушел царевич на войну. А у Елены Прекрасной - так бывшую жабу назвали - живот стало пучить. И рос живот не по дням, а по часам. И вот вернулся Йоханан с войны, а у царевны Елены-то живот. А среди царских министров был один выкрест и ненавистник евреев. И сказал он царевичу Йоханану:
- В животе у твоей жены - жаба! Она с дьяволом спит, дворец по ночам ходуном ходит, и мыши летучие кругом летают.
- Это ее жид оговорил, я читала! - опять Лена с кушетки голос подала, - это я у Пушкина читала!
- И не жид, а выкрест, я читала побольше твоего! - огрызнулась Женя и продолжила сказку. Все с Пушкиным лезут, пушкины-хлопушкины, летчики-пилоты, бомбы-пулеметы!
Рассердился Йоханан, велел брюхо неверной жене вспороть. Позвали священников, велели набрать земли с Храмовой горы, смешать с буквами со Свитка, и водой развести. Выпила Елена ту горькую воду, вспучился у нее живот и лопнул, а там младенец золотой с ногами серебряными. Рассердился тут Йоханан на выкреста, велел и ему брюхо вспороть. Отворили брюхо, а оттуда как выпрыгнули лягушки, и как распрыгались по всему царству!
Вот царь-фараон стал кушать утром бланманже - а в тарелке - лягушки! На столе - лягушки! На полу - лягушки! На кровати - лягушки! Смотрит на царского халдея - а у того на носу лягушка и на макушке - лягушка! Царь-фараон тут испугался и говорит - кто же это нам такое зло учинил? Халдей говорит: известно кто, евреи. Кто ж еще.
Тут как раз Моисей и Агарон явились на утренний прием и просят: отпусти народ мой! Фараон и отпустил. Вместе с лягушками. А чтобы был им хороший путь, велел сделать золотые слитки в виде лягушек и на воз положить. И было: которые нечистые на руку люди тех золотых лягушек хватали, сразу помирали ужасной смертью.
- Алексей, не слушай ты ее, дуру старую! - Лена с места соскочила, - что ты внуку рассказываешь! Лешенька, мальчик, не слушай! Вот давай-ка лучше я тебе стихи почитаю.
Те стихи написала давным-давно одна женщина. Она была молодая и красивая, и жила в городе, откуда мы с бабой Женей. И враги схватили ее и посадили в тюрьму.
- За что? - осведомился Леша.
-Да ни за что, просто так. Тогда время было строгое - хватали и сажали. А женщина - как звали, не скажу, ты не запомнишь все равно, - она беременна была первым ребенком. И ее били в тюрьме по животу, пока она не выкинула. И после того рожать уже не могла, а из тюрьмы вышла.
И вот настали дурные дни - напали на город враги, и взяли его в кольцо. И пропал хлеб, вода и дрова для печей. И руки матерей милосердных варили детей своих, стали они им в пищу. И юноши изнемогали на улицах города, и съели жители всех собак и кошек.
-Ничего себе, хорошая история, - проворчала Женя, - уж лучше про лягушек!
- Не слушай ее, Леша. Та женщина, что выкинула ребенка, назвалась матерью осажденного города. Усыновила всех, кто еще жив остался. И читала им стихи по радио. Вот какие:
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в грязи, во мраке, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним -
свободным, щедрым днем.
Мы этот день уже завоевали.
Так послушай же, внучек. Никто тебе этого не расскажет, только бабушка Лена. Разве здесь говорится про осажденный город? И про завтрашний день? Этот град осажденный - земная юдоль, мир, отгороженный от реальности Бога невидимой стеной. А тот "завтрашний день" - это мир Грядущий, царство Божие на земле.
Ведь женщина, пока у нее живая матка, глядит внутрь себя. А как состарится, вот как я или баба Женя, так приходит к ней истинная мудрость. А Мать Города была молодая, но рожать не могла. Оттого и смотрела не в будущее, а в Грядущий мир. И знала: жить надо двойной жизною. Вроде ты и здесь, а душой уже там. Без этого не бывает духовного продвижения.
- Книжек популярных начиталась по каббале, эзотерика-мутотерика, - Женя завыла из-под бинтов, - голову дуришь ребенку. Лучше встань, проверь - может, дали воду.
- Если дадут, мы сразу услышим, - отвечала Лена, - я кран на кухне не закрыла специально.
Тут распахнулась дверь, и вошла из общего коридорчика соседская девочка Соня. Ее бледное лицо в свете газовой лампы отливало тусклой зеленью.
- Баба Лена, баба Женя, идите в супермаркет, - позвала Соня, - хлеб и сахар завезли. И воду дают.
Не успела сказать - кран на кухне подпрыгнул, хмыкнул скептически, словно не поверил сказанному в тот день, и выплюнул струю болотной жижи. Лена тут же подскочила с ведром, а Женя сменила чуни на сапоги, достала портмоне с хлебными карточками. Подумала, вытащила саночки из чулана, и поволоклась к супермаркету. Мимо поваленных заборов, засохших живых изгородей, мимо рытвин и ухаб, туда, где тускло сияли огни завтрашнего дня.
2006
В осаде
Внучок Лешенька голову свесил с кровати, кровать еще довоенная, крепкая, двухярусная. Хорошая кровать. Не скатился бы на пол. Женя вылезла из-под верхнего этажа и поглядела на внука.
- Баба Женя, я кто - русский или еврей?
Ну вот, опять эта хренотень. Надоела она Жене, еще с довоенных времен обрыдла. Еврей-сельдерей, русский-хрусткий.
А за окном-то белое марево, куда ни глянь. И раньше, и до взрывов снег в Иерусалиме падал, единожды за зиму. Лежал до обеда. А в обед солнышко припекало, он и таял. Теперь, говорят, ядерная зима началась, вот и снег.
Женя сунула ноги в чуни, прошла к "буржуйке", кочергой взбодрила угли. Голос внука еле доходит, голова как в вату одета, мозги в пурге. А угли разгорелись огненными шариками , сразу и вспомнилось: шла от магазина на прошлой неделе, карточки хлебные отоварила. И тут в небе расцвела смертельная виноградная гроздь. Женя не стала дожидаться, пока горящие виноградины оформятся в пыльный гриб, рухнула на землю и заползла в рытвину от снаряда, еще с прошлой войны рытвина осталась. Так и лежала - лицом вниз, сцепленные замком кисти рук на затылке, как учил майор Голиков, замзава военной кафедрой по гражданской обороне. Пятьдесят лет назад учил еще в Питере, а ведь помнится. Здесь баба Женя на лекции по ГРОБ не ходила - они материал на иврите дают, а на языки у нее голова тугая. Потом обошлось - локальный взрыв малой мощности. Над Лакишем прогремело, оставили бедный город без жителей. А половина мертвяков - арабы. Вот так всегда они - вдарят, и как раз по своим. Женя из ямы встала, посмотрела - волосы спалило на затылке, руки тоже обгорели, и все незакрытые участки кожи покраснели и сморщились, а под одеждой ничего. Пришла домой, Лена, невесткина мать, говорит: возьми старую майку, помочись, уриной протри, и все пройдет. Хорошо, соседка отговорила: теперь урина не целебная, в мочу яды сливаются и вещества радиоактивные. Ну, доктор в поликлинике забинтовал, пальцы как надо - каждый отдельно, можно ложку держать. А голову в белый шар запеленал, иллюминаторы оставил для глаз и щель для говорения и пищи. Внучок Лешенька пугался вначале, а потом привык.
-Бабушка, бабушка, бабушка!!! Опять в себя ушла! Я тебе кричу, кричу, а ты не слышишь!!! Я кто - еврей или русский?
- Это, Лешенька, как посмотреть. По отцовой линии - еврей, а по маме - русский.
- Сонька сказала, я лишний человек. У русских я еврей, у них по отцу считается. А у евреев я гой, раз мать - русская.
- Лишних людей не бывает, Леша, - это Лена, вторая бабушка, назидательным тоном.
- А Сонькин дед говорит - все лишние , столько народу поубивало, и ничего. Богу все равно. Мессию не посылает, отвернулся от нас. Значит, те покойники Ему не нужны были.
- Если все лишние, какая разница - русский, еврей? Что ты мне голову морочишь, честное слово...
Когда Лакиш грохнуло, они с Леной телевизор врубили, он тогда еще работал. Премьер министр сказал: ядерные взрывы малой мощности - продолжение террора неконвенциональными средствами. А террор - оружие слабых. Израиль - сильное государство, поэтому мы на провокации не поддаемся, и на террор не отвечаем. Лена матом заругалась, и телевизор они на другую программу перключили. Там раввин выступал. Сказал: земля корчится в родовых муках, рожая Мессию, и от ее корч сотрясение мозгов и войны Гога с Магогом. Говорит, а сам жирный, толстенькие ножки расставил. Лена заявила: это свинья в ермолке, духовный человек грузным не бывает. Духовный человек жив духом, а не брюхом. Лене все бы поучать. Вот кто у нас лишний человек - бывшая училка русского языка. Женя по привычке за раввина обиделась, хотела Лену антисемиткой обозвать, но передумала - и правда, свинья.
- Бабушка Женя, я спать не могу, - опять Леша, - расскажи сказку!
Как телевизора не стало, все сказки да сказки, а раньше мультяшки смотрел перед сном, Жене легче было. Говорят, интернет скоро заработает, когда немцы связь восстановят. Лена ворчит: век бы вам на чужом горбу. Немцев эксплуатируете, а чем они виноваты? Это же не они, а их прадеды. Сколько можно вину расковыривать? И тут она права, училка лишняя.
- Ладно, будет сказка, - голос из-под бинтов выходит трубный, глухой, как шофар в Судный день, - слушай, внучек.
Женя вспомнила, как в прошлом году, во время конвенциональной войны, в спальню ракета залетела. Прошила ее насквозь, и в общем коридорчике упала. Тихо так лежит, не взрывается. И не взорвалась, надо же! Марик, сыночек, тоже еще дома был, и невестка с нами жила, так они корпус свинтили, в песок вкопали, дверцу прорезали и желоб приделали, и лесенку - получилась горка, и домик для детей, как настоящие. И комната осталась, как была, только книжную полку разворотило, а книжки разодрало в клочья. Внучок Лешенька взялся склеивать - две книжицы в одну слепил. Страница русская, страница еврейская. Она ему: ты это зачем? А он - так, бабушка, смешнее. Прикольнее.
- Ну, ладно, я вот тебе прикольную сказку расскажу. Значит, жил-был на свете царь-фараон. А у царя три сына, старший клевый был детина, средний сын и так, и сяк, младший вовсе был ништяк. И решил царь-фараон их женить. Велел он сыновьям стать на крыльце и пулять с плеча ракетами "Стрела", знаешь, легкие такие. Первая "Стрела" упала в доме царского министра, женился первый сын на министерской дочери. Ну, той, что жива осталась. Вторая "Стрела" попала на двор купца Калашникова, который автоматическое ружье изобрел. Женился средний сын на калашниковой дочери. А третья "Стрела" летела, как баллистическая ракета - над морями, над лесами, над пшеничными полями. И пошел третий сын, Иван-царевич, ее искать.
И нашел "Стрелу" на болоте, и сидит над нею жаба огромных размеров. И подумал Иван-царевич - не иначе, от радиации. И хотел он свою "Стрелу" неразорвавшуюся назад взять,а жаба ему и говорит:
- Царский сын Йоханан, ты не гой еси, добрый молодец! Возьми меня во дворец, и я поведаю тебе мою горестную историю!
- Еханан, что за имя такое! - это бабушка Лена с кушетки голос подала, - прямо трехэтажный мат!
- Да ну тебя, Лена. Значит, взял Йоханан эту жабу на руки, а она тяжелая, как бомба. И понес он ее, и нес, а она ему рассказывает:
" Когда-то была я не жабой, а человеком. И не просто человеком, а праведной женщиной, женой меламеда из местечка Красник. И была я так праведна, так непорочна, и все заповеди соблюдала так скрупулезно, что евреи посылали детей к меламеду ради меня, дабы учились на моем примере. И вот решил Сатана испытать мою праведность. Стал он прилетать по ночам в дом и холодить воду в кадушке своим ледяным дыханием, так что к утру она покрывалась морозной коркой. И не стало у меня сил совершать омовение рук по утрам. А как только перестала я омывать руки, так нечистота поселилась в них. Нечистыми руками я готовила пищу, и вот уже принялась мешать мясное с молочным, и не очищать мясо от крови. Прошло десять лет, и согрешила я всеми мыслимыми и немыслимыми грехами, которые перечислены в Торе. Осудил меня Небесный суд: не примет меня земля, и не примут небеса, а за то, что первый мой грех был от скверны телесной, превращусь я в самую скверную из всех тварей. Но не наступит на меня нога человеческая во веки веков, ибо буду я ростом с человека! И спадет это проклятие лишь в тот миг, когда царский сын согласится меня в жены взять и в губы зеленые поцелует".
И вот женился Йоханан-царевич на жабе, и обернулась она женщиной. Стали они жить-поживать, и добро совершать.
Случилась в ту пору война, и ушел царевич на войну. А у Елены Прекрасной - так бывшую жабу назвали - живот стало пучить. И рос живот не по дням, а по часам. И вот вернулся Йоханан с войны, а у царевны Елены-то живот. А среди царских министров был один выкрест и ненавистник евреев. И сказал он царевичу Йоханану:
- В животе у твоей жены - жаба! Она с дьяволом спит, дворец по ночам ходуном ходит, и мыши летучие кругом летают.
- Это ее жид оговорил, я читала! - опять Лена с кушетки голос подала, - это я у Пушкина читала!
- И не жид, а выкрест, я читала побольше твоего! - огрызнулась Женя и продолжила сказку. Все с Пушкиным лезут, пушкины-хлопушкины, летчики-пилоты, бомбы-пулеметы!
Рассердился Йоханан, велел брюхо неверной жене вспороть. Позвали священников, велели набрать земли с Храмовой горы, смешать с буквами со Свитка, и водой развести. Выпила Елена ту горькую воду, вспучился у нее живот и лопнул, а там младенец золотой с ногами серебряными. Рассердился тут Йоханан на выкреста, велел и ему брюхо вспороть. Отворили брюхо, а оттуда как выпрыгнули лягушки, и как распрыгались по всему царству!
Вот царь-фараон стал кушать утром бланманже - а в тарелке - лягушки! На столе - лягушки! На полу - лягушки! На кровати - лягушки! Смотрит на царского халдея - а у того на носу лягушка и на макушке - лягушка! Царь-фараон тут испугался и говорит - кто же это нам такое зло учинил? Халдей говорит: известно кто, евреи. Кто ж еще.
Тут как раз Моисей и Агарон явились на утренний прием и просят: отпусти народ мой! Фараон и отпустил. Вместе с лягушками. А чтобы был им хороший путь, велел сделать золотые слитки в виде лягушек и на воз положить. И было: которые нечистые на руку люди тех золотых лягушек хватали, сразу помирали ужасной смертью.
- Алексей, не слушай ты ее, дуру старую! - Лена с места соскочила, - что ты внуку рассказываешь! Лешенька, мальчик, не слушай! Вот давай-ка лучше я тебе стихи почитаю.
Те стихи написала давным-давно одна женщина. Она была молодая и красивая, и жила в городе, откуда мы с бабой Женей. И враги схватили ее и посадили в тюрьму.
- За что? - осведомился Леша.
-Да ни за что, просто так. Тогда время было строгое - хватали и сажали. А женщина - как звали, не скажу, ты не запомнишь все равно, - она беременна была первым ребенком. И ее били в тюрьме по животу, пока она не выкинула. И после того рожать уже не могла, а из тюрьмы вышла.
И вот настали дурные дни - напали на город враги, и взяли его в кольцо. И пропал хлеб, вода и дрова для печей. И руки матерей милосердных варили детей своих, стали они им в пищу. И юноши изнемогали на улицах города, и съели жители всех собак и кошек.
-Ничего себе, хорошая история, - проворчала Женя, - уж лучше про лягушек!
- Не слушай ее, Леша. Та женщина, что выкинула ребенка, назвалась матерью осажденного города. Усыновила всех, кто еще жив остался. И читала им стихи по радио. Вот какие:
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в грязи, во мраке, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним -
свободным, щедрым днем.
Мы этот день уже завоевали.
Так послушай же, внучек. Никто тебе этого не расскажет, только бабушка Лена. Разве здесь говорится про осажденный город? И про завтрашний день? Этот град осажденный - земная юдоль, мир, отгороженный от реальности Бога невидимой стеной. А тот "завтрашний день" - это мир Грядущий, царство Божие на земле.
Ведь женщина, пока у нее живая матка, глядит внутрь себя. А как состарится, вот как я или баба Женя, так приходит к ней истинная мудрость. А Мать Города была молодая, но рожать не могла. Оттого и смотрела не в будущее, а в Грядущий мир. И знала: жить надо двойной жизною. Вроде ты и здесь, а душой уже там. Без этого не бывает духовного продвижения.
- Книжек популярных начиталась по каббале, эзотерика-мутотерика, - Женя завыла из-под бинтов, - голову дуришь ребенку. Лучше встань, проверь - может, дали воду.
- Если дадут, мы сразу услышим, - отвечала Лена, - я кран на кухне не закрыла специально.
Тут распахнулась дверь, и вошла из общего коридорчика соседская девочка Соня. Ее бледное лицо в свете газовой лампы отливало тусклой зеленью.
- Баба Лена, баба Женя, идите в супермаркет, - позвала Соня, - хлеб и сахар завезли. И воду дают.
Не успела сказать - кран на кухне подпрыгнул, хмыкнул скептически, словно не поверил сказанному в тот день, и выплюнул струю болотной жижи. Лена тут же подскочила с ведром, а Женя сменила чуни на сапоги, достала портмоне с хлебными карточками. Подумала, вытащила саночки из чулана, и поволоклась к супермаркету. Мимо поваленных заборов, засохших живых изгородей, мимо рытвин и ухаб, туда, где тускло сияли огни завтрашнего дня.
2006