черно-белое кино. январь
Так получилось.
Из фильмов Александра Алова и Владимира Наумова самый дорогой для меня -- "Бег".
Вернее -- два фильма. Он, двухсерийный, снят так, как если бы два разных фильма -- по одним и тем же булгаковским текстам, с одними и теми же актерами. Но даже стилистически разные.
И сколько бы ни смотрел я в восторге вторую серию, с гениальной сценой карточной игры Чарноты -- Михаила Ульянова и Корзухина -- Евгения Евстигнеева, с повизгиванием Тихого -- Владимира Осенева, которого головой-то в чан с грязной водой, с перепуганным греком-сладострастником -- Готлибом Ронинсоном, но в глазах все равно -- первая серия.
Она так снята гениальном Леваном Пааташвили. Вторая серия -- бенефис режиссеров и актеров, первая -- праздник для глаз. Оператор -- как художник.
Белые ли скачут к монастырю, красные ли -- все они всадники Апокалипсиса, слетающие с небес. Снега лежат мазками, деревья прорисованы углем.
Сквозь плетение ветвей блестит купол монастыря, оставляемого корпусом Чарноты.
Тенью идет через Сиваш армия Михаила Фрунзе.
В нарисованных Васнецовым буденовках-шлемах играют посреди топкой, ненадежной земли красные музыканты. Точно уравновешивая слова обезумевшего кровопийцы-патриота Романа Хлудова:
-- Я на Чонгарскую гать ходил с музыкой.
Музыка точно призвана засвидетельствовать: герои воевали с обеих сторон.
Только вот лицо Фрунзе в фильме благостное, спокойное, не васнецовское даже, а билибинской кисти. Рисунок гладкий, не ухватить, не запомнить. А вот лицо Хлудова -- нервное, издерганное, больное лицо белого генерала, сыгранного Владиславом Дворжецким -- незабываемо. Как на иконах старого письма.
И столь же иконописный лик вестового Крапилина -- вестового правды.
Или даже -- не иконописные. С картин Эль Греко сошли эти люди с удлиненными лицами, с миндалинами глаз. Крапилин-Олялин здесь двойник совестливого полковника, распускающего мальчишек юнкеров по домам и кончающего жизнь самоубийством -- не был сыгран Алексей Турбин Олегом Ефремовым, не был...
Вторая серия "Бега" будет трагифарсом. В первой нет фарса. В первой -- трагедия времени. Нет еще ни тараканьих бегов, ни измены самим себе. Висят тела жертв Хлудова, точно люстры хрустальные, завешенные мешками, чтобы ненароком в глаза казненному Крапилину не заглянуть. И только удивленные глаза старого гробовщика -- Николая Сергеева -- внимательно вглядываются и во время, и в людей, точно готовится он похоронить их всех.
Всех.
И Россию.
И только мальчишка смотрит удивленно и счастливо.
Он просто не знает, чем все закончится
Из фильмов Александра Алова и Владимира Наумова самый дорогой для меня -- "Бег".
Вернее -- два фильма. Он, двухсерийный, снят так, как если бы два разных фильма -- по одним и тем же булгаковским текстам, с одними и теми же актерами. Но даже стилистически разные.
И сколько бы ни смотрел я в восторге вторую серию, с гениальной сценой карточной игры Чарноты -- Михаила Ульянова и Корзухина -- Евгения Евстигнеева, с повизгиванием Тихого -- Владимира Осенева, которого головой-то в чан с грязной водой, с перепуганным греком-сладострастником -- Готлибом Ронинсоном, но в глазах все равно -- первая серия.
Она так снята гениальном Леваном Пааташвили. Вторая серия -- бенефис режиссеров и актеров, первая -- праздник для глаз. Оператор -- как художник.
Белые ли скачут к монастырю, красные ли -- все они всадники Апокалипсиса, слетающие с небес. Снега лежат мазками, деревья прорисованы углем.
Сквозь плетение ветвей блестит купол монастыря, оставляемого корпусом Чарноты.
Тенью идет через Сиваш армия Михаила Фрунзе.
В нарисованных Васнецовым буденовках-шлемах играют посреди топкой, ненадежной земли красные музыканты. Точно уравновешивая слова обезумевшего кровопийцы-патриота Романа Хлудова:
-- Я на Чонгарскую гать ходил с музыкой.
Музыка точно призвана засвидетельствовать: герои воевали с обеих сторон.
Только вот лицо Фрунзе в фильме благостное, спокойное, не васнецовское даже, а билибинской кисти. Рисунок гладкий, не ухватить, не запомнить. А вот лицо Хлудова -- нервное, издерганное, больное лицо белого генерала, сыгранного Владиславом Дворжецким -- незабываемо. Как на иконах старого письма.
И столь же иконописный лик вестового Крапилина -- вестового правды.
Или даже -- не иконописные. С картин Эль Греко сошли эти люди с удлиненными лицами, с миндалинами глаз. Крапилин-Олялин здесь двойник совестливого полковника, распускающего мальчишек юнкеров по домам и кончающего жизнь самоубийством -- не был сыгран Алексей Турбин Олегом Ефремовым, не был...
Вторая серия "Бега" будет трагифарсом. В первой нет фарса. В первой -- трагедия времени. Нет еще ни тараканьих бегов, ни измены самим себе. Висят тела жертв Хлудова, точно люстры хрустальные, завешенные мешками, чтобы ненароком в глаза казненному Крапилину не заглянуть. И только удивленные глаза старого гробовщика -- Николая Сергеева -- внимательно вглядываются и во время, и в людей, точно готовится он похоронить их всех.
Всех.
И Россию.
И только мальчишка смотрит удивленно и счастливо.
Он просто не знает, чем все закончится