Ночь на Земле (окончание)
3. Петербург
На границе темного века и желтого подглазья пролегла изогнутая тень бессонницы.
Кто-то рассеянно допивает чай и идет электрическими инъекциями будить своего многоколесного подопечного, оставленного на постое в трамвайном депо. Его изломанные руки ступенек, занавешенные ширмами дверей, принимают первых сталкеров на остановках-форпостах. Шевелясь в еще сонной улитке улиц, трамваи сшивают своим движением расползшиеся за ночь районы и приводят механизм урбанистического мобиле в рабочее состояние. Ночной прилив энтропии отступает в окружающий космос, утягивая на розовеющем шлейфе листки календаря и россыпь крошек человеческой ци в чернично-чернильном покрывале неба. В охристые стежки асфальтовых полос вливаются первые редкие звуки и шевеление теней. Пока восточные лучи золотят окраины, из предрассветной полуяви проступают выбеленные кости застуженных дорог.
И гладко скользнув взглядом по колбе градусника, отмечаешь иероглифы, что проступили на стекле от прикосновения губами, щекой, бровью минувшей ночью. Щелкнувший триггер спускает с цепи подтуманенные усталостью картины последних часов у окна. Змеение холода по босым ногам, анестезия бетонного порога, упирающиеся до белых костяшек худые руки. Расфокусированное всматривание в темноту. Чай, настоянный до остывания. Машинально фиксируешь, что ночь прошла, но внутри по-прежнему тишина "глаза" торнадо.
Ключи, телефон, книга в дорогу уже сложены перед зеркалом. Осталось привычно проникнуть в обувь, шапку, шарф и позволить дню начаться. Но - мазки губ на окне, тайнопись тела. Стеклянный взгляд сквозь. Какие существа владели телом ночью?
Костюм намокал с груди, вода напитывала ткань, стремительно подбираясь к еще сухим лопаткам. Лежа вниз лицом в водопроводных волнах, подставляя затылок грохоту капель и трамвайного поворота за углом, ты задержал дыхание и молчал, покачиваясь в белой эмалированной ванне посреди растянутого во все стороны географии макового поля. И нестерпимо пахло зимой. Однако, если закрыть глаза, то ты по-прежнему вжимаешься всем лицом в замороженное стекло окна, vis-a-vis c темноликим двойником - по ту сторону тепла. Стойким оловянным солдатом на страже своего оцепенения перед экзистенсом, перед большими зрачками человека в отражении напротив. Насильственный backup в состояние нерасщепленности чувств, бесплатный и болезненный.
Полукруглая твоя голова, полуквадратные твои полушария, какие булавки воткнешь ты еще в свою обувь, чтобы походкой мелкого неподкованного черта вытанцовывать страхи и взгляды в землю везде, где пеликаны командуют слонами, везде, где маракасы полны сушеных муравьев, везде, где ты мог бы, но не стал.
Паровозы не довезут, туда только пешком, путешествие под дорогой шелка и специй, роящиеся обретения в оранжевом облаке. Парение над тем, чего нет. Желания, которым нет срока давности. Кружение в пустой коробке. Есть якоря. Есть игры. Есть борода, есть грудь, есть тонкий волос, есть жесткий хрящ, есть вторичные, есть цвет медальки по случаю рождения, есть окликание, есть откликание, есть клик, есть линк. Есть мост между серой радужкой и твоим кино. Есть несколько, и нужно одно. Разламывание оболочки, пост-облачные декорации, неизвестные взаимодействия без хрящей. Без костылей и полукруглых. Узлы глаз, узлы ног, змеение вокруг энергий, остывание без затвердеваний, перекличка атомов - твой, мой, твой, мой. Неразделенные волны, синусоиды сердцеволнений. Дай проникнуть через рукав. Дай вдохнуть выдыхаемое. Дай проникнуть через свет внутрь нервов. Дай слиться, продлить. Продлить вечный сердечный loop. Наша карта, наша нить во времени - румба перкуссий двух красных комков.
Мои волосы у твоих волос завязываются в косы, сплетаются колосками, расплетаются и щекочут заушье. Мне не хватает женского имени, мне не хватает мужской фамилии, justхуйня.
Рассвет.
И мы тренированно проникаем в одежду - готовые к подвигам офисной Рамаяны нового дня.
На границе темного века и желтого подглазья пролегла изогнутая тень бессонницы.
Кто-то рассеянно допивает чай и идет электрическими инъекциями будить своего многоколесного подопечного, оставленного на постое в трамвайном депо. Его изломанные руки ступенек, занавешенные ширмами дверей, принимают первых сталкеров на остановках-форпостах. Шевелясь в еще сонной улитке улиц, трамваи сшивают своим движением расползшиеся за ночь районы и приводят механизм урбанистического мобиле в рабочее состояние. Ночной прилив энтропии отступает в окружающий космос, утягивая на розовеющем шлейфе листки календаря и россыпь крошек человеческой ци в чернично-чернильном покрывале неба. В охристые стежки асфальтовых полос вливаются первые редкие звуки и шевеление теней. Пока восточные лучи золотят окраины, из предрассветной полуяви проступают выбеленные кости застуженных дорог.
И гладко скользнув взглядом по колбе градусника, отмечаешь иероглифы, что проступили на стекле от прикосновения губами, щекой, бровью минувшей ночью. Щелкнувший триггер спускает с цепи подтуманенные усталостью картины последних часов у окна. Змеение холода по босым ногам, анестезия бетонного порога, упирающиеся до белых костяшек худые руки. Расфокусированное всматривание в темноту. Чай, настоянный до остывания. Машинально фиксируешь, что ночь прошла, но внутри по-прежнему тишина "глаза" торнадо.
Ключи, телефон, книга в дорогу уже сложены перед зеркалом. Осталось привычно проникнуть в обувь, шапку, шарф и позволить дню начаться. Но - мазки губ на окне, тайнопись тела. Стеклянный взгляд сквозь. Какие существа владели телом ночью?
Костюм намокал с груди, вода напитывала ткань, стремительно подбираясь к еще сухим лопаткам. Лежа вниз лицом в водопроводных волнах, подставляя затылок грохоту капель и трамвайного поворота за углом, ты задержал дыхание и молчал, покачиваясь в белой эмалированной ванне посреди растянутого во все стороны географии макового поля. И нестерпимо пахло зимой. Однако, если закрыть глаза, то ты по-прежнему вжимаешься всем лицом в замороженное стекло окна, vis-a-vis c темноликим двойником - по ту сторону тепла. Стойким оловянным солдатом на страже своего оцепенения перед экзистенсом, перед большими зрачками человека в отражении напротив. Насильственный backup в состояние нерасщепленности чувств, бесплатный и болезненный.
Полукруглая твоя голова, полуквадратные твои полушария, какие булавки воткнешь ты еще в свою обувь, чтобы походкой мелкого неподкованного черта вытанцовывать страхи и взгляды в землю везде, где пеликаны командуют слонами, везде, где маракасы полны сушеных муравьев, везде, где ты мог бы, но не стал.
Паровозы не довезут, туда только пешком, путешествие под дорогой шелка и специй, роящиеся обретения в оранжевом облаке. Парение над тем, чего нет. Желания, которым нет срока давности. Кружение в пустой коробке. Есть якоря. Есть игры. Есть борода, есть грудь, есть тонкий волос, есть жесткий хрящ, есть вторичные, есть цвет медальки по случаю рождения, есть окликание, есть откликание, есть клик, есть линк. Есть мост между серой радужкой и твоим кино. Есть несколько, и нужно одно. Разламывание оболочки, пост-облачные декорации, неизвестные взаимодействия без хрящей. Без костылей и полукруглых. Узлы глаз, узлы ног, змеение вокруг энергий, остывание без затвердеваний, перекличка атомов - твой, мой, твой, мой. Неразделенные волны, синусоиды сердцеволнений. Дай проникнуть через рукав. Дай вдохнуть выдыхаемое. Дай проникнуть через свет внутрь нервов. Дай слиться, продлить. Продлить вечный сердечный loop. Наша карта, наша нить во времени - румба перкуссий двух красных комков.
Мои волосы у твоих волос завязываются в косы, сплетаются колосками, расплетаются и щекочут заушье. Мне не хватает женского имени, мне не хватает мужской фамилии, justхуйня.
Рассвет.
И мы тренированно проникаем в одежду - готовые к подвигам офисной Рамаяны нового дня.