Ростислав Плятт. День Памяти.
У Ростислава Яновича Плятта была на редкость счастливая актёрская судьба, насыщенная событиями, богатая ролями. Комедийных ролей у него больше, чем у Михаила Пуговкина или Бориса Новикова. И не меньше, чем у Сергея Мартинсона или Эраста Гарина. Но Плятт всей своей актёрской статью, импозантностью выступал из этого амплуа.
В составе его лицедейской природы была своя нота, уникальная и неповторимая, располагавшая зрителей к его героям безотказно. Она узнавалась в его неуклюжей долговязой осанке, в его немножко лукавом голосе, в его умном приветливом взгляде. Он вообще был остроумным человеком - но остроумным сдержанно, мягко, отнюдь не искромётно.
Он играл и злых людей: проходимцев, пошляков, обманщиков, фашистского офицера в "Смелых людях" или знаменитого администратора Бубенцова из "Весны". Но даже злостность этой ходячей карикатуры была дурковатая и трусоватая - беззлобная.
В большинстве же ролей природная доброта и трагедийная нотка всё же мешали ему называться комедийным артистом. Он редко оказывался прокурором своих персонажей. Куда чаще пребывал в состоянии стабильной, обоснованной уверенности в правоте героя.
Иронию - Плятт обыгрывал на свой лад и на свой безразмерный диапазон:
Но он запомнился зрителям пастором Шлагом, смешно идущим на лыжах. С возрастом его облик обрёл спокойное благородство, которое совсем не характерно для комиков.
Он единственный в нашем театре и кино создал нишу странноватого человека, скромного, тихого, вечно одинокого протестанта, не то чтобы активно возражающего против несправедливости, а просто не умеющего жить по законам недоброго и трижды безумного мира.
Великими обычно именуют темпераментных, истово духоподъёмных, возвышенно отрешённых артистов, "потрясателей сцены". Таковыми были иные звёзды первой плеяды Юрия Завадского: Ванин, Мордвинов, Марецкая. Плятт, проработавший большую часть жизни в театре Завадского, тоже принадлежал к этой плеяде.
Но мягкость, добродушная простоватость заземляли его, делали и на сцене, и на экране своим, свойским. И вот интересно - "потрясателям" замена так или иначе нашлась (нишу того же Мордвинова где-то заполнил Георгий Жжёнов, а где-то Леонид Марков).
А у свойского, добродушного Плятта, всё многоцветье жизни окрасившего характерной неуклюжестью, неуместностью, трогательной непутёвостью, замены не было и нет.
Источник
В составе его лицедейской природы была своя нота, уникальная и неповторимая, располагавшая зрителей к его героям безотказно. Она узнавалась в его неуклюжей долговязой осанке, в его немножко лукавом голосе, в его умном приветливом взгляде. Он вообще был остроумным человеком - но остроумным сдержанно, мягко, отнюдь не искромётно.
Он играл и злых людей: проходимцев, пошляков, обманщиков, фашистского офицера в "Смелых людях" или знаменитого администратора Бубенцова из "Весны". Но даже злостность этой ходячей карикатуры была дурковатая и трусоватая - беззлобная.
В большинстве же ролей природная доброта и трагедийная нотка всё же мешали ему называться комедийным артистом. Он редко оказывался прокурором своих персонажей. Куда чаще пребывал в состоянии стабильной, обоснованной уверенности в правоте героя.
Иронию - Плятт обыгрывал на свой лад и на свой безразмерный диапазон:
- добродушно-насмешливую иронию (Нинкович в "Госпоже министерше"),
- трагическую иронию ("Семнадцать мгновений весны"),
- горькую иронию ("Милый лжец"),
- трогательную и сентиментальную ("Дальше - тишина").
Но он запомнился зрителям пастором Шлагом, смешно идущим на лыжах. С возрастом его облик обрёл спокойное благородство, которое совсем не характерно для комиков.
Он единственный в нашем театре и кино создал нишу странноватого человека, скромного, тихого, вечно одинокого протестанта, не то чтобы активно возражающего против несправедливости, а просто не умеющего жить по законам недоброго и трижды безумного мира.
Великими обычно именуют темпераментных, истово духоподъёмных, возвышенно отрешённых артистов, "потрясателей сцены". Таковыми были иные звёзды первой плеяды Юрия Завадского: Ванин, Мордвинов, Марецкая. Плятт, проработавший большую часть жизни в театре Завадского, тоже принадлежал к этой плеяде.
Но мягкость, добродушная простоватость заземляли его, делали и на сцене, и на экране своим, свойским. И вот интересно - "потрясателям" замена так или иначе нашлась (нишу того же Мордвинова где-то заполнил Георгий Жжёнов, а где-то Леонид Марков).
А у свойского, добродушного Плятта, всё многоцветье жизни окрасившего характерной неуклюжестью, неуместностью, трогательной непутёвостью, замены не было и нет.
Источник