История Афонской смуты (8)
Протоиерей Константин Борщ.
ИМЯСЛАВИЕ. Том 3. Часть I
© Copyright: Протоиерей Константин Борщ, 2014
Свидетельство о публикации №214071000150
проза.ру
История Афонской смуты
Составил афонский изгнанник иеромонах Паисий в 1958 - 1964 гг.
(продолжение 7)
Глава 22
Порядок смены игумена на св. Горе Афонской
В России игумены и настоятели монастырей назначаются и сменяются властью или епархиальной, или синодальной. В Святой же горе Афонской эти права полностью принадлежат самому братству монастыря, который из своей среды избирает, а в случае нужды сменяет большинством голосов при голосовании за представленных кандидатов.
В греческих, особенно штатных монастырях смена игумена бывает довольно часто по причине следующих обстоятельств: из обители в мир посылаются по сбору эпитропы, т. е. старшие из братий. И какой эпитроп - сборщик привезёт наибольшую сумму денег, того как бы в заслугу немедленно ставят в игумены на место бывшего. Случалось даже и так: через неделю или две приезжает другой сборщик, ещё с большей суммой денег, и этого последнего немедленно ставят в игумены на место его предшественника. При таком порядке назначения игуменов ни в одной обители не бывает споров, недоразумений и ропота, но все считают его обычным правилом Горы Афонской.
Однажды в сербской обители “Хилендар” при избрании нового игумена на место умершего произошёл спор. Были представлены два кандидата. При голосовании оказалось равенство голосов за них. Они оба были достойные, но нужен был один из них. Несколько дней проходят в споре, но без нарушения обительского чина и порядка, распря лишь только в избрании игумена. В святом алтаре соборного храма стояла чудотворная икона Матери Божией “Троеручица”.
Братия, собравшаяся на утреню в 12 часов ночи, видит: святая икона стоит на игуменском месте. Почему она оказалась здесь - недоумевали. Её перенесли и поставили в алтарь на своё место, а в следующую ночь пришедшая к утрени братия видит что икона опять стоит на игуменском месте. Тогда подумали что это дело экклесиархов, но они клятвенно уверяли, что это дело не их рук. Святую икону снова перенесли в алтарь, и двери собора запечатали печатью обители. В ту же ночь явилась Матерь Божия одному старцу и сказала: “Не убирайте Мою икону с игуменского места, перестаньте спорить из-за игумена, отныне Я сама буду ваша Игумения.” Пришедшая к утрени братия сняла печать с дверей храма, и войдя в него, увидела св. икону, стоящую на игуменском месте. Старец, которому было видение, исповедал волю Матери Божией - прекратить спор из-за игумена, ибо Она Сама изволила быть Игуменией нашей обители и св. Её икона да стоит на игуменском месте. С тех пор в Хилендарском монастыре земного игумена нет, но братия избирает только лицо, называемое “проигуменом”, т. е. управляющего хозяйственными делами обители вместо игумена.
На основании этого давно существующего афонского правила, и у нас в Андреевском скиту в 1908 году был избран в игумены Иероним большинством голосов на место почившего всечестного схиархимандрита Иосифа. Тогда сияло благочестие и ангельский мир во всей св. Горе Афонской, но в 1912 году Иероним впал в нечестие, приняв богохульную имяборческую ересь, которая возмутила двухтысячную братию Пантелемоновской обители. А Ильинский скит (400 человек братии) целиком обольстил ересью сатана. Такую же участь готовил Иероним и нашему Андреевскому скиту. Державная же Игумения св. Горы Афонской Царица неба и земли промыслительно сохраняла нашу обитель. Всё братство Она ополчила на брань с вратами ада. А игумена Иеронима, от которого надвигалась угроза погибельной ереси, Она из обители изгнала в свой праздник 19 ноября 1912 года. Как благочестивый Иероним большинством голосов всей братии был избран в игумены. А когда он впал в ересь, то по существующему обычаю св. Горы Афонской мы сменили его. Но он не подчинился братскому суду и пошёл в келию игуменскую с вражеским замыслом превратить весь скит в гнездилище дракона, по подобию Ильинского скита. Братский суд над Иеронимом состоялся 12 января 1913 года. А на следующий день вся наша обитель прекратила дела послушания и закрыв врата обители занялась делом решительного удаления еретика Иеронима с игуменской келлии и избранием нового игумена. Но в самом начале этого дела явилось важное препятствие: обитель наша не самостоятельная, но скит, зависимый от греческого Ватопедского монастыря. Мы уже говорили об этом раньше. Андреевский скит по числу братии в два раза превосходит самый Ватопед. Но без его утверждения наши права избрания и смены игумена недействительны. Это имел в виду Иероним не признавший над собою суда братства. Братство же Пантелеимоновского независимого монастыря имеет право на самостоятельное избрание и смену игумена без какого либо утверждения высшего начальства, но корпусами этот монастырь разбросан по св. Горе, поэтому православное братство не могло объединиться для свержения еретического начальства -диаволопоклонников. А начальство это, как правомощные члены “Протата” от самостоятельного русского монастыря, всячески клеветали на защитников Имени Божия Протатскому правлению. Они выливали на нас свою грязь, обвиняя в ереси. Среди защитников Имени Божия не было знающего греческого языка. А в Протатском правлении не знали русского языка, и выслушивали то, что говорили им на греческом языке русские члены Протата, воспалители хуления на Имя Божие.
На этом основании и укрепился Иероним в решимости не подчиниться суду братии над собой. К нему собрались его сторонники соборные старцы и другие, прельщённые им.
В саду нашего скита была большая двухэтажная келия с церковью во имя св. великомученицы Варвары, воздвигнутая приснопамятным схимонахом Иннокентием Сибиряковым, - в мире знаменитый золотопромышленник, - который все свои миллионы пожертвовал в наш Андреевский скит, благодаря чему скит наш быстро вырос и расцвёл наподобие лавры. Это совершилось особенным Божиим предусмотрением, дабы этот Андреевский скит стал несокрушимой крепостью в брани против всех сил ада, за честь и славу Имени Божия. В этой Варвариной келии отшельнически жил на покое духовник покойного схимонаха Иннокентия старец архимандрит Давид. Он и являлся из числа нашего братства старейшим братом Андреевской обители. На братском соборе его присутствие было необходимо. Братский собор пригласил о. Давида, а также иеросхимонаха о. Антония (Булатовича) на совет. С появлением этих двух лиц всем братством было принято решение проголосовать: кто за Имя Божие, а кто за Иеронима, против Имени Божия.
Собравшемуся в святом соборном храме всему братству было предложено избрание: кто за Имя Божие те должны стать по правую сторону собора, а кто за Иеронима против Имени Божия - должны стать по левую сторону.
Это голосование открыло жалкую картину, ибо оно чётко определяло: кто за Бога и кто против Бога. Старец, заведующий канцелярией, переписывался с благодетелями обители, со своими сотрудниками по послушанию, которых до пятнадцати человек - все они пошли против защиты славы Имени Божия. Упомянутый старец отличался ревностным исполнением монашеского келейного правила, а на суде избрал для себя ошуюю (т. е. левую) сторону козлищей. На голосовании была вся братия, кроме одного Иеронима, все его соборные старцы торжественно и быстро перебежали на левую сторону. Вслед за советниками Иеронима побежали также и другие, которые до этого времени пользовались почётом и уважением братства. Но больно было видеть, и скорбно было сердцу, когда увидели, что последним из всех поплёлся к козлищам почётнейший из всех братский духовник иеросхимонах о. Геннадий. Вслед за ним послышались восклицания: “Отец Геннадий! Отец Геннадий! Остановись! Что ты делаешь?! Куда пошёл?! Вернись!” Но смущённый и пристыжённый, не имевший твёрдости духа и решимости, он малыми шагами доплёлся к козлищам. Таким образом, около шестидесяти козлищ обрекли себя на погибель, на радость Иерониму. Всё же остальное братство, до четырёхсот человек, стояло по правую сторону святого соборного храма с решимостью положить свои души за честь и славу Имени Божия. Тут же православным братством немедленно было решено избрать нового игумена. Внимание всех остановилось на честнейшем иеромонахе о. Сергие, который первым открыл проповедь во славу Имени Божия. Он же бывший соборный старец и тайный имяславец, следивший за кознями еретика Иеронима, тайно предупреждал нас и мудро отстранял от нас опасность когда она угрожала нам.
Вся братия обратилась с поклоном к о. Сергию. Он же категорически отверг своё избрание, говоря: “Ищите кроме меня”. Тогда все обратились к иеросхимонаху о. Антонию (Булатовичу), к первому, пострадавшему за защиту славы Имени Божия, как благодетелю обители, как высокообразованному, необходимому для защиты славы Имени Божия. Но о. Антоний ещё больше, чем о. Сергий воспротивился, говоря: “Моя личность будет не только не в помощь делу, но даже во вред”. Отец Сергий и о. Антоний указали на старейшего в братстве о. архимандрита Давида, отшельнически живущего на покое в скитском саду при церкви св. великомученицы Варвары несколько десятков лет. Братия обратилась с поклоном к сему старцу. Но, не желая расставаться со своим уединением, о. Давид также отказался занимать настоятельское место. Тогда всё братство, о. Сергий и о. Антоний указали о. Давиду на опасность, оставлять обитель без настоятеля, в результате чего распадётся наше ополчение против имяборчества. Видя крайнюю необходимость, о. Давид, наконец, согласился возглавить братию. Поставив на игуменское место новоизбранного настоятеля, братия воздала ему игуменскую почесть, и приняла от него первое игуменское благословение.
Иероним, как выше было сказано, презирал братский суд над собой в уверенности, что Ватопедские, моностырские начальники - греки станут его защитниками и на его смену не дадут согласия, потому что они уважали его за знание греческого языка.
Но мы не изгоняли Иеронима, но сменили его по уставу обители, как еретика, перевели на покой, дали ему хорошую келью в нашем скитском саду из четырёх комнат с церковью во имя Успения Божией Матери, с предоставлением ему права держать келейника, которого сам захочет. Место прекрасное, на полном содержании скита. Условия самые благоприятные: церковь Успения та, в которой он любил часто служить раннюю литургию. Конечно, нам и самим жалко было предавать эту святыню еретику, но уступили для его успокоения. Все эти предлагаемые условия Иероним упорно отверг, твёрдо решив не уступать братскому суду, засел в игуменской келье, считая себя игуменом - настоятелем, отцом и пастырем братии. Для нас же он сделался хищным волком, когда принял ересь и омрачённый ею восхулил Имя Божие в союзе с начальниками Пантелеимоновского монастыря, Натальиными поклонниками. После голосования все вышли из соборного храма. Правые овцы стояли во дворе около собора, а левые козлища все ушли к своему волку в игуменскую келью, они стали стеной и крепостью для Иеронима. С их приходом к нему Иероним не дремал, но стал покушаться воровать правых овечек из стада Христова.
Глава 23
Монах Понтий.
В нашей среде был молодой инок о. Понтий с послушанием в сапожной мастерской. Он был нрава кроткого ягнёночка, весьма благоговейный ревнитель по защите Имени Божия. В этой ревности он горел, как и все труженики в мастерской во главе со старцем о. Руфом. Молодой Понтий также отличался необыкновенным послушанием и младенческой податливостью, что послужило окрадением его лукавым Иеронимом. Когда мы стояли около собора, вышел от Иеронима его келейник и стал звать к себе о. Понтия. Мы старались его удержать, а он упирался и с места не трогался. Келейник же, зная его нетвердость, не переставал звать его к себе на минуточку. О. Понтий, побеждённый лукавой лаской келейника, пошёл к нему. Взяв под руку Понтия, келейник повёл его по ступенькам вверх в игуменскую келию к волку - еретику, говоря: “Тебя зовёт о. игумен на одну минуточку”. О. Понтий отвечает: “Но я не за Иеронима, а вместе с братией за Имя Божие”. “Ты и будешь с своими братьями. Только уважь просьбу о. игумена”, - говорит келейник. Понтий по старой привязанности к игумену не смог отречься от низложенного с игуменства Иеронима, и вместе с келейником пошёл к нему в собрание козлищей - еретиков. Его встретил сам Иероним, отличавшийся дьявольской лестью, лукавством и обычным присловием: “Дорогой - золотой, дорогой - золотой”. Такой лестью Иероним проныривал в душу собеседника, тем самым очаровывал и греков Ватопедских. Этот яд лести он пустил и на о. Понтия, говоря: ”О. Понтий, дорогой - золотой, нам нужна твоя подпись. Смотри, все эти старцы и братия, которые здесь со мной, подписались, подпишись и ты”. Понтий возразил ему: “Отец игумен, ведь я не с вами, а с моими братьями которые во дворе.” “Это ничего, ты опять пойдёшь к своим, только подпиши своё имя в этот список”. Но Понтий продолжает уклоняться. Наглый же еретик подаёт ему в руку перо, маслит своей лукавой лестью: “Дорогой-золотой, о. Понтий, делай поклон пред иконой Божией Матери и подпишись”.
Не устоял кроткий о. Понтий. Сел на стул и вслед всех подписей Иеронимовых козлищей написал своё имя “монах Понтий” и поставил точку. Но в то же мгновение, когда Понтий поставил точку, увидел молниеносно явившегося дьявола, величиной под потолок, косматого, зелёного цвета, который присадил Понтию печать на правую руку.
У Понтия задрожали руки и ноги, помрачилось зрение, омрачился ум и остолбеневший, шатаясь, без памяти от ужаса виденного, он направился к двери и вышел в коридор со стонами и оханьем.
Мы ожидаем его выхода, а он закрывая лицо руками, захлёбываясь от рыдания, выходит восклицая: “Отцы и братия, отцы и братия! Я пал! Я пал! “ Мы спрашиваем: “ Что с тобой?” “Я подписался!” Мы ему говорим: “Грех твой да будет на нас, иди к нам”. Он отвечает: «Не могу к вам, я погиб». И рассказал как Иероним принудил его к подписи, о дьяволе и его печати: мгновенно он явился, и мгновенно присадил мне печать на правую руку и стали невидимы он, и печать его. Мы продолжали уговаривать его, старались его успокоить, но он отчаянно нам возразил: “Нет, отцы, я погиб безвозвратно, вы правы и я был прав, когда был с вами, а теперь, после моей подписи, бывшие внутри моего сердца горение духа, духовная радость, свет благодатный потухли во мне, меня обуял тяжёлый мрак, отупение ума, жестокость сердца поразила всю мою внутренность, я погиб!” И ушёл от нас о. Понтий в свою келию в безутешном плаче и отчаянии.
Несчастный этот случай с Понтием стал для нас, назидательнейшим уроком, какая нужна осторожность, чтобы не запнуться и даже мысленно не впасть в сеть еретическую. Ибо при малейшем сомнении в истине отступает благодать Божия. Нам ещё больше открывается пагубность имяборческой ереси исходящей от диавола, и то, как он присущ принявшим эту ересь. Всё сборище Иеронимово находится в омрачении, под его гипнозом. Итак, все действия еретического общества - под руководством и влиянием чародейства диавола. Вот в какую бездну упали Пантелеймоновские, Ильинские, и Андреевские еретики имяборцы, воставшие на Державное Имя Божие своими хулами и глумлением. Это и есть изрыгание адского дракона.
ИМЯСЛАВИЕ. Том 3. Часть I
© Copyright: Протоиерей Константин Борщ, 2014
Свидетельство о публикации №214071000150
проза.ру
История Афонской смуты
Составил афонский изгнанник иеромонах Паисий в 1958 - 1964 гг.
(продолжение 7)
Глава 22
Порядок смены игумена на св. Горе Афонской
В России игумены и настоятели монастырей назначаются и сменяются властью или епархиальной, или синодальной. В Святой же горе Афонской эти права полностью принадлежат самому братству монастыря, который из своей среды избирает, а в случае нужды сменяет большинством голосов при голосовании за представленных кандидатов.
В греческих, особенно штатных монастырях смена игумена бывает довольно часто по причине следующих обстоятельств: из обители в мир посылаются по сбору эпитропы, т. е. старшие из братий. И какой эпитроп - сборщик привезёт наибольшую сумму денег, того как бы в заслугу немедленно ставят в игумены на место бывшего. Случалось даже и так: через неделю или две приезжает другой сборщик, ещё с большей суммой денег, и этого последнего немедленно ставят в игумены на место его предшественника. При таком порядке назначения игуменов ни в одной обители не бывает споров, недоразумений и ропота, но все считают его обычным правилом Горы Афонской.
Однажды в сербской обители “Хилендар” при избрании нового игумена на место умершего произошёл спор. Были представлены два кандидата. При голосовании оказалось равенство голосов за них. Они оба были достойные, но нужен был один из них. Несколько дней проходят в споре, но без нарушения обительского чина и порядка, распря лишь только в избрании игумена. В святом алтаре соборного храма стояла чудотворная икона Матери Божией “Троеручица”.
Братия, собравшаяся на утреню в 12 часов ночи, видит: святая икона стоит на игуменском месте. Почему она оказалась здесь - недоумевали. Её перенесли и поставили в алтарь на своё место, а в следующую ночь пришедшая к утрени братия видит что икона опять стоит на игуменском месте. Тогда подумали что это дело экклесиархов, но они клятвенно уверяли, что это дело не их рук. Святую икону снова перенесли в алтарь, и двери собора запечатали печатью обители. В ту же ночь явилась Матерь Божия одному старцу и сказала: “Не убирайте Мою икону с игуменского места, перестаньте спорить из-за игумена, отныне Я сама буду ваша Игумения.” Пришедшая к утрени братия сняла печать с дверей храма, и войдя в него, увидела св. икону, стоящую на игуменском месте. Старец, которому было видение, исповедал волю Матери Божией - прекратить спор из-за игумена, ибо Она Сама изволила быть Игуменией нашей обители и св. Её икона да стоит на игуменском месте. С тех пор в Хилендарском монастыре земного игумена нет, но братия избирает только лицо, называемое “проигуменом”, т. е. управляющего хозяйственными делами обители вместо игумена.
На основании этого давно существующего афонского правила, и у нас в Андреевском скиту в 1908 году был избран в игумены Иероним большинством голосов на место почившего всечестного схиархимандрита Иосифа. Тогда сияло благочестие и ангельский мир во всей св. Горе Афонской, но в 1912 году Иероним впал в нечестие, приняв богохульную имяборческую ересь, которая возмутила двухтысячную братию Пантелемоновской обители. А Ильинский скит (400 человек братии) целиком обольстил ересью сатана. Такую же участь готовил Иероним и нашему Андреевскому скиту. Державная же Игумения св. Горы Афонской Царица неба и земли промыслительно сохраняла нашу обитель. Всё братство Она ополчила на брань с вратами ада. А игумена Иеронима, от которого надвигалась угроза погибельной ереси, Она из обители изгнала в свой праздник 19 ноября 1912 года. Как благочестивый Иероним большинством голосов всей братии был избран в игумены. А когда он впал в ересь, то по существующему обычаю св. Горы Афонской мы сменили его. Но он не подчинился братскому суду и пошёл в келию игуменскую с вражеским замыслом превратить весь скит в гнездилище дракона, по подобию Ильинского скита. Братский суд над Иеронимом состоялся 12 января 1913 года. А на следующий день вся наша обитель прекратила дела послушания и закрыв врата обители занялась делом решительного удаления еретика Иеронима с игуменской келлии и избранием нового игумена. Но в самом начале этого дела явилось важное препятствие: обитель наша не самостоятельная, но скит, зависимый от греческого Ватопедского монастыря. Мы уже говорили об этом раньше. Андреевский скит по числу братии в два раза превосходит самый Ватопед. Но без его утверждения наши права избрания и смены игумена недействительны. Это имел в виду Иероним не признавший над собою суда братства. Братство же Пантелеимоновского независимого монастыря имеет право на самостоятельное избрание и смену игумена без какого либо утверждения высшего начальства, но корпусами этот монастырь разбросан по св. Горе, поэтому православное братство не могло объединиться для свержения еретического начальства -диаволопоклонников. А начальство это, как правомощные члены “Протата” от самостоятельного русского монастыря, всячески клеветали на защитников Имени Божия Протатскому правлению. Они выливали на нас свою грязь, обвиняя в ереси. Среди защитников Имени Божия не было знающего греческого языка. А в Протатском правлении не знали русского языка, и выслушивали то, что говорили им на греческом языке русские члены Протата, воспалители хуления на Имя Божие.
На этом основании и укрепился Иероним в решимости не подчиниться суду братии над собой. К нему собрались его сторонники соборные старцы и другие, прельщённые им.
В саду нашего скита была большая двухэтажная келия с церковью во имя св. великомученицы Варвары, воздвигнутая приснопамятным схимонахом Иннокентием Сибиряковым, - в мире знаменитый золотопромышленник, - который все свои миллионы пожертвовал в наш Андреевский скит, благодаря чему скит наш быстро вырос и расцвёл наподобие лавры. Это совершилось особенным Божиим предусмотрением, дабы этот Андреевский скит стал несокрушимой крепостью в брани против всех сил ада, за честь и славу Имени Божия. В этой Варвариной келии отшельнически жил на покое духовник покойного схимонаха Иннокентия старец архимандрит Давид. Он и являлся из числа нашего братства старейшим братом Андреевской обители. На братском соборе его присутствие было необходимо. Братский собор пригласил о. Давида, а также иеросхимонаха о. Антония (Булатовича) на совет. С появлением этих двух лиц всем братством было принято решение проголосовать: кто за Имя Божие, а кто за Иеронима, против Имени Божия.
Собравшемуся в святом соборном храме всему братству было предложено избрание: кто за Имя Божие те должны стать по правую сторону собора, а кто за Иеронима против Имени Божия - должны стать по левую сторону.
Это голосование открыло жалкую картину, ибо оно чётко определяло: кто за Бога и кто против Бога. Старец, заведующий канцелярией, переписывался с благодетелями обители, со своими сотрудниками по послушанию, которых до пятнадцати человек - все они пошли против защиты славы Имени Божия. Упомянутый старец отличался ревностным исполнением монашеского келейного правила, а на суде избрал для себя ошуюю (т. е. левую) сторону козлищей. На голосовании была вся братия, кроме одного Иеронима, все его соборные старцы торжественно и быстро перебежали на левую сторону. Вслед за советниками Иеронима побежали также и другие, которые до этого времени пользовались почётом и уважением братства. Но больно было видеть, и скорбно было сердцу, когда увидели, что последним из всех поплёлся к козлищам почётнейший из всех братский духовник иеросхимонах о. Геннадий. Вслед за ним послышались восклицания: “Отец Геннадий! Отец Геннадий! Остановись! Что ты делаешь?! Куда пошёл?! Вернись!” Но смущённый и пристыжённый, не имевший твёрдости духа и решимости, он малыми шагами доплёлся к козлищам. Таким образом, около шестидесяти козлищ обрекли себя на погибель, на радость Иерониму. Всё же остальное братство, до четырёхсот человек, стояло по правую сторону святого соборного храма с решимостью положить свои души за честь и славу Имени Божия. Тут же православным братством немедленно было решено избрать нового игумена. Внимание всех остановилось на честнейшем иеромонахе о. Сергие, который первым открыл проповедь во славу Имени Божия. Он же бывший соборный старец и тайный имяславец, следивший за кознями еретика Иеронима, тайно предупреждал нас и мудро отстранял от нас опасность когда она угрожала нам.
Вся братия обратилась с поклоном к о. Сергию. Он же категорически отверг своё избрание, говоря: “Ищите кроме меня”. Тогда все обратились к иеросхимонаху о. Антонию (Булатовичу), к первому, пострадавшему за защиту славы Имени Божия, как благодетелю обители, как высокообразованному, необходимому для защиты славы Имени Божия. Но о. Антоний ещё больше, чем о. Сергий воспротивился, говоря: “Моя личность будет не только не в помощь делу, но даже во вред”. Отец Сергий и о. Антоний указали на старейшего в братстве о. архимандрита Давида, отшельнически живущего на покое в скитском саду при церкви св. великомученицы Варвары несколько десятков лет. Братия обратилась с поклоном к сему старцу. Но, не желая расставаться со своим уединением, о. Давид также отказался занимать настоятельское место. Тогда всё братство, о. Сергий и о. Антоний указали о. Давиду на опасность, оставлять обитель без настоятеля, в результате чего распадётся наше ополчение против имяборчества. Видя крайнюю необходимость, о. Давид, наконец, согласился возглавить братию. Поставив на игуменское место новоизбранного настоятеля, братия воздала ему игуменскую почесть, и приняла от него первое игуменское благословение.
Иероним, как выше было сказано, презирал братский суд над собой в уверенности, что Ватопедские, моностырские начальники - греки станут его защитниками и на его смену не дадут согласия, потому что они уважали его за знание греческого языка.
Но мы не изгоняли Иеронима, но сменили его по уставу обители, как еретика, перевели на покой, дали ему хорошую келью в нашем скитском саду из четырёх комнат с церковью во имя Успения Божией Матери, с предоставлением ему права держать келейника, которого сам захочет. Место прекрасное, на полном содержании скита. Условия самые благоприятные: церковь Успения та, в которой он любил часто служить раннюю литургию. Конечно, нам и самим жалко было предавать эту святыню еретику, но уступили для его успокоения. Все эти предлагаемые условия Иероним упорно отверг, твёрдо решив не уступать братскому суду, засел в игуменской келье, считая себя игуменом - настоятелем, отцом и пастырем братии. Для нас же он сделался хищным волком, когда принял ересь и омрачённый ею восхулил Имя Божие в союзе с начальниками Пантелеимоновского монастыря, Натальиными поклонниками. После голосования все вышли из соборного храма. Правые овцы стояли во дворе около собора, а левые козлища все ушли к своему волку в игуменскую келью, они стали стеной и крепостью для Иеронима. С их приходом к нему Иероним не дремал, но стал покушаться воровать правых овечек из стада Христова.
Глава 23
Монах Понтий.
В нашей среде был молодой инок о. Понтий с послушанием в сапожной мастерской. Он был нрава кроткого ягнёночка, весьма благоговейный ревнитель по защите Имени Божия. В этой ревности он горел, как и все труженики в мастерской во главе со старцем о. Руфом. Молодой Понтий также отличался необыкновенным послушанием и младенческой податливостью, что послужило окрадением его лукавым Иеронимом. Когда мы стояли около собора, вышел от Иеронима его келейник и стал звать к себе о. Понтия. Мы старались его удержать, а он упирался и с места не трогался. Келейник же, зная его нетвердость, не переставал звать его к себе на минуточку. О. Понтий, побеждённый лукавой лаской келейника, пошёл к нему. Взяв под руку Понтия, келейник повёл его по ступенькам вверх в игуменскую келию к волку - еретику, говоря: “Тебя зовёт о. игумен на одну минуточку”. О. Понтий отвечает: “Но я не за Иеронима, а вместе с братией за Имя Божие”. “Ты и будешь с своими братьями. Только уважь просьбу о. игумена”, - говорит келейник. Понтий по старой привязанности к игумену не смог отречься от низложенного с игуменства Иеронима, и вместе с келейником пошёл к нему в собрание козлищей - еретиков. Его встретил сам Иероним, отличавшийся дьявольской лестью, лукавством и обычным присловием: “Дорогой - золотой, дорогой - золотой”. Такой лестью Иероним проныривал в душу собеседника, тем самым очаровывал и греков Ватопедских. Этот яд лести он пустил и на о. Понтия, говоря: ”О. Понтий, дорогой - золотой, нам нужна твоя подпись. Смотри, все эти старцы и братия, которые здесь со мной, подписались, подпишись и ты”. Понтий возразил ему: “Отец игумен, ведь я не с вами, а с моими братьями которые во дворе.” “Это ничего, ты опять пойдёшь к своим, только подпиши своё имя в этот список”. Но Понтий продолжает уклоняться. Наглый же еретик подаёт ему в руку перо, маслит своей лукавой лестью: “Дорогой-золотой, о. Понтий, делай поклон пред иконой Божией Матери и подпишись”.
Не устоял кроткий о. Понтий. Сел на стул и вслед всех подписей Иеронимовых козлищей написал своё имя “монах Понтий” и поставил точку. Но в то же мгновение, когда Понтий поставил точку, увидел молниеносно явившегося дьявола, величиной под потолок, косматого, зелёного цвета, который присадил Понтию печать на правую руку.
У Понтия задрожали руки и ноги, помрачилось зрение, омрачился ум и остолбеневший, шатаясь, без памяти от ужаса виденного, он направился к двери и вышел в коридор со стонами и оханьем.
Мы ожидаем его выхода, а он закрывая лицо руками, захлёбываясь от рыдания, выходит восклицая: “Отцы и братия, отцы и братия! Я пал! Я пал! “ Мы спрашиваем: “ Что с тобой?” “Я подписался!” Мы ему говорим: “Грех твой да будет на нас, иди к нам”. Он отвечает: «Не могу к вам, я погиб». И рассказал как Иероним принудил его к подписи, о дьяволе и его печати: мгновенно он явился, и мгновенно присадил мне печать на правую руку и стали невидимы он, и печать его. Мы продолжали уговаривать его, старались его успокоить, но он отчаянно нам возразил: “Нет, отцы, я погиб безвозвратно, вы правы и я был прав, когда был с вами, а теперь, после моей подписи, бывшие внутри моего сердца горение духа, духовная радость, свет благодатный потухли во мне, меня обуял тяжёлый мрак, отупение ума, жестокость сердца поразила всю мою внутренность, я погиб!” И ушёл от нас о. Понтий в свою келию в безутешном плаче и отчаянии.
Несчастный этот случай с Понтием стал для нас, назидательнейшим уроком, какая нужна осторожность, чтобы не запнуться и даже мысленно не впасть в сеть еретическую. Ибо при малейшем сомнении в истине отступает благодать Божия. Нам ещё больше открывается пагубность имяборческой ереси исходящей от диавола, и то, как он присущ принявшим эту ересь. Всё сборище Иеронимово находится в омрачении, под его гипнозом. Итак, все действия еретического общества - под руководством и влиянием чародейства диавола. Вот в какую бездну упали Пантелеймоновские, Ильинские, и Андреевские еретики имяборцы, воставшие на Державное Имя Божие своими хулами и глумлением. Это и есть изрыгание адского дракона.