Сумасшедшие Дни Народного Ополчения
Сумасшедшие Дни Народного Ополчения
https://boomstarter.ru/projects/381664/57598
ЧЕЛОВЕК КОТОРЫЙ ВОШЕЛ БЕЗ СТУКА
Все рок-группы в СССР "вели" спецслужбы. Рок-музыка вообще была под запретом, как и джаз до этого. Эти жанры официально считались продуктом загнившего капитализма, способным разлагать советское общество. Сами чекисты, в своем ханжестве и двуличии, не гнушались сами отведывать от запретного плода. Покупали диски у спекулянтов или моряков. Были в курсе новинок. Но простым гражданам не позволяли. Толпы пластиночников разгоняла милиция, за особо наглыми следили. Директивы по работе с молодежью и борьбой с молодежными группировками спускались с самого верха. Наша студия и все наши группы попадали под категорию "опасных". Я задним местом знал, что за всеми рокклубовскими группами следили. Они были на виду, молодежь отрывалась на их концертах. Как можно было добраться до нас, когда мы сидели дома и записывались, я не представлял? Однако, через "студию" проходило много людей, как я ни старался ограничить поток. Все приводили своих друзей. Иногда, без предупреждения приходили какие-то совсем странные люди. У меня был, например, приятель по пионерлагерю, Саша Морозов. Я один-то год всего провел в пионерском оркестре, а обзавелся там друзьями надолго. Все лето рисовал обложки для любимых пленок этому же Саше и играл на барабанах на танцах.
Ударники были единственными, кто не участвовал в марше на утренней линейке. Леша Арбузов лупил в большой барабан, а я стрекотал на малом марши, переходящие в "Распутин" Boney M. И вот, три года спустя после лагеря, вдруг звонок в дверь. Входит тромбонист нашего оркестра, Саша Морозов. И начинает меня допрашивать. Как живу, что делаю, а дай послушать, а дай посмотреть. Я напрягся тут же, ничего не даю. Все прячу. Хочу его выпроводить, а он не дается. Хватает диски Sandinista (Clash) и видит там вкладыш с карикатурами на темы песен. И среди них, песня про русского Ивана и G.I. Joe. Спрашивает, про что тексты песен. Я говорю, не знаю. Он, давай я отдам перевести! Дай! Дай! Я за этот вкладыш отдал Свинье 10 рублей, в нагрузку к Second Edition (Public Image Ltd) за 90. Я убедил его собраться, типа, мне пора было уходить. Мы вышли, он налево, я направо. Завернул за угол, прошел вокруг, через двор решил вернуться, только выглянул из арки нашего дома, а он стоит напротив, на другой стороне, смотрит на дом, видит меня и машет мне рукой. Я помахал и пошел домой. Стукач сраный! Вкладыш был потом подшит в досье. Больше я никогда не видел тромбониста Саши. А ему, наверно, эта вылазка помогла поступить в консерваторию. Не знаю...
"Человек, который вошел без стука, вместо лица одно сплошное ухо..." Эта была песня не о нем, а обо всех этих уродах, которые по поручению комсомола и органов шарили по друзьям и выискивали крамолу. Песня Алекса, посвященная этой же теме называлась "Внутренний Друг". "Я лезу по водосточной трубе, снаружи, а не внутри. И кто-то лезет внутри трубы, попробуй за ним усмотри." Мы вдвоем записали ее для Эх,Злоба,Эх! Одним из темных зимних вечеров 1983-го. Сперва он спел вместе с басом под мои барабаны. Затем, под запись, я наиграл гитару, а Алекс нащелкал какой-то железной перкуссией. Есть две версии этого трека. Активная всю жизнь орала мне, что "до нас никому из органов не было дела!", я много от кого слышал подобное. Однако, и прослушка была. И стукачи среди друзей битников были. Когда я пришел на допросы, они про нас знали всё! И то, что мы не все пленки им сдали. И то, о чем мы договорились заранее. По городу ездили "батоны" (УАЗики), просто невзрачные или крашеные в ментовские цвета - желтый с голубой полосой. Там сидели оперативники, прослушивали каартиры через стекла. Как-то в 1985, когда Активная была беременна первой дочкой Дуней, мы наткнулись на такой "батон" полный оперов. Дверца была открыта, в нем сидели-полулежали и ждали чего-то человек шесть. Она показала им фигу. Они высыпали: вот радость-то, можно размяться! Окружили и дружно забычили, угрожая нас сейчас же забрать. Мне стоило труда замять историю, они не сразу заметили, что Активная беременна. Когда Дуня уже родилась я гулял с коляской по Грибаналу (канал Грибоедова), от дома до Казани (Казанский собор, место тусовок). Меня остановили менты, им не понравился мой внешний и слишком молодой вид. Мне было 20. Они подумали, что я украл ребенка и звонили домой за подтверждением.
Но речь не о ментах, а о прослушке. Мы не верили или не хотели верить, что это возможно. А по городу рассекали странные темные крытые фургоны и микроавтобусы, написанные аппаратурой. Просто огромное количество, сейчас столько машин, подобного рода просто нет. И скажете, они все занимались починкой радио и телефонной сети?
Материалы в комитет приносили все, кому не лень. Как они добирались до людей, я не знаю. У каждого были свои слабые места. Кто-то курил траву, кто-то кололся и таким можно было грозить тюрьмой. Мужеложество - была статья. Другие бухали до беспамятства и их можно было просто обокрасть. Кто-то снимался голышом, в кругу Свиньи это практиковалось с конца 70-х. Есть фотка, на которой они все, включая Витю Цоя, снимаются без трусов на каком-то пустыре в Купчино. За фотку в стиле "ню" можно было загреметь, как за порнографию. А таким, как Саша-тромбонист можно было помочь в карьере либо прикрыть глаза на какой-нибудь прокол по комсомольской линии. Так это работало. И тем нескольким до конца искренним адептам, вроде нас с Алексом положиться было не на кого. Мы осознавали свое одиночество, не обращая на него внимания. Мы знали, все кончится. И наша группа. И система. Пять лет - это мой лимит терпения с любым проектом. И ни разу мне не захотелось его преодолеть. НО и я просуществовали вместе пять лет, если считать, что в 1987 я продолжал помогать им и БП. Пьянка была весомым аргументом для меня для прекращения отношений. Но поводом было разочарование в том, что тусовка, которая охотно слушала наши записи, в общем-то спокойно слила наши материалы органам. Все призывы со стороны Рикошета о том, что меня "ждут" в Рокклубе, я отметал. Меня туда позвали комитетчики. И теперь звал школьный друг Рикошет. Не было никакого желания лезть "под колпак", становиться одним из групп, окруженной "кураторами" из органов. Не было никакого желания общаться с комсой на собраниях клуба. Старые хиппи мало отличались от комсомольцев, маскирующиеся под неформалов. И те, и другие любили Битлз и рок-н-ролл. И все подстраивались под необходимость ерничать над ним, называя самодеятельностью, подстраивались под цензуру и жесткий контроль сверху. Перед каждыми гастролями за рубеж нужно было общаться с комитетчиками. Тем могло показаться, что рыжий непокорный Алекс, стебущий Брежнева, уже "продал Родину". Рокгруппы ненавидели советские ВИА, действовавшие на базе союзов композиторов или домов культуры. И, в общем-то, мало отличались от них. Это была объективная реальность музыкальной среды середины-конца 80-х. В которой я не находил себе места.
Поддержите проект, как сможете, пжст! Любая ваша помощь, от сотки до реального вклада, за который вы получите равноценной вознаграждение, нам дорога. Мы благодарны всем, кто вложился. И всем, кто поддержал хотя бы репостом. Это исторический проект, не музыкальный. И вы помогаете сохранить историю.
https://boomstarter.ru/projects/381664/57598
ЧЕЛОВЕК КОТОРЫЙ ВОШЕЛ БЕЗ СТУКА
Все рок-группы в СССР "вели" спецслужбы. Рок-музыка вообще была под запретом, как и джаз до этого. Эти жанры официально считались продуктом загнившего капитализма, способным разлагать советское общество. Сами чекисты, в своем ханжестве и двуличии, не гнушались сами отведывать от запретного плода. Покупали диски у спекулянтов или моряков. Были в курсе новинок. Но простым гражданам не позволяли. Толпы пластиночников разгоняла милиция, за особо наглыми следили. Директивы по работе с молодежью и борьбой с молодежными группировками спускались с самого верха. Наша студия и все наши группы попадали под категорию "опасных". Я задним местом знал, что за всеми рокклубовскими группами следили. Они были на виду, молодежь отрывалась на их концертах. Как можно было добраться до нас, когда мы сидели дома и записывались, я не представлял? Однако, через "студию" проходило много людей, как я ни старался ограничить поток. Все приводили своих друзей. Иногда, без предупреждения приходили какие-то совсем странные люди. У меня был, например, приятель по пионерлагерю, Саша Морозов. Я один-то год всего провел в пионерском оркестре, а обзавелся там друзьями надолго. Все лето рисовал обложки для любимых пленок этому же Саше и играл на барабанах на танцах.
Ударники были единственными, кто не участвовал в марше на утренней линейке. Леша Арбузов лупил в большой барабан, а я стрекотал на малом марши, переходящие в "Распутин" Boney M. И вот, три года спустя после лагеря, вдруг звонок в дверь. Входит тромбонист нашего оркестра, Саша Морозов. И начинает меня допрашивать. Как живу, что делаю, а дай послушать, а дай посмотреть. Я напрягся тут же, ничего не даю. Все прячу. Хочу его выпроводить, а он не дается. Хватает диски Sandinista (Clash) и видит там вкладыш с карикатурами на темы песен. И среди них, песня про русского Ивана и G.I. Joe. Спрашивает, про что тексты песен. Я говорю, не знаю. Он, давай я отдам перевести! Дай! Дай! Я за этот вкладыш отдал Свинье 10 рублей, в нагрузку к Second Edition (Public Image Ltd) за 90. Я убедил его собраться, типа, мне пора было уходить. Мы вышли, он налево, я направо. Завернул за угол, прошел вокруг, через двор решил вернуться, только выглянул из арки нашего дома, а он стоит напротив, на другой стороне, смотрит на дом, видит меня и машет мне рукой. Я помахал и пошел домой. Стукач сраный! Вкладыш был потом подшит в досье. Больше я никогда не видел тромбониста Саши. А ему, наверно, эта вылазка помогла поступить в консерваторию. Не знаю...
"Человек, который вошел без стука, вместо лица одно сплошное ухо..." Эта была песня не о нем, а обо всех этих уродах, которые по поручению комсомола и органов шарили по друзьям и выискивали крамолу. Песня Алекса, посвященная этой же теме называлась "Внутренний Друг". "Я лезу по водосточной трубе, снаружи, а не внутри. И кто-то лезет внутри трубы, попробуй за ним усмотри." Мы вдвоем записали ее для Эх,Злоба,Эх! Одним из темных зимних вечеров 1983-го. Сперва он спел вместе с басом под мои барабаны. Затем, под запись, я наиграл гитару, а Алекс нащелкал какой-то железной перкуссией. Есть две версии этого трека. Активная всю жизнь орала мне, что "до нас никому из органов не было дела!", я много от кого слышал подобное. Однако, и прослушка была. И стукачи среди друзей битников были. Когда я пришел на допросы, они про нас знали всё! И то, что мы не все пленки им сдали. И то, о чем мы договорились заранее. По городу ездили "батоны" (УАЗики), просто невзрачные или крашеные в ментовские цвета - желтый с голубой полосой. Там сидели оперативники, прослушивали каартиры через стекла. Как-то в 1985, когда Активная была беременна первой дочкой Дуней, мы наткнулись на такой "батон" полный оперов. Дверца была открыта, в нем сидели-полулежали и ждали чего-то человек шесть. Она показала им фигу. Они высыпали: вот радость-то, можно размяться! Окружили и дружно забычили, угрожая нас сейчас же забрать. Мне стоило труда замять историю, они не сразу заметили, что Активная беременна. Когда Дуня уже родилась я гулял с коляской по Грибаналу (канал Грибоедова), от дома до Казани (Казанский собор, место тусовок). Меня остановили менты, им не понравился мой внешний и слишком молодой вид. Мне было 20. Они подумали, что я украл ребенка и звонили домой за подтверждением.
Но речь не о ментах, а о прослушке. Мы не верили или не хотели верить, что это возможно. А по городу рассекали странные темные крытые фургоны и микроавтобусы, написанные аппаратурой. Просто огромное количество, сейчас столько машин, подобного рода просто нет. И скажете, они все занимались починкой радио и телефонной сети?
Материалы в комитет приносили все, кому не лень. Как они добирались до людей, я не знаю. У каждого были свои слабые места. Кто-то курил траву, кто-то кололся и таким можно было грозить тюрьмой. Мужеложество - была статья. Другие бухали до беспамятства и их можно было просто обокрасть. Кто-то снимался голышом, в кругу Свиньи это практиковалось с конца 70-х. Есть фотка, на которой они все, включая Витю Цоя, снимаются без трусов на каком-то пустыре в Купчино. За фотку в стиле "ню" можно было загреметь, как за порнографию. А таким, как Саша-тромбонист можно было помочь в карьере либо прикрыть глаза на какой-нибудь прокол по комсомольской линии. Так это работало. И тем нескольким до конца искренним адептам, вроде нас с Алексом положиться было не на кого. Мы осознавали свое одиночество, не обращая на него внимания. Мы знали, все кончится. И наша группа. И система. Пять лет - это мой лимит терпения с любым проектом. И ни разу мне не захотелось его преодолеть. НО и я просуществовали вместе пять лет, если считать, что в 1987 я продолжал помогать им и БП. Пьянка была весомым аргументом для меня для прекращения отношений. Но поводом было разочарование в том, что тусовка, которая охотно слушала наши записи, в общем-то спокойно слила наши материалы органам. Все призывы со стороны Рикошета о том, что меня "ждут" в Рокклубе, я отметал. Меня туда позвали комитетчики. И теперь звал школьный друг Рикошет. Не было никакого желания лезть "под колпак", становиться одним из групп, окруженной "кураторами" из органов. Не было никакого желания общаться с комсой на собраниях клуба. Старые хиппи мало отличались от комсомольцев, маскирующиеся под неформалов. И те, и другие любили Битлз и рок-н-ролл. И все подстраивались под необходимость ерничать над ним, называя самодеятельностью, подстраивались под цензуру и жесткий контроль сверху. Перед каждыми гастролями за рубеж нужно было общаться с комитетчиками. Тем могло показаться, что рыжий непокорный Алекс, стебущий Брежнева, уже "продал Родину". Рокгруппы ненавидели советские ВИА, действовавшие на базе союзов композиторов или домов культуры. И, в общем-то, мало отличались от них. Это была объективная реальность музыкальной среды середины-конца 80-х. В которой я не находил себе места.
Поддержите проект, как сможете, пжст! Любая ваша помощь, от сотки до реального вклада, за который вы получите равноценной вознаграждение, нам дорога. Мы благодарны всем, кто вложился. И всем, кто поддержал хотя бы репостом. Это исторический проект, не музыкальный. И вы помогаете сохранить историю.