Жалко всех
Сюжетная линия - как беспроигрышная лотерея, в которой нет места и времени ни на тщеславие, ни на ожидание разрешения дилеммы: джек-пот или утешительный приз. Нечаянным, смущенным призраком на заднем фоне мелькает суровый, крадущийся с полной боевой выкладкой Евгений Николаевич П. - как обязательный атрибут эпохи Крымнашезации всей страны, как ревнивец ко всякому, волей или неволей ступившему на его владения. «Откуда ты здесь, да еще с такой простой фамилией?», - читается по его немым губам.
Но конъюнктура спланированным движением, с расхристанным остервенением, разбивается в отчаянные осколки. Выход за флажки - как предсказуемое, но отнюдь не обязательное условие. Вероятность его появления - 50/50, будто с тобой играют в «орел-решку». Но оно состоялось, потому что за флажками не так натоптано. Из фарфоровой пыли и бесформенных обломков возводится, скрепляется по-советски безупречным моментальным клеем, новый вазон. И он кажется анти-архитектурным, причудливым лишь на первый взгляд, только на начальном этапе сборки. Два шага назад - и нет ощущения мозаики, исчезает рассинхронизация. Все под контролем, конструкция имеет место быть. «Мы здесь работаем, люди в курсе».
Мастер может позволить себе топтаться и даже наглухо пережимать пуповину, подающую кислород для ЦА. Заслужил. Целевая аудитория беспорядочно увеличилась в размерах, она превратилась в угрозу, у нее бесформенные ожидания. И вот, вальяжные глорихантеры, пришедшие сюда прямиком из кинотеатра с поп-корновыми стаканами в руках, начинают отваливаться - как отработавшие ступени ракет. Первыми в расход идут дамы, ошибочно отклонившиеся с привычного маршрута по проспекту Синди Ш. У ненастья нет почвы для пледа и конформизма. Нет посадочных страниц, заточенных под верных слуг культа потребления. Нет маркеров для искусственно накачанной высокопарности в отношениях между М и Ж. Да, будет щекотка, которую можно ошибочно принять за любовь. Но такую любовь, которую не пожелают ни себе, ни дочерям, поскольку она потребует отдачи, жертв. А много ли вообще тех, кто готов жертвовать? Поэтому дураков, а - точнее - дурочек, на этом горизонте нет. Зайдут, быть может, но не задержатся. Так что минус 100500, как и спланировано.
Но свято место пусто не бывает, даже если это место шута. И вот с него начинают публично жевать, словно мантру, что-то про девяностые. А какие, к едрени фени, 90-ые? Тебе руку отрезали из-за гангрены, напился и уснул в сугробе, на морозе. А ты иррационально винишь в этом облезлую больничную палату, в которой воешь от отчаяния и фантомных ощущений? Никакие это не 90-ые, с их «никого не жалко, никого». Это вообще вне временного значения. А если бы значение имело, то надо быть упертыми и до конца въедливыми. Это - 80-ые, детка. И да, то, что сейчас скажу; то, что последует за этой строкой, вот это - действительно важно. Тогда было ЖАЛКО ВСЕХ.
Каждый видит свое. Я вижу в ненастье русский квадрат. Две стороны - два надвинутых друг на друга автомата Калашникова. Две другие стороны - два безучастных, застывших, разинутых от изумления рта. Обреченный, зацикленный сам на себе квадрат обязательно распадется, но всем от этого станет еще хуже. А по-другому мы по-прежнему редко умеем в мирное время и слабо научены в западне.
«Ненастье» - это про то, что точки бифуркации случаются чаще перекуров. Про то, что через Рубикон ты переходишь дважды на дню, перепрыгивая через трамвайные рельсы. Про то, что твою революцию у тебя украдут. В том числе и потому, что и на людях, и в быту зачастую мы, как и прежде, «за деньги, но если посадят или убьют - то за идею».