И шуберт на воде, и моцарт в птичьем гаме...
многие годы меня волнует проблема вопрошания, адекватного этому стихотворению М.
А не является ли оно таки легитимацией поражения программы сопротивления М. пространству сталинского ликования?
А перемена первичности в отношениях субъекта и предиката - онтологическим обоснованием такой легитимации?
С другой стороны, отношения шепот/губы, листы/древо - более сложное, чем отношение субъекта и предиката.
Можно, конечно, толковать отношения листы-древо как отношения жанр- род. Но шепот-губы можно толковать и в топлогии стоиков, как отношение телесных и нетелесных трансформаций. Хотя у М. здесь наверняка имеется ввиду пневматика. Впрочем, не чуждая и стоикам.
Не является ли эта перемена причины и следствия попыткой деауризировать пространство ликования? Ибо тогда ведь выходит, что тот, кто верит толпе - прежде ее. Лист вверяет себя древу, шепот - губам, художник - толпе.
Наверно, так. Но все равно ощуима еще не схваченная глубина.
А не является ли оно таки легитимацией поражения программы сопротивления М. пространству сталинского ликования?
А перемена первичности в отношениях субъекта и предиката - онтологическим обоснованием такой легитимации?
С другой стороны, отношения шепот/губы, листы/древо - более сложное, чем отношение субъекта и предиката.
Можно, конечно, толковать отношения листы-древо как отношения жанр- род. Но шепот-губы можно толковать и в топлогии стоиков, как отношение телесных и нетелесных трансформаций. Хотя у М. здесь наверняка имеется ввиду пневматика. Впрочем, не чуждая и стоикам.
Не является ли эта перемена причины и следствия попыткой деауризировать пространство ликования? Ибо тогда ведь выходит, что тот, кто верит толпе - прежде ее. Лист вверяет себя древу, шепот - губам, художник - толпе.
Наверно, так. Но все равно ощуима еще не схваченная глубина.