Паулина Вюртемберг и авада непрощения
“Вы танцуете?”
Когда ко мне подошла студентка расспросить о Геллерт-югенде, я рассказал ей, что её ждёт. Победа любой ценой. Жизнь за Фюрера. Шармбатон до сих пор перед моими глазами. Фюрер отчитал меня: я ответил идеологически неверно.
Да, в юности я любил танцевать. Но теперь в моей голове идёт война.
Я смотрю на неё, и она прекрасна в своём небесном платье не по форме. В её глазах обещание избавления.
Да, я танцую.
Но я превратился в бревно. Она учит меня вальсировать, и мне это нужно, как будто я на самом деле порвал со своим аристократическим происхождением. Я не попадаю в музыку. Но это не важно. Я смотрю ей в глаза.
Мои якоря разрушены. Семья считает меня предателем, а я, кажется, нашёл кое-что получше. Раньше я не мог делать ничего, а теперь в моих руках весь мир. Моя любимая отвернулась от меня, потому что магия важнее. И студенты. Да, я слышал, что магия превыше всего. Только для меня магия - это инструмент. Молоток. А я рабочий. Фюрер поплыл. Я это вижу. Я сам знаю, каково это, когда плывёшь. Мы называем это “трип”. Я растворяюсь в идее построить лучший мир, потому что это всё, что у меня есть. Я функция.
Она благодарит меня за танец, и мне стыдно. Она говорит, что потанцевала бы со мной вновь, если я приглашу. Она слишком добра. Я говорю, что не могу поймать момент мира. Она предлагает вспомнить что-то хорошее, из детства. Но в моей голове ничего нет. Я грустно качаю головой, но затем улыбаюсь. Зачем заглядывать в прошлое? Её глаза во время танца - это моя тишина. Она улыбается в ответ.
***
Мы идём вокруг озера, и она рассказывает о дружбе с Геллертом. Она говорит, что он совсем близок к краю, и она хочет во что бы то ни стало спасти его. Я могу легко себе представить и то, и другое. Я восхищаюсь её добротой. По крайней мере, мы сходимся в беспокойстве о нём. Она говорит, что видит, как мне тяжело быть адъютантом. Да, я ещё помню Шармбатон. Но если не я, то кто? Я не думаю, что могу обсуждать свои сомнения в методах с настолько верным ему человеком. Потом я очень пожалел об этом.
Я спрашиваю, замужем ли она. Она вдова. Она улыбается и говорит, что Геллерт убивает всех её мужчин. Мне определённо везёт.
***
Она поёт мне песню. Без воздействия. Об альпийских лугах и надежде. Мои глаза начинают сиять и блестеть, как её.
Та, кто дарила мне покой до этого, тоже умеет создавать. Она делает песни, которые вселяют отчаяние и безнадёжность. Но ведь создаёт. Она ещё умрёт за фюрера, но не так, как он того ожидает.
***
Паулина фон Вюртемберг пытается погрузить фюрера в сон на 100 лет, чтобы спасти его. Она говорит, что не хотела убить его, что этот жест - последнее, что она может сделать, чтобы заставить его очнуться. Но он не просыпается. Зато цепенеем все мы.
***
Когда её казнят за предательство, я встаю так, чтобы увидеть её в последний раз. И отворачиваюсь, когда фюрер произносит смертельное проклятие.
Когда мы прощаемся с ней, я сдавленным голосом говорю: “Я люблю вас”, и ухожу. Она уже не услышит.