достать чернил
по февралям я обычно залегаю под одеяло в спячку и выхожу на улицу только к марту. по февралям особенно остро чувствуется вся отвратительность себя, нежелание жить эту свою жизнь и бессилие жить какую-то новую, сколько б понедельников и ежедневников не предлагалось. но этот февраль начинается особенно. он практически март, завтра только поздравим Надю, чтобы она не осталась неповзрослевшей, и сразу же начнем новый месяц.
Надя... она такая особенная, почти как сегодняшний февраль, только умножить на миллион раз. в ней есть этот узнаваемый, преображающий под себя стержень, невозможность затеряться, перепутаться - потому что она из девушек, которые наденут пальто, повяжут случайную нитку (или резинку) на руку, возьмут сигарету - или кофе - или яблоко - и хочется их фотографировать и акварелить (я не умею, но вот Насте наверняка хочется), или прислониться, или завоевать на вечер, ни с кем не делясь, или "пройти по краешку твоей судьбы". у Нади кудрявятся волосы, скапливаются возле батареи книги, фотографии на зенит полны света и немного зернисты, закат вваливается в окна. да, а Надя и зимнее море - идеальный пейзаж. или портрет.
Надя... она такая особенная, почти как сегодняшний февраль, только умножить на миллион раз. в ней есть этот узнаваемый, преображающий под себя стержень, невозможность затеряться, перепутаться - потому что она из девушек, которые наденут пальто, повяжут случайную нитку (или резинку) на руку, возьмут сигарету - или кофе - или яблоко - и хочется их фотографировать и акварелить (я не умею, но вот Насте наверняка хочется), или прислониться, или завоевать на вечер, ни с кем не делясь, или "пройти по краешку твоей судьбы". у Нади кудрявятся волосы, скапливаются возле батареи книги, фотографии на зенит полны света и немного зернисты, закат вваливается в окна. да, а Надя и зимнее море - идеальный пейзаж. или портрет.