двадцать первое июня

[faleriya]

некоторые учителя преподавали еще у моей мамы и, забываясь, вызывали меня по ее девичьей фамилии. я была счастлива откликаться, потому что мне всегда льстила наша похожесть. потом школа перешла по наследству Владику, со всеми мамиными и уже моими учителями. и когда все, кто мог, в нашей семье ее окончили, воспоминания будто бы законсервировались, новые события и факты пролетали мимо, это была уже другая, чужая история. даже когда мои учителя постарели. начали умирать. недавно мама позвонила и сказала, что Зоя Павловна умерла. у Зои Павловны были большие неседеющие брови, серьезная библиотека в зале и целый шкаф карманного формата любовных романов - в дальней комнате. ее взрослая дочь с собакой Кошмариком приезжала нечасто, поэтому Зоя Павловна выбирала себе любимых учеников и весь год вечерами готовила их к триумфу на районных олимпиадах. но частенько вместо того, чтобы решать задачи на растворы, мы просто болтали и сплетничали, однажды я даже, оговорившись, назвала ее на "ты". и надеялась, что она не заметила. в одиннадцатом классе я бросала заниматься химией, писала тонны стихов, посвящая их Сашке и перепосвящая Пастухову, когда он вдруг объявлялся, и мне очень было нужно какое-то влияние пресечь, презирать, отрицать. а так как влиянию умных и взрослых поддавалась я достаточно легко - выбор был велик.

я не чувствую ее смерти. ни ее, ни других моих учителей. они уже давно со мной неявно, внутри, без привязки к их собственной жизни, она все равно мимо меня, и когда перестает быть - это тоже мимо. я выстраиваю и берегу этот мир не-мертвых людей, мне никак не примириться со смертью, она вне моего сознания.