Как я провел ночь с 20 на 21 августа 1991 года
1.
Каким-то чудом мне все же удалось найти в компьютере этот текст, запустив поиск на «Садовое кольцо». Он был написан по горячим следам, через день-два после событий. Возможно, этот мемуарный опус кому-то покажется излишне беллетризованным. Что ж, я и в самом деле надеялся когда-нибудь, где-нибудь его опубликовать. Не случилось.
...Во вторник вечером я сидел дома, слушал радио «Свобода» - актуальные репортажи-с-путча - и был уверен, что никуда, ни при каких обстоятельствах я не пойду. Я вообще не люблю больших скоплений народа, даже на футбол уже столько лет не хожу. А тут еще чего доброго просто раздавят в толпе, и никакой ГКЧП до тебя не успеет добраться...
В два часа ночи по радио сказали, что войска начали штурм Белого дома, что на ближних подступах к зданию уже погибли люди, то ли пять, то ли шесть человек, и что им, из окна, с двенадцатого этажа, видно, как горят танки...
В общем, я собрался и вышел. Дождик, который моросил весь вечер, как раз прекратился, и это было кстати, потому что зонт я не взял: куда к черту в такую заваруху с зонтом в руках, случись что, надо сматываться, а руки заняты. Так что я шагал по Мосфильмовской улице налегке, топал по блестящей после дождя мостовой, как принято говорить, по проезжей части, мимо посольств корейского, болгарского и шведского, и шагал и поглядывал назад, надеясь, что сумею остановить какую-нибудь машину: и если кто-то остановится, то до Киевского вокзала рукой подать - а там через мост, и ты у Белого дома. А если никто не подбросит, то притопаю я на место действия своим ходом через час-полтора, но рано или поздно, хоть к утру, но доберусь.
Но дорога была пустой; я прошагал уже изрядно, а меня обогнал только автобус, в котором не было ни души, он не остановился, как я ни махал рукой, и еще грузовик. Это называлось: комендантский час с 23 часов. Сколько-то там десятков тысяч человек стояли кольцом вокруг российского парламента, а здесь, в десяти минутах езды, - пустая улица...
Так я дошел до Мосфильма, и здесь, почти у проходной киностудии, меня обогнала машина, «жигуленок», и притормозила.
В машине сидели двое: сын, молодой парень, - за рулем, и мать - рядом с ним, на переднем сиденье. А я сел сзади. Куда везти, спрашивают. Я говорю: в сторону Киевского, у Белого дома сейчас танки горят и люди погибли. А парень отвечает - ерунда, мы только что оттуда, ничего там такого нет.
Высадили меня на набережной, под Калининским мостом, а сами поехали дальше, мимо гостиницы «Украина». Я поднялся по лестнице, боком протиснулся через самое узкое место (там были устроены какие-то завалы - арматура, проволочные сетки) и оказался на мосту.
Мост был мокрый, блестящий и, как мне сначала показалось, очень широкий и пустой. На самом деле пустым было пространство перед низенькой, наспех сложенной баррикадой. Я пересек это незаполненное пространство и подошел ближе. Сбоку, возле панели, какой-то человек, энергично жестикулируя, рассказывал кучке столпившихся возле него людей, как только что, вот на этом самом месте, погибло несколько человек - застрелил автоматчик, он сам видел. Потом кто-то крикнул, что с противоположной стороны, с Садового кольца, начался штурм и все волной бросились туда. Я прошел сквозь баррикаду внутрь кольца обороны и дошел до Белого дома.
Здание стояло темной громадиной, с погасшими окнами - только где-то высоко светились два или три окна. Я сообразил, что там, видимо, работают те ребята, которые говорят по радио «Свобода», и другие журналисты.
Ряда БТРов, стоявших вчера вечером в улочке между СЭВом и Белым домом, не было. Вместо них стояло кольцо людей, и единственный въезд во внутренний двор Белого дома был забаррикадирован.
Все подступы к площадке перед зданием были перекрыты. Накануне мы стояли там, ожидая появления на балконе Ельцина (помню, я еще сказал - не сомневаюсь, что он выйдет ровно в полночь - любит эффекты, что делать; но не вышел вообще, и мы ушли). Да, накануне, в понедельник вечером вокруг нас разворачивался какой-то гигантский карнавал с танками, которые курсировали вокруг здания с цветами в стволах пушек и трехцветными флажками на башнях, с десантниками, которых фланирующая публика - защитники Белого дома - угощали сигаретами, в общем, - политическая феерия, когда одно за одним происходили почти театральные явления политических героев толпе - явление Руцкого, явление Гавриила Попова...
А сейчас лестницы были завалены, и серьезней, чем на мосту, и внутрь никого не пускали: народ толпился, двигался, переходил с места на место внизу, между лестницей и набережной Москвы-реки.
Я вернулся назад и, обогнув здание СЭВа, миновал еще одну, мощную баррикаду, куда был встроен троллейбус, и бетонные плиты, и арматура и еще бог знает что, и вышел к Садовому кольцу. Эта баррикада получилась просто блестяще. Впереди был Новый Арбат, широченный и совершенно пустой.
У путепровода, в который уходило Садовое кольцо, толпились люди. Я тоже подошел к краю и заглянул вниз, Ничего не было видно. Я продвинулся еще немного в сторону, вдоль края - и вдруг увидел то самое место, которое потом бесконечно показывали в новостях, хрониках и документальных фильмах.
В общем, врать не буду, когда я подошел, ребята уже погибли. С краю, подо мной, на влажном асфальте, расползлось пятно крови; рядом лежали цветы, и это место было отгорожено от проезжей части деревянной рейкой. В стороне стояла БМП с номером 536 на боку. А дальше, в глубине путепровода, один за одним выстроились танки, и на броне рядом сидели танкисты и еще какие-то люди в темных цивильных костюмах - я узнал одного из депутатов, которого часто показывали по телевизору.
Танки стояли внизу, в тоннеле, защищенные сверху бетонными плитами - как я понял, они держались там, не продвигались вперед, чтобы их снова не забросали сверху бутылками с зажигательной смесью.
Все рассказывали, как это произошло, все вроде бы что-то видели своими глазами, и никто ничего не видел; нельзя было понять, сколько человек погибло, и как они погибли - то ли попали под танк, то ли их застрелили, то ли еще что...
В общем, я добрался до места, когда все уже произошло - только тогда я этого не знал и не мог знать.
В половине четвертого отключились все фонари на Садовом кольце и на Кутузовском проспекте. Сразу стало не то чтобы страшно, но как-то очень неуютно, и я вернулся к Белому дому и встал на площадке возле СЭВа. Там, внутри кольца баррикад, собралось гораздо больше народу и было как-то повеселее.
Прямо передо мной открывался пустой и темный Кутузовский проспект.
Фонари не горели, окна тоже. Впереди, во мгле и еще не рассеявшихся сумерках, я углядел мигающие желтые огни. Сначала я подумал, что это начало воинской колонны, которая движется к Белому дому; потом сообразил, что это всего лишь мелькание желтого огня светофора, указывающего левый поворот.
Между тем пронесся слух, что со стороны Можайска к Белому дому движется то ли Витебская дивизия спецназа, то ли дивизия имени Дзержинского и что не позже, чем через час, они будут здесь, и тогда начнется штурм. Однако народ не расходился; мне кажется, что народу не прибывало, но и не уменьшалось. Те, кто пришли - уже пришли: другие не придут до утра, а эти, пришедшие, не уйдут.
Я услышал, что многие стояли у Белого дома с утра; я даже видел палатки - туристы, КСПэшники раскинули их под деревьями в двух шагах от здания.
На рассвете танки стали выходить из путепровода, разворачиваться и строиться возле баррикады. Они объезжали самую первую, ближайшую к Арбату и Садовому кольцу баррикаду, сооруженную напротив большого серого здания Института курортологии, протискивались по маленькому скверику, что шел по другой стороне улицы, пробирались по одному, пыхтели, дергались, уже объехав одну баррикаду, выезжали в пространство перед другой, ворочались по асфальту, выпускали серый дым и в конце концов, когда уже понемногу стало рассветать, выстроились в три ряда по три танка в каждом рядом с СЭВом. Я сошел с площадки, где проторчал, наверное, не меньше часа, подошел к танкам вплотную. Здесь пахло гарью, дымом и соляркой. Кто-то угощал танкистов сигаретами - они не брали. Мне кажется, они боялись того, что они уже сделали и за что отвечать придется не только экипажу 536-ой БМП, боялись, что придется отвечать за то, что они дали себя уговорить и позволили командовать собой каким-то депутатам, и боялись, что им придется в этот день еще что-то делать, на кого-то нападать или что-то от кого-то защищать... Словом, они выстроились красиво, в три ровненьких ряда, как на параде, и командир этого танкового отделения спрыгнул с брони на землю и, сняв шлем, двинулся в сторону Белого дома.
Что бы там ни говорили, а с танками (как пронеслось по толпе - перешедшими на сторону защитников Белого дома) стало намного спокойнее. Я вернулся на площадку перед СЭВом, и вовремя, потому что снова пошел дождь. Сначала он едва-едва моросил, и было даже приятно стоять под ним и чувствовать, как мелкие водяные брызги падают тебе на волосы. Потом дождь усилился. Я встал к стене СЭВа, куда дождь не капал.
Полшестого утра рок-группа, долго устанавливавшая аппаратуру на ступеньках возле Белого дома, перед кольцом баррикад и завалов, вдруг грянула музыку. “I - Saw - Her - Standing - There!” - “Она тоже была здесь!” - объявлено было в микрофон, и сквозь сплошную пелену дождя до меня донеслись знакомые со школьных лет звуки... Это было ужасно коряво; никогда, наверное, эту песню не пели так хреново - и это было ужасно вовремя.
Между тем они допели и попросили, чтобы народ не расходился хотя бы до семи часов утра...
Я зашел под какой-то навес (кажется, здесь раньше был вход в бюро пропусков СЭВа - Совета Экономической Взаимопомощи), сел на круглую бетонную штуковину, напоминающую кусок колбасы, - похоже, ту часть уличного фонаря, которая случайно не пошла на устройство баррикад. Напротив меня, в лужице, лежала какая-то газета. Я поднял ее. Это был разворот газеты для мужчин «Мистер Икс». Мне достался кусок, где описывались технические тонкости орального секса: что и как должна делать женщина, как следует работать язычком, в каком направлении и в каком ритме... Эта газета, память о тех днях, и по сей день где-то хранится у меня; но найти ее, в ворохе бумаг и рукописей, совершенно невозможно...
Между тем из динамиков все просили и просили, просто умоляли не расходиться, еще хоть какое-то время, кто сколько продержится. Но уже рассвело; дождь из проливного превратился в спорый бодрый дождичек, и народ, выждав и поняв, что он не кончится, потянулся к метро. Я уходил часов около восьми; ряды защитников Белого дома к этому времени очень сильно поредели; ощущение было такое, что уходят все - как после футбольного матча.
Я скорее почувствовал, чем понял, что теперь, при свете дня, уже ничего не произойдет страшного - раз не произошло ночью, в страшной полутьме, и еще я понял, что, когда в 10 утра начнет заседать Верховный совет, ни о каком штурме уже не может быть и речи.
Моя хлопчатобумажная курточка промокла насквозь, а от куртки намокла рубашка; дома я включил приемник, послушал последние новости по «Эху Москвы». Да, кажется, все кончилось.
И я лег спать.
Но все-таки жертвы были принесены: я простудился и заболел, и масштабные празднества, проходившие в Москве в четверг, и низвержение «железного Феликса», и похороны трех погибших ребят я смотрел лежа в постели, по телевизору.
Потом стали говорить, что происходившее в те дни у Белого дома было фантасмагорией, едва ли не фарсом.
Вроде бы все те люди, которые стояли под дождем в ночь со вторника на среду и вглядывались в мелькающие на Кутузовском огни, защищали не свободу, а Ельцина и «так называемых демократов», и нас снова использовали и снова обманули. И вообще, там каждый второй был пьяный, и поили-кормили это сборище на деньги коммерческих структур, подвозили ящики водки и чуть ли не раздавали деньги... Не знаю, пьяных я не видел ни одного, водки, раздаваемой народу, тоже. Видел бутерброды с сыром и колбасой, которые, надо думать, действительно раздавали бесплатно. Только толкучки вокруг халявных бутербродов не было; да и я сам не подошел и не взял - настроение было такое, что кусок в горло не лез. Конечно, может быть, мы и обманулись, только я защищал совсем не Ельцина, и очень об этом не жалею...
Каким-то чудом мне все же удалось найти в компьютере этот текст, запустив поиск на «Садовое кольцо». Он был написан по горячим следам, через день-два после событий. Возможно, этот мемуарный опус кому-то покажется излишне беллетризованным. Что ж, я и в самом деле надеялся когда-нибудь, где-нибудь его опубликовать. Не случилось.
...Во вторник вечером я сидел дома, слушал радио «Свобода» - актуальные репортажи-с-путча - и был уверен, что никуда, ни при каких обстоятельствах я не пойду. Я вообще не люблю больших скоплений народа, даже на футбол уже столько лет не хожу. А тут еще чего доброго просто раздавят в толпе, и никакой ГКЧП до тебя не успеет добраться...
В два часа ночи по радио сказали, что войска начали штурм Белого дома, что на ближних подступах к зданию уже погибли люди, то ли пять, то ли шесть человек, и что им, из окна, с двенадцатого этажа, видно, как горят танки...
В общем, я собрался и вышел. Дождик, который моросил весь вечер, как раз прекратился, и это было кстати, потому что зонт я не взял: куда к черту в такую заваруху с зонтом в руках, случись что, надо сматываться, а руки заняты. Так что я шагал по Мосфильмовской улице налегке, топал по блестящей после дождя мостовой, как принято говорить, по проезжей части, мимо посольств корейского, болгарского и шведского, и шагал и поглядывал назад, надеясь, что сумею остановить какую-нибудь машину: и если кто-то остановится, то до Киевского вокзала рукой подать - а там через мост, и ты у Белого дома. А если никто не подбросит, то притопаю я на место действия своим ходом через час-полтора, но рано или поздно, хоть к утру, но доберусь.
Но дорога была пустой; я прошагал уже изрядно, а меня обогнал только автобус, в котором не было ни души, он не остановился, как я ни махал рукой, и еще грузовик. Это называлось: комендантский час с 23 часов. Сколько-то там десятков тысяч человек стояли кольцом вокруг российского парламента, а здесь, в десяти минутах езды, - пустая улица...
Так я дошел до Мосфильма, и здесь, почти у проходной киностудии, меня обогнала машина, «жигуленок», и притормозила.
В машине сидели двое: сын, молодой парень, - за рулем, и мать - рядом с ним, на переднем сиденье. А я сел сзади. Куда везти, спрашивают. Я говорю: в сторону Киевского, у Белого дома сейчас танки горят и люди погибли. А парень отвечает - ерунда, мы только что оттуда, ничего там такого нет.
Высадили меня на набережной, под Калининским мостом, а сами поехали дальше, мимо гостиницы «Украина». Я поднялся по лестнице, боком протиснулся через самое узкое место (там были устроены какие-то завалы - арматура, проволочные сетки) и оказался на мосту.
Мост был мокрый, блестящий и, как мне сначала показалось, очень широкий и пустой. На самом деле пустым было пространство перед низенькой, наспех сложенной баррикадой. Я пересек это незаполненное пространство и подошел ближе. Сбоку, возле панели, какой-то человек, энергично жестикулируя, рассказывал кучке столпившихся возле него людей, как только что, вот на этом самом месте, погибло несколько человек - застрелил автоматчик, он сам видел. Потом кто-то крикнул, что с противоположной стороны, с Садового кольца, начался штурм и все волной бросились туда. Я прошел сквозь баррикаду внутрь кольца обороны и дошел до Белого дома.
Здание стояло темной громадиной, с погасшими окнами - только где-то высоко светились два или три окна. Я сообразил, что там, видимо, работают те ребята, которые говорят по радио «Свобода», и другие журналисты.
Ряда БТРов, стоявших вчера вечером в улочке между СЭВом и Белым домом, не было. Вместо них стояло кольцо людей, и единственный въезд во внутренний двор Белого дома был забаррикадирован.
Все подступы к площадке перед зданием были перекрыты. Накануне мы стояли там, ожидая появления на балконе Ельцина (помню, я еще сказал - не сомневаюсь, что он выйдет ровно в полночь - любит эффекты, что делать; но не вышел вообще, и мы ушли). Да, накануне, в понедельник вечером вокруг нас разворачивался какой-то гигантский карнавал с танками, которые курсировали вокруг здания с цветами в стволах пушек и трехцветными флажками на башнях, с десантниками, которых фланирующая публика - защитники Белого дома - угощали сигаретами, в общем, - политическая феерия, когда одно за одним происходили почти театральные явления политических героев толпе - явление Руцкого, явление Гавриила Попова...
А сейчас лестницы были завалены, и серьезней, чем на мосту, и внутрь никого не пускали: народ толпился, двигался, переходил с места на место внизу, между лестницей и набережной Москвы-реки.
Я вернулся назад и, обогнув здание СЭВа, миновал еще одну, мощную баррикаду, куда был встроен троллейбус, и бетонные плиты, и арматура и еще бог знает что, и вышел к Садовому кольцу. Эта баррикада получилась просто блестяще. Впереди был Новый Арбат, широченный и совершенно пустой.
У путепровода, в который уходило Садовое кольцо, толпились люди. Я тоже подошел к краю и заглянул вниз, Ничего не было видно. Я продвинулся еще немного в сторону, вдоль края - и вдруг увидел то самое место, которое потом бесконечно показывали в новостях, хрониках и документальных фильмах.
В общем, врать не буду, когда я подошел, ребята уже погибли. С краю, подо мной, на влажном асфальте, расползлось пятно крови; рядом лежали цветы, и это место было отгорожено от проезжей части деревянной рейкой. В стороне стояла БМП с номером 536 на боку. А дальше, в глубине путепровода, один за одним выстроились танки, и на броне рядом сидели танкисты и еще какие-то люди в темных цивильных костюмах - я узнал одного из депутатов, которого часто показывали по телевизору.
Танки стояли внизу, в тоннеле, защищенные сверху бетонными плитами - как я понял, они держались там, не продвигались вперед, чтобы их снова не забросали сверху бутылками с зажигательной смесью.
Все рассказывали, как это произошло, все вроде бы что-то видели своими глазами, и никто ничего не видел; нельзя было понять, сколько человек погибло, и как они погибли - то ли попали под танк, то ли их застрелили, то ли еще что...
В общем, я добрался до места, когда все уже произошло - только тогда я этого не знал и не мог знать.
В половине четвертого отключились все фонари на Садовом кольце и на Кутузовском проспекте. Сразу стало не то чтобы страшно, но как-то очень неуютно, и я вернулся к Белому дому и встал на площадке возле СЭВа. Там, внутри кольца баррикад, собралось гораздо больше народу и было как-то повеселее.
Прямо передо мной открывался пустой и темный Кутузовский проспект.
Фонари не горели, окна тоже. Впереди, во мгле и еще не рассеявшихся сумерках, я углядел мигающие желтые огни. Сначала я подумал, что это начало воинской колонны, которая движется к Белому дому; потом сообразил, что это всего лишь мелькание желтого огня светофора, указывающего левый поворот.
Между тем пронесся слух, что со стороны Можайска к Белому дому движется то ли Витебская дивизия спецназа, то ли дивизия имени Дзержинского и что не позже, чем через час, они будут здесь, и тогда начнется штурм. Однако народ не расходился; мне кажется, что народу не прибывало, но и не уменьшалось. Те, кто пришли - уже пришли: другие не придут до утра, а эти, пришедшие, не уйдут.
Я услышал, что многие стояли у Белого дома с утра; я даже видел палатки - туристы, КСПэшники раскинули их под деревьями в двух шагах от здания.
На рассвете танки стали выходить из путепровода, разворачиваться и строиться возле баррикады. Они объезжали самую первую, ближайшую к Арбату и Садовому кольцу баррикаду, сооруженную напротив большого серого здания Института курортологии, протискивались по маленькому скверику, что шел по другой стороне улицы, пробирались по одному, пыхтели, дергались, уже объехав одну баррикаду, выезжали в пространство перед другой, ворочались по асфальту, выпускали серый дым и в конце концов, когда уже понемногу стало рассветать, выстроились в три ряда по три танка в каждом рядом с СЭВом. Я сошел с площадки, где проторчал, наверное, не меньше часа, подошел к танкам вплотную. Здесь пахло гарью, дымом и соляркой. Кто-то угощал танкистов сигаретами - они не брали. Мне кажется, они боялись того, что они уже сделали и за что отвечать придется не только экипажу 536-ой БМП, боялись, что придется отвечать за то, что они дали себя уговорить и позволили командовать собой каким-то депутатам, и боялись, что им придется в этот день еще что-то делать, на кого-то нападать или что-то от кого-то защищать... Словом, они выстроились красиво, в три ровненьких ряда, как на параде, и командир этого танкового отделения спрыгнул с брони на землю и, сняв шлем, двинулся в сторону Белого дома.
Что бы там ни говорили, а с танками (как пронеслось по толпе - перешедшими на сторону защитников Белого дома) стало намного спокойнее. Я вернулся на площадку перед СЭВом, и вовремя, потому что снова пошел дождь. Сначала он едва-едва моросил, и было даже приятно стоять под ним и чувствовать, как мелкие водяные брызги падают тебе на волосы. Потом дождь усилился. Я встал к стене СЭВа, куда дождь не капал.
Полшестого утра рок-группа, долго устанавливавшая аппаратуру на ступеньках возле Белого дома, перед кольцом баррикад и завалов, вдруг грянула музыку. “I - Saw - Her - Standing - There!” - “Она тоже была здесь!” - объявлено было в микрофон, и сквозь сплошную пелену дождя до меня донеслись знакомые со школьных лет звуки... Это было ужасно коряво; никогда, наверное, эту песню не пели так хреново - и это было ужасно вовремя.
Между тем они допели и попросили, чтобы народ не расходился хотя бы до семи часов утра...
Я зашел под какой-то навес (кажется, здесь раньше был вход в бюро пропусков СЭВа - Совета Экономической Взаимопомощи), сел на круглую бетонную штуковину, напоминающую кусок колбасы, - похоже, ту часть уличного фонаря, которая случайно не пошла на устройство баррикад. Напротив меня, в лужице, лежала какая-то газета. Я поднял ее. Это был разворот газеты для мужчин «Мистер Икс». Мне достался кусок, где описывались технические тонкости орального секса: что и как должна делать женщина, как следует работать язычком, в каком направлении и в каком ритме... Эта газета, память о тех днях, и по сей день где-то хранится у меня; но найти ее, в ворохе бумаг и рукописей, совершенно невозможно...
Между тем из динамиков все просили и просили, просто умоляли не расходиться, еще хоть какое-то время, кто сколько продержится. Но уже рассвело; дождь из проливного превратился в спорый бодрый дождичек, и народ, выждав и поняв, что он не кончится, потянулся к метро. Я уходил часов около восьми; ряды защитников Белого дома к этому времени очень сильно поредели; ощущение было такое, что уходят все - как после футбольного матча.
Я скорее почувствовал, чем понял, что теперь, при свете дня, уже ничего не произойдет страшного - раз не произошло ночью, в страшной полутьме, и еще я понял, что, когда в 10 утра начнет заседать Верховный совет, ни о каком штурме уже не может быть и речи.
Моя хлопчатобумажная курточка промокла насквозь, а от куртки намокла рубашка; дома я включил приемник, послушал последние новости по «Эху Москвы». Да, кажется, все кончилось.
И я лег спать.
Но все-таки жертвы были принесены: я простудился и заболел, и масштабные празднества, проходившие в Москве в четверг, и низвержение «железного Феликса», и похороны трех погибших ребят я смотрел лежа в постели, по телевизору.
Потом стали говорить, что происходившее в те дни у Белого дома было фантасмагорией, едва ли не фарсом.
Вроде бы все те люди, которые стояли под дождем в ночь со вторника на среду и вглядывались в мелькающие на Кутузовском огни, защищали не свободу, а Ельцина и «так называемых демократов», и нас снова использовали и снова обманули. И вообще, там каждый второй был пьяный, и поили-кормили это сборище на деньги коммерческих структур, подвозили ящики водки и чуть ли не раздавали деньги... Не знаю, пьяных я не видел ни одного, водки, раздаваемой народу, тоже. Видел бутерброды с сыром и колбасой, которые, надо думать, действительно раздавали бесплатно. Только толкучки вокруг халявных бутербродов не было; да и я сам не подошел и не взял - настроение было такое, что кусок в горло не лез. Конечно, может быть, мы и обманулись, только я защищал совсем не Ельцина, и очень об этом не жалею...