Мир как ассоциация. Часть 1. Gotye
Каждый раз радуюсь, когда удается вспомнить что-то о первом разе. Здесь я первый раз поцеловался, сцепившись зубами: в этом парке, где осталась одна исписанная ножом скамейка, стоит устойчивый маркер. Этого человека я первый раз увидел в последнем вагоне метро, с книгой Эко в руках и презрительно отвернулся. Это уже потом Эко мне посоветуют как книгу мечты. Ну и так далее.
Потому, когда слышишь песню и отчетливо вспоминаешь первый раз, когда ее для себя открыл, понимаешь богатство ассоциативного аппарата и глубину памяти. Кидаешь на ее дно камешек и ждешь звук. Бдумс? Кряк? Птыщ? Где звук? Паника. Звук. Он есть.
И вот звенит колесами поезд старой формации, увозя меня не на Невский, к невесте, но куда-то в те края. Как водится, первая часть путешествия проходит в пустынных условиях: палит солнце, растут южные кактусы, разве что ковбоев маловато. Сквозь открытое окно едва поступают клочки воздуха. Ты завидуешь Карлсону, у которого летом спина не потеет и мечтаешь окунуться в ледяное море. И уже смутно начинаешь о чем-то догадываться, видя, что открытость - единственное достоинство окна.
При подъезде к северу резко холодает, ночь проводишь, закутавшись в два одеяла, и тебя знобит, будто рядом покойница, и при жизни не отличавшаяся особой теплотой. Нижняя полка, ветер дует прямо в голову, в уши, в нос. Проблема с ушами решается включившимся плеером. Я предусмотрительно скачал около 12 новых альбомов, но послушал крайне мало. Мой товарищ Антон составил список достойного, я поверил его вкусу. Джаз, прогрессив, и вдруг Gotye. Его еще никто не знал, честно. Утюги из квартир напевали Сердючку и ранних Н Синк, но никак не этого австралийца. И песня ниже зашла идеально.
А назавтра его уже знала вся страна. Вот только что они сделали для этого? За всех потел и мерз я.
Click to view