(no subject)
Фа сидела под сосной и тихонько напевала. Песня была из сегодняшнего сна, незамысловатая, но приятно ласкающая кончик языка, как ласкает гладкие камушки бегущий по ним лесной ручеёк. "Мил-ли-он, мил-ли-он, мил-ли-он алых роз..."
- И тебе нравится эта песня?" - раздался поблизости звонкий, чуть вибрирующий голос. Фа перестала петь и повернула голову. В двух шагах от неё, влажный от утренней росы, раскачивался на тонком стебельке маленький ярко-оранжевый росток. Его растрёпанный хохолок, ещё не раскрывшийся, но обещающий однажды взорваться неповторимым соцветием, был такого сочного апельсинового оттенка, что Фа поймала себя на мысли попробовать его на вкус.
- Совсем никудышная песня, - повторил Росток и для пущей убедительности энергично тряхнул хохолком. Сегодня он был явно не в духе.
- Это почему это? - обиделась Фа. - По-моему, так наоборот, очень даже душевная.
- Да хотя бы потому, что в ней есть слова. И зачем только люди портят песни словами! "Миллион алых роз" - кем же надо быть, чтобы такое придумать! А потом ещё и петь! Интересно, как ты себе представляешь этот самый миллион?
- Миллион, - задумчиво сказала Фа, - это такие гладкие камушки, много-много камушков, так много, что не сосчитать. А по ним бежит ручеёк. Это красиво.
- А "роз" тоже красиво?
- Конечно! "Роз" это нежно и ароматно. И похоже на тебя. Постой, постой... как же я сразу не догадалась! Ведь это же ты и есть! "Роз" - это твоё имя, только коротко. А полностью Роз Ток. Или даже так: Ross Talk.
Росток ничего не ответил, но плавная волна, пробежавшая по бархатистому стеблю, выдала его с головой: он был польщён своим новым именем. Голос его заметно смягчился.
- «Красиво»! Ещё одно бессмысленное слово. Из разряда "хорошо" и "плохо" или "всегда" и "никогда".
- Как это бессмысленное?! - от возмущения Фа даже вскочила на ноги. - Да красота это единственный смысл, который только может быть у вещей! Это - Истина, это - Свет, это... то, что спасёт мир!
Росток мягко изогнулся, и на траву упала тяжёлая круглая капля росы. Он внимательно посмотрел на Фа и вдруг попросил:
- Расскажи, что там у тебя в сегодняшнем сне?
Фа снова опустилась на траву, прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась:
- Сижу на уютной кочке, накрапывает летний дождик. Приятно до чёртиков. Дождь барабанит по спинке и тёплыми ручейками струится по брюшку...
- Ты одна там сидишь?
- Нет, с Малышом. Он хоть и маленький, а уже умеет ловить комаров! Такой сообразительный ребёнок!
- Он красивый?
- Восхитительный! Такой изумрудный и гладенький, весь, от перепончатых пальчиков до макушечки.
- А ещё что там есть?
Фа вздохнула и открыла глаза.
- Это я смотреть не хочу. Я и так помню. Люди насаживают Малыша на соломинку и дуют в неё до тех пор, пока его брюшко не разрывается на тысячу частей и не разлетается по всему болоту до самых камышей.
Они замолчали. И стали смотреть, как нежно-фиолетовый горизонт, разрастаясь на глазах и переливаясь всеми оттенками радуги, выпускает из себя ослепительный, малиново-красный луч нарождающегося Светила.
Первым нарушил тишину Росток.
- Я слышал, что Красота - это луч. Он исходит от лампы, прикреплённой ко лбу смотрящего, и, отражаясь от предмета, на который направлена лампа, снова возвращается в исходную точку. Может у людей лампа излучает не в том диапазоне, что у жаб?
Фа по-прежнему сидела молча. Росток, немножко подумав, ответил вместо неё:
- Другого диапазона не бывает. Просто иногда лампу забывают включить.
Светило уже полностью выкатилось из-за горизонта, и смотреть на него с каждой минутой становилось больнее. Фа, погружённая в свои мысли, казалось, не слышала, о чём говорил Росток. Она смотрела куда-то мимо него, мимо сосны, мимо Светила. Росток помолчал ещё немного, и вдруг изо всех сил потянулся хохолком вверх. Его стебелёк, тонкий как первая струна, начал тихонько звенеть на ветру, и над сосновой поляной поплыла чарующая, немного странная мелодия. «Тебя там встретит огнегривый лев и синий вол, исполненный очей», - негромко запел он и с радостью услышал, как Фа хрипловато подхватила припев, сначала неохотно, но потом всё более воодушевляясь: «С ними золотой орёл небесный, чей так светел взор незабываемый...»
У этой песни тоже были слова, но они почему-то ни капельки не мешали.
- И тебе нравится эта песня?" - раздался поблизости звонкий, чуть вибрирующий голос. Фа перестала петь и повернула голову. В двух шагах от неё, влажный от утренней росы, раскачивался на тонком стебельке маленький ярко-оранжевый росток. Его растрёпанный хохолок, ещё не раскрывшийся, но обещающий однажды взорваться неповторимым соцветием, был такого сочного апельсинового оттенка, что Фа поймала себя на мысли попробовать его на вкус.
- Совсем никудышная песня, - повторил Росток и для пущей убедительности энергично тряхнул хохолком. Сегодня он был явно не в духе.
- Это почему это? - обиделась Фа. - По-моему, так наоборот, очень даже душевная.
- Да хотя бы потому, что в ней есть слова. И зачем только люди портят песни словами! "Миллион алых роз" - кем же надо быть, чтобы такое придумать! А потом ещё и петь! Интересно, как ты себе представляешь этот самый миллион?
- Миллион, - задумчиво сказала Фа, - это такие гладкие камушки, много-много камушков, так много, что не сосчитать. А по ним бежит ручеёк. Это красиво.
- А "роз" тоже красиво?
- Конечно! "Роз" это нежно и ароматно. И похоже на тебя. Постой, постой... как же я сразу не догадалась! Ведь это же ты и есть! "Роз" - это твоё имя, только коротко. А полностью Роз Ток. Или даже так: Ross Talk.
Росток ничего не ответил, но плавная волна, пробежавшая по бархатистому стеблю, выдала его с головой: он был польщён своим новым именем. Голос его заметно смягчился.
- «Красиво»! Ещё одно бессмысленное слово. Из разряда "хорошо" и "плохо" или "всегда" и "никогда".
- Как это бессмысленное?! - от возмущения Фа даже вскочила на ноги. - Да красота это единственный смысл, который только может быть у вещей! Это - Истина, это - Свет, это... то, что спасёт мир!
Росток мягко изогнулся, и на траву упала тяжёлая круглая капля росы. Он внимательно посмотрел на Фа и вдруг попросил:
- Расскажи, что там у тебя в сегодняшнем сне?
Фа снова опустилась на траву, прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась:
- Сижу на уютной кочке, накрапывает летний дождик. Приятно до чёртиков. Дождь барабанит по спинке и тёплыми ручейками струится по брюшку...
- Ты одна там сидишь?
- Нет, с Малышом. Он хоть и маленький, а уже умеет ловить комаров! Такой сообразительный ребёнок!
- Он красивый?
- Восхитительный! Такой изумрудный и гладенький, весь, от перепончатых пальчиков до макушечки.
- А ещё что там есть?
Фа вздохнула и открыла глаза.
- Это я смотреть не хочу. Я и так помню. Люди насаживают Малыша на соломинку и дуют в неё до тех пор, пока его брюшко не разрывается на тысячу частей и не разлетается по всему болоту до самых камышей.
Они замолчали. И стали смотреть, как нежно-фиолетовый горизонт, разрастаясь на глазах и переливаясь всеми оттенками радуги, выпускает из себя ослепительный, малиново-красный луч нарождающегося Светила.
Первым нарушил тишину Росток.
- Я слышал, что Красота - это луч. Он исходит от лампы, прикреплённой ко лбу смотрящего, и, отражаясь от предмета, на который направлена лампа, снова возвращается в исходную точку. Может у людей лампа излучает не в том диапазоне, что у жаб?
Фа по-прежнему сидела молча. Росток, немножко подумав, ответил вместо неё:
- Другого диапазона не бывает. Просто иногда лампу забывают включить.
Светило уже полностью выкатилось из-за горизонта, и смотреть на него с каждой минутой становилось больнее. Фа, погружённая в свои мысли, казалось, не слышала, о чём говорил Росток. Она смотрела куда-то мимо него, мимо сосны, мимо Светила. Росток помолчал ещё немного, и вдруг изо всех сил потянулся хохолком вверх. Его стебелёк, тонкий как первая струна, начал тихонько звенеть на ветру, и над сосновой поляной поплыла чарующая, немного странная мелодия. «Тебя там встретит огнегривый лев и синий вол, исполненный очей», - негромко запел он и с радостью услышал, как Фа хрипловато подхватила припев, сначала неохотно, но потом всё более воодушевляясь: «С ними золотой орёл небесный, чей так светел взор незабываемый...»
У этой песни тоже были слова, но они почему-то ни капельки не мешали.