Большое чувство
Тридцать первого августа, когда мама и папа Кольцовы приехали за сыном в деревню, где он гостил все лето у бабушки Оли, то сразу заметили, что-то с их семилетним ребенком не то: взгляд сына был крайне сосредоточен и серьезен, и в целом выглядел он крайне подавленно. Грешить на бабушку смысла не было, так как всем было известно, что бабушка с внуком души друг в друге не чаяли.
- Не знаю даже, что с ним стряслось. - Качала головой в платке распереживавшаяся бабушка. - Все было нормально, а последние три дня он какой-то сам не свой. Спрашиваю, что стряслось, а он только бровями крутит.
- Может, его укусил кто? - Вступил в дискуссию папа. - Шмель там или оса какая-нибудь.
- Может и укусил, так ведь следов на теле никаких не видно. Я уж смотрела. - Ответила бабушка и пустила слезу.
Слово взяла мама:
- Антоша, сынок, с тобой что-то случилось? Расскажи мне. Ты почему такой мрачный, как туча? Мы же - самые близкие тебе люди, нам можно все рассказать. Поделись с мамой и папой.
Во время своего краткого, но проникновенного монолога мама держала Антошу за руки и заглядывала в его глаза, но кроме бесконечной грусти и разочарованности в этом бренном мире ничего больше в них не читалось.
Антоша убрал свои руки из ладоней матери и совсем по-взрослому ответил:
- Что стоим? Собираться надо.
Взрослые переглянулись, но не нашлись, что возразить.
Полчаса спустя молодые Кольцовы сидели с сыном в машине, а бабушка доносила оставшиеся пироги в дорогу и давала напутствия.
- Вы сильно не гоните по дороге. И пристегнитесь. А то мало того, что сами загубитесь, так еще и дите пострадает.
- Ма-ма…- протянула мама Кольцова, - все будет хорошо. Не беспокойся. И спасибо за все. Мы через пару недель с Андрюшей подъедем еще, без Антошки.
- Угу-угу, - отозвался из-за руля Кольцов папа.
- Ну, ладно уж. Езжайте молодежь. - Бабушка еле сдерживала слезы печали от расставания с детьми. - А ты, Антошенька, не серчай, если что на бабушку. Я для тебя все. Пирогов вот тебе напекла с вареньем, как ты любишь.
Антоша молчал и думал о чем-то своем, смотрел куда-то вдаль.
- Сынок, что бабушке надо сказать? - вмешалась мама.
- Спасибо.
- То-то же.
Растроганная старушка больше не могла уже переживать горечь расставания и стала отходить от машины.
- Ну, ладно. Все. Счастливого вам пути, дорогие мои. Езжайте. Езжайте.
- Пока, мама. До свидания. Бывайте. - Отозвались Кольцовы, и машина, подняв облако проселочной дорожной пыли, удалилась.
Ехали молча. Родители переглядывались между собой и пытались обменяться мысленно соображениями, что же такое случилось с их всегда веселым и оживленным ребенком. Первой не выдержала мама.
- Антошенька. - обратилась она к сыну, который сидел на заднем сиденье и царапал ногтем боковое стекло. - Может быть, ты при бабушке стеснялся сказать? Что с тобой случилось? Где твоя веселая улыбка?
- Все нормально, мам. - Коротко ответил сын.
Но Кольцова так просто не захотела сдаваться.
- Ничего не нормально. Ты думаешь, родная мать не может увидеть изменения с сыном? Я же вижу, что с тобой что-то не так. Давай, рассказывай. Андрей, а ты что молчишь?
- А что я? Я машину веду. - Ответил папа, но все же поддержал жену, - Колись, парень. Нам ты можешь рассказать все.
Антон поднял глаза на родителей, посмотрел на них несколько секунд очень внимательно, и с выдохом, в котором могла уместиться вся печаль Гамлета, выдал:
- Я влюблен!
Повисла трехсекундная пауза. Родители пытались очень быстро обработать полученную информацию в головах, но, к несчастью для сына, реакция их была совсем не такой, какую он хотел увидеть. Сначала мама расплылась в улыбке, а потом и папа разразился таким хохотом, что, чтобы не устроить случайно ДТП, ему пришлось съехать на обочину и остановить машину. Мама тоже весело расхохоталась.
- Я так и знал, что вы так отрега… отре… отерагируете. - Резюмировал мизансцену Антон и насупился еще больше.
Лицо мамы стало пунцовым от смеха, а папа, как мужчина, попытался взять себя в руки, но это у него не очень получалось, и сквозь смех и выступившие слезы, он еле-еле выдавил:
- Извини, ха-ха-ха, сын. Ну, ты, ха-ха-ха. Это просто было, ха-ха-ха, так неожиданно. Ха-ха-кхе.
Уж лучше бы папа вообще ничего не говорил. Смех родителей над большим и глубоким чувством сына ранил Антошку в самую душу, и, чтобы как-то обидеть родителей в ответ, сказал:
- Теперь я вам больше ничего не скажу. Вообще ничего!
Мама к этому времени уже справилась более-менее со своей смеховой истерией и утирала слезы, а ее хохот перешел в легкое нервное покашливание.
- Сынок. Мы не хотели тебя обидеть. Но папа правду сказал: это было так неожиданно. Ну, мы вообще поздравляем тебя. Правда, папа?
- Да-да, конечно. - Папа отвернулся к окну и, приложив ладонь ко рту, пытался унять свое ржание. К сожалению, он не подумал, что сыну в полуметре позади все равно все видно.
Мама опять попыталась сгладить неловкую ситуацию.
- Антошенька, ты все правильно сделал, что сказал нам о своих чувствах, о том, что ты…. Кхе….гм… влюблен.
- Аха-ха-ха-ха! - добавил папа.
Мама с укоризной посмотрела на него, и тот немедленно успокоился и сосредоточился на трещине на лобовом стекле.
- Сынок, - продолжила мама, - не обращай на папу внимание. Он еще не дорос до таких вещей. Скажи, кто она? Кто твоя дама сердца?
Но зря мама так старалась. После разыгранного представления вернуть доверие сына было ой как непросто.
- Я вам… я вам ничего больше не скажу. - Только и ответил Антон.
- Ну, и ладненько. - Умиротворенно и ласково произнесла мама. - Дела сердечные - самые серьезные и сложные. Это твое полное право нам ничего не рассказывать. Но, если захочешь, Антошенька, то я готова тебя выслушать. И извини, что мы так легкомысленно отнеслись к твоим словам и засмеялись. Папа тоже извиняется. Правда, папа?
- Да-да-да. Правда. Кхе. Извини сынок. - Тут же отозвался папа на неслабый тычок локтем жены в бок.
- Сынок, ты же нас извинишь? - не унималась мама.
Антоша молчал и смотрел опять куда-то вдаль.
Машина тихо тронулась с места и поехала дальше.
На следующий день, первого сентября, Антон пошел в школу, но и там он был безгранично грустен и задумчив. И только, когда его лучший друг Мишка спросил, что с ним стряслось, коротко ответил, как и родителям: «Я влюблен!». Мишка, в отличие от мамы с папой Антона не засмеялся. Он просто растерялся и даже не знал, как реагировать, а мрачный вид друга окончательно сбил его с толку, да так, что он сам помрачнел на следующие три дня.
Всю неделю Антон не менялся. Он хорошо себя вел, не баловался, помогал по дому, если мама что-то просила, но о чувствах больше не заговаривал, да и вообще был очень немногословен.
- Надо его к врачу сводить, - заявила в один из вечеров на кухне во время семейного совета с папой мама.
- К какому? - лениво поинтересовался папа, откусывая половину бутерброда.
- Я не знаю, к какому. Сначала к терапевту, а там, куда она направит. Я думаю к психологу. Или к психиатру.
- Может к психотерапевту? - предположил папа, запихивая в рот остаток бутерброда.
- Может и к нему, я не знаю, чем они отличаются. В общем, к какому-то «психо» его надо сводить. - Настаивала неуверенно мама.
- Сводим сына к психу - он и сам станет психом. - Слабо возражал папа.
- Психом он станет даже, если не сводим. Ты только посмотри, что с ним творится. Уже неделя прошла, а он все сам не свой.
- Я не псих! - вдруг заявил Антон, который незаметно для родителей появился в дверях.
Мама тут же спохватилась и попыталась исправиться:
- Мы не о тебе. Мы о… мы о папе. Папе плохо.
- Да, плохо мне, сынок, - подтвердил папа с гримасой боли засовывая в рот еще один бутерброд.
Антон с большим недоверием посмотрел сначала на маму, потом на папу, взял со стола последний бутерброд, который не успел прикончить папа и, выходя из кухни, сказал еще раз:
- Я не псих!
«Это ты виноват. Нет, ты виновата» - доносился с кухни громкий возмущенный шепот родителей.
На следующий день папа вернулся с работы рано и с какой-то большой коробкой, упакованной в разноцветную бумагу.
- Антошка, - позвал он сына, - пойди, глянь, что я тебе принес.
Антон нехотя вышел из комнаты, в глазах читались любопытство и интерес, но тень печали и грусти так и не сошла с его лица.
Папа стоял в коридоре и с улыбкой, какие бывают только в рекламе зубных паст, протягивал сыну коробку.
- Это тебе.
- Что это? - с некоторым удивлением спросил Антон, оценивая на руке тяжесть отцова преподношения.
- Раскрой и сам посмотри.
Антон положил коробку на пол, уселся рядом, а папа разместился на стуле, который стоял тут же, у стены. После непродолжительной возни с упаковочной бумагой Антон извлек на свет большой пластмассовый автомат диковинного космического дизайна, за который еще месяц назад он бы отдал своего хомяка. Антон нажал на курок, и встроенные динамики издали громкое и задорное «Тра-та-та-та-та!» и на стволе замигали цветные лампочки. Нет, месяц назад Антон отдал бы два хомяка за такой автомат. Но второго хомяка у Антона не было, а настроение теперь было совсем «неавтоматным». Антоша еще раз пустил очередь из «Тра-та-та-та-та», потом отложил автомат в сторону и сказал:
- Папа, ты действительно думаешь, что инструмент для убивания людей, сможет убить и то большое чувство, которое живет во мне? Любовь превыше всяких автоматов. Даже таких хороших, как этот.
Во-первых, улыбку с лица папы смыло в момент. Во-вторых, если бы он стоял, он бы сейчас сел, но он уже сидел, а лечь, а точнее свалиться на пол от удивления - значит окончательно потерять авторитет в глазах сына. Поэтому папа просто посмотрел на пол, пытаясь найти уроненную челюсть.
Вечером на внеочередном семейном собрании на кухне, жена опять подняла неприятную тему:
- Ну, что, дорогой, может теперь ты согласишься, что Антошку необходимо сводить к специалисту?
- Знаешь, дорогая, я, конечно, чуть не двинулся сегодня, когда услышал, что мне выдал наш семи… семи!.. летний ребенок, но чисто из мужской солидарности я против. Я его даже зауважал сегодня. Знаешь, как личность! Как мужчину. - Папа говорил, и опять уплетал бутерброды, так как жутко нервничал. - Я предлагаю еще подождать. Оно знаешь же как: время лечит.
- Ну, не знаю, не знаю, Андрюша. - Мама полусидела на батарее и заламывала руки с досады, - И ладно бы поговорить удалось с ним по душам. Так не хочет. Хоть бы узнать, что за пипетка ему там голову задурманила.
- Не пипетка, а пипка, - веско поправил папа.
Мама удрученно вздохнула и добавила:
- Нам тоже с тобой надо к специалисту. Я вообще хотела сказать «пигалица».
В дверях неожиданно появился Антон. Посмотрев на родителей с укоризной, он громко заявил:
- Я не пигалица!
- Да мы не о тебе вообще говорим. - Начала уже сердиться мама. - И хватит подслушивать за дверьми. Давай отбирай у папы последний бутерброд и марш в свою комнату.
Папа нехотя подвинул тарелку к краю стола, чтобы сын мог дотянуться.
Антон взял бутерброд с сыром и, выходя из кухни, обернулся и еще раз громко повторил:
- Я не пигалица!
- Горе-то какое, - тихо запричитала мама.
- А я хочу еще бутерброд, - тихо сказал папа.
Прошло две недели, а родители так и не смогли вернуть сына в то состояние, в котором они привыкли его видеть до поездки к бабушке.
- Когда он вырастит, то будет готом, вот увидишь! - пугал папа Кольцов.
- Типун тебе на язык! - возмущалась мама Кольцова.
И неизвестно, стал ли бы Антоша готом, когда вырос, если бы чаша терпения его родителей однажды не опрокинулась.
- Андрей! Андрюша! - Кричала мама из комнаты сына, зовя мужа за моральной подмогой. - Иди, глянь, что у сына в дневнике написали. Это ужас какой-то.
Папа вошел в комнату, заранее поеживаясь от предстоящей неприятной семейной сцены.
- Ну, что там?
Антоша стоял рядом и смотрел в пол. Мама протянула папе дневник.
- Полюбуйся.
- «Не выучил стихотворение». - Прочитал папа, и тут же обратился к сыну, - Как не выучил? Ты же учил. Я сам проверял.
- Ты дальше читай, - почти кричала мама.
- «Сказал, что влюблен и не в состоянии читать стих. Родители, примите меры».
Папа стоял огорошенный не меньше, чем мама. Наконец, он произнес:
- Все, Ромео. В субботу едем обратно в деревню, и ты показываешь нам свою Джульетту. А там… А там посмотрим по обстоятельствам. Может, женим тебя сразу. Ибо сил, сын, больше нет терпеть тебя таким.
В субботу молодое семейство Кольцовых ехало обратно к бабушке. Папа в нетерпении давил педаль газа в пол, а мама периодически одергивала его: «Андрюша, не гони так. Не гони, кому я сказала».
Уже на самом подъезде к деревне, проезжая мимо местной коннозаводческой фермы, Антоша вдруг заегозил на заднем сиденье, а потом и вовсе подскочил и заголосил:
- Вон она! Вон. Я ее вижу. Смотрите туда. - И стал тыкать пальцем в стекло, в сторону, где резвились окруженной деревянной оградой лошади.
- Там? - удивился папа, - А-ну, подъедем поближе.
Съехав на тропинку, ведущую к ограде, родители, наконец, смогли рассмотреть девушку, которая верхом на белой красивой молодой кобыле, прохаживалась рысью взад и вперед, что-то покрикивая на других лошадей.
Девушке на вид было лет двадцать пять не меньше.
Папа и мама молча переглянулись, и, кажется, подумали об одном и том же.
Мама решила принять на себя этот деликатный разговор.
- Антошенька, а ты уверен, что именно она - объект твоей любви.
Антоша опять обиделся и насупился.
- Конечно, уверен. Вы только посмотрите, как она… классная.
Папа решил прийти на помощь к маме.
- Сынок, я, как мужчина, заявляю тебе, что одобряю твой выбор, так как она и правда очень красивая. Мама, извини, но это так. Но, сынок, тебе не кажется, что она - как бы это сказать? - старовата для тебя? Тебе надо кого-то твоего возраста.
Антоша явно не понимал, о чем вообще говорят родители:
- Кто? Вы о ком?
- Ну, о девушке, конечно, - неуверенно сказал папа.
- Да при чем тут она? Я о лошади. Гляньте, какая она белая и быстрая.
- Так ты любишь лошадей? - начала о чем-то догадываться мама.
- Мне кажется, мы неправильно интерпретировали его понимание «любви» - тихо сказал папа.
- Это он сначала неправильно интерпретировал и нас запутал, - тихо ответила мама.
- Так вы купите мне такую? - обернул к родителям свое светящееся надеждой и радостное лицо Антоша. - Она же такая… Такая… Я влюблен.
Роль «плохого родителя» решил принять на себя папа:
- Сынок. Мы живем в квартире. Мы не можем держать у себя лошадь.
- У нас есть балкон, - привел свой веский довод Антон.
Папа решил доиграть свою незавидную роль до конца:
- Нет, сын. Это исключено. К тому же она много ест. Еще больше, чем я. Уж лучше бы ты и правда влюбился в какую-нибудь девочку.
Мир окончательно рухнул в глазах маленького мальчика. Комок подкатил к его горлу, слезы застлали глаза. С ненавистью посмотрев на родителей, он крикнул:
- Все девчонки - дуры. А вам… вам я больше ничего не скажу!