Бирма, она же Мьянма
Часть 4 МАНДАЛАЙ - ГОРОД ПЕРВОГО САЛЮТА!
Сменив романтику череды ночных грузовиков на романтику палатки в неизведанной перди, мы выспались и узрели очередное собрание обалдевшее от нашей невыразимой красы.
Бля... Во какая ниибическая хрень!!!
Нежные девицы отважно трудятся на строительстве дорог...
А вот и настоящий работяга! Говорила я вам, что бирманские мачо носят юбки, называемые лонджи. Барышни, впрочем, тоже лонджи носят, но цветами поярче, раскраской подиковинней и завязывают их по-иному.
Мы - красные кавалеристы!
На этом грузовике мы проехали чуть ли не пол пути до Мандалая.
Чем они здесь только не тешатся...
Помоложе - поскромней...
Эх... есть искушение написать что-нибудь уточное, например: старшая в роду бирманка каждые пол часа избиает ту, что помоложе... Но нет... Все прозаичней. Они стесняются фотиться и одна пряталась за другую, а та за это ей тюк с головы скинула.
Мы остановились на сиесту в небольшой придорожной кафешке. Дочки хозяев - просто само обаяние. Милые, добрые, живые, скромные, естественные, веселые.
Я не знаю, мне такие гораздо больше нравятся, чем нахальные эгоистичные назойливые и пробивные, какими часто бывают избалованные дети.
Неужели правда, наглые окажутся в итоге победителями, а приятные останутся в жопе? Как вы думаете, это закон жизни?
Дюша внезапно почувствовал шило внутри и мы отделились от ребят, оставшихся ждать драйверов. Мудрость вселенская на этот раз оказались при нас - договорились о встрече на вокзале Мандалая, поймали машину и вскоре были в небольшом городке, находящемся на развилке.
Обнаружили дешевый инет, а в нем монахов, смотрящих порнуху ;)
Товарищ, как я понимаю, предлагает купить найденный в мусоре волшебный источник звуков
Впервые встретила такую обалденную конопатую азиатку.
А, вот... Эта тема мне просто выносит мозг. Азиатские детские хуи вешаются на плакатах, как у нас котята. Девочковых гениталий в такой помпезной подаче я не встречала.
Нищий, грязный, но душевный и уютный маленький мирок семьи то и дело встречается ютящимся посреди тесных азиатских улиц. У каждой семьи свое маленькое дельце, приносящее, часто, копейки, но оно - центр ее жизни.
Зашли на затерянный рынок, здесь туристов не бывает. Автобусы, проносящиеся из Багана в Мандалай везут их мимо и эта жизнь остается неоткрытой, ненайденной.
Решили перекусить - собралась толпа бестолковых местных, помочь нам в выборе. Мы удрученно наблюдали, как грязными руками, после денег нам готовят еду. Я показала на какую-то хрень, спросила, что это. Подскочил парень, откусил ее и предлжил мне...
Довольно долго пытались выбраться из города, но нескончаемые потоки велосипедистов не давали нам стопить. Мы решили ехать за деньги, правда, договорились за сущие копейки с теми, кто и без нас ехал в Мандалай.
Вдруг встретили машину с друзьями. Они то обгоняли, то отставали. В какой-то момент остановились, а мы уехали в Мандалай.
Долго-долго ехали мы до Мандалая... Дорогами прямыми, машинкою быстрою, мимо городов-деревень, мимо озер-полей. Уж стемнело, а Мандалай, город сказочный все не кажется. Уж подумали мы, что люди недобрые и не в Мандалай нас везут, а в селения свои дальние, как вдруг вьехали во град мечты, понесла нас машинка по его длинным проспектам...
И тут я очнулась и увидела, что город этот злой. Долгие долгие проспекты, расчерченные кавадратами, никаких монастырей не видно. Все огромное и холодное. Что ж, высадили нас. Мы пошли искать друзей, а по-дороге заглянули в гест. Номер за пять баксов - отлично - мы сказали, что вернемся. Вокзал оставлял удручающее впечатление. Грязь, вонища, везде насцано, люди целыми семьями спят на перроне в грязище. Ребят так и не дождались к условленному времени, решили, что завтра встретимся. И отправились в гест. Никаких монастырей для вписки по близости не было. Город меня пугал и отталкивал. Я сразу почувствовала в нем дух той самой отвратительной дикой бесчеловечной стадии капитализма, которой он частенько начинает набирать обороты. Мне хотелось сразу уехать.
Пока мы шли, до нас доебался рикша. Мы не обращали на него внимания. Но когда мы вошли в гест - он ворвался и сказал, что этот гест для местных и нас не имеют права селить. Но он нас с удовольствием отвезет в правильный отель за 20 баксов. Говорил он это улыбаясь счастливо и во всю морду. По этой морде хотелось заехать. - Иди на хуй - много раз злобно повторяла ему я - Ес - отвечал он улыбаясь. Мы сказали, что отсюда не уйдем. Несчастный хозяин как-то выпроводил велосипедиста и принялся трусливо выпроваживать нас. Но мы ни в какую - говорим - селите - нам цена нравится. Препирались долго, обещая позвать полицию, говоря, что здесь что-то не чисто и крайними мы не будем. Наконец он позвал своего брата и тот нас отвез в более дорогой и отстойный отель и договорился за пять баксов сингл, что мы там будем вдвоем. Все были недовольны, кроме нас. Накинув на говнокровать говносетку от москитов с кучей дыр, мы уснули с чувством, что всех выебали и что этот город полон подлости. Мандалай.
Вот наше говноложе
Утром пошли на вокзал, забрать оттуда письмо, оставленное ребятам. Разочарование от Мандалая набирало обороты. Было полно нищеты, озлобленности, попрошайничества и наебиды. Это огромный город, где никто никому ничего не должен и все крутятся как могут. Город, лишенный человечности.
Много нищих детей, которые у нас ничего не просили, просто жили своей страшноватой жизнью.
Здесь часто попадаются люди, без стеснения ищущие друг у друга вши.
Немало семей живет просто на улице, завесившись какими-то тряпками.
Эти дети спят просто чуть в стороне от проезжей части
Я шла и меня слегка подташнивало. Было велико искушение просто сразу уехать из города, не смотря его. Но я решила дать ему шанс. Мы искали риса, чтоб дать этим детям, но как назло в продаже его не было. А другой едой накормить их - у нас бы не хватило денег.
Надо было идти смотреть холм и дворец. Кстати, пиздецовым этот город был издавна. Именно для строительства этого дворца правитель захоронил по углам заживо по 15 человек. И он же, чтоб задобрить богов, принес в жертву 100 мужчин, 100 женщин, 100 мальчиков, 100 девочек, 100 иностранцев и 100 солдат. Правда, слава богу, их вскоре захватили англичане и блаж этого провителя была приостановлена.
Мы не чувствовали в себе сильного влечения идти 4 км под палящим солнцем и договорились с рикшей. По дороге он попросил дать немного аванса - типа не завтракал - мы дали - он бухнул и дальше ехал горланил песни, как настоящий ямщик.
Лестница на холм оказалась не особо туристичной. Вообще, здесь, в Мандалае, не так много туристов.
По пути встретили такую странную игру - дети шептали друг другу что-то и водили друг друга за ухо...
Такие красивые бирманцы
Вот эти монахи показались одухотворенными, теплыми и мудрыми. Они нам подарили какие-то священные изображения. И смотели очень тепло. Удивляло, как в городе, где живут духовные существа, происходит такой пиздец...
Высокая лестница в небеса была тенистой и прохладной. Народу здесь попадалось мало, то и дело мы встречали храмы, сверкающиеся и переливающиеся стены которых украшали кусочки зеркал.
В одном из закутков обнаружили семью, главным счастьем которой, по видимому был этот мальчик, единственный сын, а его главным счастьем вот эта белка с безумно жалким хвостом.
И вот наконец, с холма, нашему взгляду предстала жемчужина Мандалая - Пагода с письменами и каментами к ней. Каждая отдельная белая поебень - камент.
А длинная деревянная колбаса - та лесинка, по которой мы поднимались.
Каменты жгут
Тут мы встетили двух нищих девочек, собирающих бутылки. Они молча смотрели на город и было чувство, что они просто впитывают жизнь.
Очень много на этой горе парочек. Больше мы ни где не видели, чтоб бирманцы показывали межполовую симпатию. Они стеснялись и здесь.
Эти две девочки в отличие от остальных не выпрашивали денег. Они вообще нас рассматривали не как ресурсы, а как интересную часть удивительного мира, как умеют рассматривать, наверно, только искренние дети. Так же они рассматривали храм, встретившийся на спуске. Будто они попали в сказочный дворец. Зеркала, они, наверно, могли встретить только здесь - заглядывают в них, как во что-то волшебное, молча, не переговариваясь. Наконец они могут видеть свои лица. Ходят, гладят сверкающие поверхности узоров, натирают их до блеска. А я любуюсь девочками.
Ходят рядом с нами и просто смотрят на нас, ничего не просят. Я бы с удовольствием дала бы денег, но боюсь их испортить. Думаю, есть ли у меня какие-нибудь детские вещицы с собой. Было три конфеты в кармане. Две отдаю им, одну себе. Они молча забирают и не попрошайничают, уходят так же взирая на окружающий мир, вперед.
А я все думаю, как же помочь и не испортить?
А вот и каменты. В них тоже прячутся парочки. Мы с маленькой девченкой увидели одну и малышка заговорщически и смущенно мне засмеялась. Здесь детки оказались врубные и с первого раза понимали жесты.
Тут в нашей жизни появился очень харизматичный персонаж. Ее зовет Черри. Учительница английского, уже не помню, но вроде именно отец у нее англичанин. Знаете, бывают такие бабушки, которые всем фору дадут, всех строят, все ими восхищются и уважают. Она, видимо, тусит в этих каментах и общается с интересными ей иностранцами. Напоила нас чаем и рассказала, что здесь можно жениться только с 25-ти, до этого считается - люди не готовы морально. Поэтому до этого возраста общаться с противоположным полом не стоит.
Мы были в восторге. Черри предложила провести нам экскурсию по старинным достопримечательностям, за вход в которые, как мы и знали, с нас по 10 баксов. За ее экскурсию с нас обед. А про вписку она обещала договориться с монастырем.
Мы спешили на встречу с ребятами, и встретили их по дороге. Пошли вместе пожирать мохингу - местный макаронный суп.
Квашонка рассказала, что она нашла перевод текста Киплинга и текст Роби Вильямса - "The road to mandalay"
МАНДАЛАЙ Киплинг (Перевод И. Грингольца)
Смотрит на море девчонка и скучает обо мне.
Голос бронзы колокольной кличет в пальмах то и знай:
"Ждем британского солдата, ждем солдата в Мандалай!
Ждем солдата в Мандалай,
Где суда стоят у свай,
Слышишь, шлепают колеса из Рангуна в Мандалай!
На дороге в Мандалай,
Где летучим рыбам рай
И зарю раскатом грома из-за моря шлет Китай!"
Супи-плат звать девчонку, имя царское у ней!
Помню желтую шапчонку, юбку, травки зеленей.
Черт-те что она курила - не прочухаться в дыму,
И, гляжу, целует ноги истукану своему!
В ноги падает дерьму,
Будда - прозвище ему.
Нужен ей поганый идол, как покрепче обниму
На дороге в Мандалай...
В час, когда садилось солнце и над рисом стлалась мгла,
Для меня бренчало банджо и звучало: "Кулло-ла!"
А бывало, что в обнимку шли мы с ней, щека к щеке,
Поглядеть на то, как хати лес сгружают на реке,
Как слоны бредут к реке
В липкой тине и песке,
Тишь такая - слово стынет у тебя на языке
На дороге в Мандалай...
Это было все да сплыло, вспоминай не вспоминай.
Севши в омнибус у Банка, не доедешь в Мандалай.
Да, недаром поговорка у сверхсрочников была:
"Тем, кто слышит зов Востока, мать-отчизна не мила".
Не отчизна им мила -
Пряный дух, как из котла,
Той земли, где плещут пальмы и звенят колокола
На дороге в Мандалай...
Я устал трепать подметки по булыжной мостовой,
А от лондонской погодки ломит кости не впервой.
Здесь прислуги целый ворох, пьешь-гуляешь без забот,
Дурь одна в их разговорах: кто любви-то ихней ждет?
Жидкий волос, едкий пот...
Нет, меня другая ждет,
Мой душистый, чистый цветик у бездонных, сонных вод
На дороге в Мандалай...
Там, к востоку от Суэца, злу с добром - цена одна,
Десять заповедей - сказки, и кто жаждет - пьет до дна,
Кличет голос колокольный, и привольно будет мне
Лишь у пагоды старинной, в полуденной стороне
На дороге в Мандалай,
Где суда стоят у свай,-
Мы кладем больных под тенты и идем на Мандалай
О, дорога в Мандалай,
Где летучим рыбам рай
И зарю раскатом грома из-за моря шлет Китай!
Оказалось - крушение мечты, красивые надежды и безотрадная реальность. Такая синхронность поразила. Для нас тоже Мандалай стал символом крушения иллюзий и надежд.
Мы с ребятами решили остаться, чтоб погулять с Черри по городам. Доехали до нее. А там оказалось, что монахам запретили нас вписывать. В Мандалае их держат в ежовых рукавицах и не дают бесконтрольно общаться с иностранцами. По нашему опыту, монахи - самая диссидетнская среда здесь.
Что ж, мы пошли ставить палатку, сказав Черри, что в отель. Уже обнаружили отличное место, как нас высветил фонарик мента. Естественно, он доебался. Мы ему сказали, что идем на басстейшн. А он спрашивал в какой отель. Много раз повторяли, он говорил - ес - и опять про отель. Квашонка спросила - должна ли я 10 раз повторить, чтоб до тебя дошло - и повторила десять раз. Он сказал - ес, а своему напарнику сообщил - басстейшн хотель.
Уроды тусили рядом, а мы не могли уйти, потому, что ждали Дюшу - он забыл зарядку в кафешке, где мы сидели с Черри, побежал туда и долго не возвращался. Я решила сбегать за ним.
Дюша сидел грустный. Кто-то не устоял перед чарами его зараядки. Это удивляло - не характерно для страны, где все боятся полицию и военных. Благостные служители кафешки дружили с Черри - она строила и их. С наивно распахнутыми, словно небеса, глазами все говорили, что зарядки никто не брал. Возмущение мутило рассудок - тварям же зарядка нахуй не нужна - у них нет таких дорогих фотоаппаратов. но красавцы все равно спиздили. Мы призвали в кафе наших уебков-полицейских. Тупления это не уничтожило, просто сделало его напряженным. Черри всячески извинялась, говорила, что такого раньше не было и что ей стыдно. Местные с пеной у рта доказывали свою девственную невинноть. Мы, наконец, им сказали, что если зарядка случайно найдется где-нибудь под деревом - мы не будем иметь претензий. И тут! о чудо! совершенно случайно обнаружилось, что якобы какой-то мальчик ее унес. По мальчику я бы этого не сказала, но ладно.
Заботливые менты утверждали, что нам нельзя идти пешком, типа опасно. Мы подарили им бесценную информацию, что на такси денег у нас нет. Черри пыталась метов спровоцировать довезти нас. Командовала ими, но те томно ленились. Нас бы устроило, если б просто отпустили, но отпускать эти мрази не хотели и подвозить тоже. Менты не знали, как отказать и наконец гениальную отмазу - сейчас займутся мальчиком, чтоб посадить его в тюрьму. Это было все так хитрожопо и убедительно! Их ум восхищал.
Мы ушли и скоро они съебались. Застопилась машина с монахами и те отвезли нас на выезд, сказав, что вписать не могут, потому, что запрещено.
Я все сильнее утверждалась в чувстве отвращения к этому городу.