О мобилизации и командирах. 15.04.
Илья Литсиос мрачно иронизирует:
Архистратиг Валериан: "В результате слаженных и профессиoнальных действий офицеров Имперского Штаба вo взаимодействии с органами власти провинций Империи на военную службу были призваны 300 тыс. квиритов, пребывавших в запасе."
Магистр Милитум Сергий: "Средний возраст мобилизованных квиритов составил 35 лет."
В Первую мировую войну в германской армии "в полевых частях в начале войны 26 лет являлись предельным возрастом, 54% составляли солдаты действительной службы, 46% запасные, ушедшие с действительной службы не более двух лет тому назад. В германских резервных частях предельный возраст был 30 лет (состав - 1% действительной службы, 44% резервистов, 55% ландверистов). Даже в ландверной пехоте предельный возраст был 36 лет (состав - 62% ландвера I призыва, 38% ландвера II призыва)."
И добавляет в комментах:
Ильдар, я ждал этого возражения. Корректно, потому что в Германии была полная мобилизация - в августе 1914 г. в дополнение к 850 тыс., служивших в мирное время, было мобилизовано почти 3 млн. солдат, а в РФ частичная - всего 300 тыс. человек, при этом население РФ примерно в два раза больше, чем в Германии в 1914 г. Простой подсчёт показывает, что если в последние десятилетия ежегодно на армейскую службу поступало около 250 тыс. человек, то имеющих военную подготовку людей в возрасте до 35 лет должно быть более 3 млн., не считая тех, кто не проходил срочную службу. Всего мужчин в возрасте от 20 до 35 лет в стране где-то 13,5 млн., в возрасте от 20 до 25 лет - 3,5 млн.
Просто тех, кто отвечал за мобилизацию, совершенно не интересовало качество людского материала, зато очень интересовали быстрота и лёгкость исполнения задания.
Также Литсиос вспоминает про мобилизацию перед вводом ограниченного контингента:
Мобилизация по-советски (все совпадения с мобилизацией по-российски случайны)
Обе выбранные для отправки в Афганистан мотострелковые дивизии - 108-я и 5-я гв. - не относились к категории А: например, в 108-й мсд в мирное время было всего около трёх тысяч человек и для приведения её в боевую готовность требовалось мобилизовать более 8,5 тыс. солдат из запаса (в 1979 г. дивизия мобилизовывалась неоднократно: весной мобилизованных отправили по домам через месяц, а в декабре они через пару недель после начала мобилизации уже входили в Афганистан). "Соединения и части 40-й армии были отмобилизованы за 10-12 дней до ввода, а формирование десантно-штурмовой бригады еще только завершалось. Единственным кадровым соединением в составе армии была 103-я вдд."
"В марте 1979-го мою дивизию начали разворачивать в соответствии с полным штатным расписанием.
Приехало много свежеиспечённых лейтенантов. Училище закончил, отпуск отгулял - и к нам, добро пожаловать в Кушку. Начали призывать “партизан” - солдат и сержантов запаса. Серьёзные мужики, средний возраст 30-40 лет. Этих гребли без разбора. Одно дело - зелёный срочник, которого ещё учить надо, другое - мужики уже отслужившие.
Слух о том, что военкоматы гребут всех подряд, быстро распространился по всей советской Туркмении. Мужики начали скрываться. Заместителем командира дивизии по технике тогда служил Александр Сатаров. Я его очень хорошо запомнил. Он всё время ходил с блокнотами, они торчали у него из всех карманов. Он записывал всё: кто какой приказ отдал, с какими проблемами столкнулись и так далее. В своих воспоминаниях “Мёртвая долина. Афганистан” он пишет: “По личному составу мы обобрали Марыйскую область. Обстановка по поставке людей и техники была напряженной - у нас сидели секретари райкомов и гнали к нам все. Даже останавливали поезда в Мары, ссаживали мужчин и отправляли к нам…”
Отловить партизан и доставить их в дивизию - это ещё полдела. Сатаров в своих воспоминаниях рассказывает: “В 371-ом мотострелковом полку мы проводили трёхмесячные курсы по подготовке механиков боевых машин пехоты из приписников (“партизан” - авт.) Подготовили 90 человек, угробили массу моторесурсов. Перед вводом войск к нам попало 11 человек, остальные разбежались в пески”.
Потом выяснится, что был ещё июньский спецпризыв срочников. Брали выпускников технических училищ и техникумов.
Не хватало не только людей, но и техники. Её нам гнали отовсюду: из групп советских войск в Чехословакии, ГДР, Польши, из Сибири и так далее. Грузовики, около двух тысяч, пригнали с казахской целины, из народного хозяйства. Как они до нас доехали - я не знаю. Машины были в ужасном состоянии, их долго ремонтировали."
"Резервисты, которые составляли основной костяк спешно создаваемой 40-й армии, по закону могли находиться "под ружьем" не более трёх месяцев. Среди них было много тучных и неповоротливых, далеко не молодых солдат : многим за сорок лет, а некоторым даже почти пятьдесят. Подавляющее их большинство мало что умело делать, они с неохотой подчинялись командам и только и думали, как бы побыстрее вернуться домой к семьям. Заниматься с резервистами было тяжелым испытанием для кадровых офицеров, привыкших к железной дисциплине и беспрекословному повиновению."
"В первые дни отмобилизования на качество укомплектования подразделений ни военкоматы, ни воинские части никакого внимания не обращали. Все были уверены, что идет обычная проверка, которая закончится, как только части доложат о завершении комплектования. В связи с этим военкоматы стремились быстрее отправить призывные ресурсы, а воинские части - побыстрее укомплектовать подразделения личным составом и доложить по инстанции.
При комплектовании войск остро ощущался недостаток многих специалистов: механиков-водителей танков и БМП, операторов ПТРК и РЛС, наводчиков орудий, артиллерийских вычислителей, радистов и др. Это в значительной мере объясняется тем, что многие военнообязанные среднеазиатских республик служили в строительных войсках.
Поступившие из запаса офицеры, подготовленные на военных кафедрах гражданских вузов, в подавляющем большинстве в армии никогда не служили и поэтому не имели практических навыков в работе по специальности и, тем более, с людьми. Многие из них плохо владели русским языком. Для всех военнообязанных была характерна крайне низкая физическая подготовка.
70% из общего числа призванных офицеров в армии не служили вообще (прошли подготовку на военных кафедрах вузов). Подавляющее большинство из них показали полную неподготовленность и неспособность командовать подчинёнными подразделениями или исполнять другие обязанности, положенные им по службе.
Нередко мотострелковые, артиллерийские, сапёрные взводы, где командирами были офицеры запаса, на маршах и в бою были практически неуправляемыми. Около 20% офицеров, призванных из запаса, которые готовились при частях из числа сержантов, также не имели практических командных навыков. Совершенно неудовлетворительную профессиональную подготовку показали офицеры запаса бронетанковой, автотракторной служб и службы тыла.
Большое количество военнообязанных не разыскали из-за нарушений паспортного режима при прописке, отсутствия информации о сносе домов, неразберихи в наименованиях улиц и т. п.
Со значительными, а порой и непредвиденными трудностями столкнулись военкоматы и воинские части при поставке и приёме техники из народного хозяйства. Руководители автобаз в массовом количестве поставляли не новые, приписанные к войскам, а старые, имевшие пробег более 500 тыс. км автомобили. Часть из них прибыла без запасных колёс, водительского инструмента, шанцевого инструмента и ремонтных комплектов. Многие автомобили были не оборудованы под перевозку личного состава.
Помимо этого, при снятии машин с длительного хранения оказалось большое количество неисправной и неукомплектованной положенным имуществом техники."
"Надо честно признать, что только что отмобилизованные части 108-й мсд внешне мало напоминали победоносную Советскую Армию. Это была явно не демонстрация советской военной мощи. Вид большинства призванных бойцов не вызывал к ним особого уважения. Мобилизованные отцы многодетных узбекских и таджикских семейств меньше всего походили на бравых солдат, прибывших оказать интернациональную помощь афганцам."
И про офицерский корпус тех времен:
О позднесоветском офицерстве
Начальник Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск генерал-полковник Меримский В.А. свидетельствует (на ритуальные дисклеймеры, что, мол, всё им сказанное это лишь "кто-то кое-где у нас порой, а в остальном, любезный мой читатель, всё хорошо, всё хорошо" можно не обращать внимания, так как товарищ генерал-полковник, якобы прозванный солдатами в Афгане "Седая смерть", описывает не непорядки в отдельно взятой дивизии, а системные явления, влияние которых мы имеем несчастье наблюдать во всех вооружённых конфликтах, случившихся с тех пор):
"Вообще, на первых порах, создавалось впечатление, что с переходом государственной границы часть офицеров оставила в Союзе все свои военные знания, требования боевых уставов и командирский опыт, а некоторые их поступки и поведение в бою вызывали удивление. Конечно, эта оценка не относится к подавляющему большинству офицерского корпуса.
Поэтому, в первых же боях, определённая часть офицеров чувствовала себя неуверенно. Попадая даже не в очень сложную обстановку они просили у старшего начальника помощи или откровенно спрашивали - что делать?
Такая нерешительность являлась результатом опекунства, которое получило широкое распространение в армии начиная с семидесятых годов. Старший начальник не учил своего подчиненного как ему поступать в той или иной ситуации, а считал, что это проще ему сделать самому. И делал. Подчинённый же как не мог решать те или иные вопросы, так и оставался неумелым.
Особенно пагубным было опекунство в ходе тактических учений.
Вот и сложился у офицеров определенный стиль мышления, рассчитанный на жизнь, если можно так выразиться, по облегчённому варианту. Конечно, это относится не ко всем, а к некоторой части офицеров.
Опекунство фактически устраняло подчинённых от принятия самостоятельных решений, выполнения своих обязанностей и т.п. Фактически, от подчинённых требовалось повторять чужие мысли.
Такая изоляция от ответственности, повседневных житейских и служебных обязанностей, лишала офицера обязательности, инициативы, решительности и стойкости."
Такие вот дела...