Жан Бодрийяр. ВОЙНЫ В ЗАЛИВЕ НЕ БЫЛО (Впервые на русском!) Ч.2 Идет ли война в заливе?
Свежий сборник Бодрийяра "Дух терроризма. Войны в заливе не было" тут.
Хороший вопрос! На основании доступных нам данных (картинки мало, а комментариев много) можно предположить, что мы имеем дело с широкомасштабной рекламной кампанией, напоминающей рекламу бренда (ГАРАП см. "Система вещей"), за которым скрывался продукт, о котором никто так и не узнал. Чистая реклама, которая имела огромный успех именно потому, что принадлежала к сфере чистой спекуляции.
Эта война также чисто спекулятивна, до такой степени, что мы не представляем себе уже самого реального события, которое могло бы иметь место или которое могло бы что-либо означать.
Рекламно-информационная, спекулятивная, виртуальная: эта война уже не соответствует известной формуле фон Клаузевица как "продолжение политики другими средствами", а скорее, обозначает отсутствие политики, продолжаемое другими средствами.
Медиа промотируют войну, война промотирует медиа, а реклама с переменным успехом конкурирует на экранах с войной, они чередуются в одном общем виртуальном образе. Реклама - самый живучий паразит всей нашей культуры. Она, без сомнения, переживет даже ядерную войну. Это наш Страшный Суд. Впрочем, есть у нее и подобие биологической функции: пожирая наше время (субстанцию), она позволяет нам усваивать то, что мы поглощаем; так же как паразитическое растение или кишечная флора, она превращает мир и насилие мира в удобоваримую субстанцию.
Так что же это: война или реклама?
Война, вместе со всеми своими бутафорскими солдатами и генералами, надутыми экспертами и телеведущими, бесконечно спекулирующими на ее тему целыми днями, словно вертится перед зеркалом: достаточно ли я хороша, достаточно ли исправна, достаточно ли эффектна, достаточно ли совершенна, чтобы выступить на арену истории? Конечно, эти беспокойные вопросы усиливают неопределенность относительно того, разразится ли она вообще. И эта неопределенность расползается по нашим экранам как настоящее нефтяное пятно, при этом образ слепой и беспомощной морской птицы на побережье Персидского залива становится символическим отражением того, чем являемся мы, глядя в наши экраны, стоя лицом к лицу с этим липким и непостижимым событием.
В отличие от предыдущих войн, которые имели определенные политические цели - завоевание или доминирование, тем, что поставлено на карту сейчас является сама война: ее статус, ее смысл, ее будущее. Она и не обязана иметь цели, кроме доказательства самого своего существования (этот кризис идентичности касается существования каждого из нас)
Третья мировая война не состоялась, но она уже позади, и мы оказались в своего рода утопическом пространстве после-войны-которой-не-было. В саспенсе, вызванном этим не-было, и разворачивается нынешний конфликт, и возникает вопрос: возможно ли войне вообще быть?
Пожалуй, это всего лишь тест, отчаянная попытка посмотреть, возможна ли все еще война.
Нулевая война: она напоминает те матчи чемпионата мира по футболу, которые заканчиваются серией пенальти (жалкое зрелище) из-за невозможности решить исход игры. Как будто игроки наказывают сами себя с помощью этих "штрафных" за то, что не в состоянии играть и выигрывать в условиях настоящей борьбы. Почему бы тогда не начать сразу с пенальти и обойтись без самой игры с ее бесплодным противостоянием. Так и с этой войной: она могла бы начаться сразу с конца и избавить нас от вынужденного зрелища нереальной войны, в которой ничего не достигает своей крайней точки, и которая, независимо от своего результата, оставит после себя лишь привкус неудобоваримого программирования [игра слов: отсылка к планированию операции и одновременно к телепрограмме], а весь мир оставит в раздражении как после неудачного полового акта.
В то время как критически мыслящий интеллектуал, как тип, находится в процессе исчезновения, свойственная ему фобия реального и действия, наоборот, как кажется, растекается по всей кровеносной и церебральной системе наших институций. В этом смысле весь мир находится в процессе интеллектуализации, включая военных. Посмотрите как они рассыпаются в объяснениях, превосходят сами себя в доказательствах, погружаются в технические детали (война потихоньку превращается в технологический маньеризм) или углубляются в деонтологию чистой войны, электронной, без сучка и задоринки: да это прямо эстеты, которые своими речами оттягивают конечный расчет до бесконечности, а разрешение вопроса до неразрешимости.
Их war-processors, их радары, их лазеры, их мониторы делают переход к войне одинаково лишним и невозможным, подобно тому, как использование word-processor делает лишним и невозможным переход к акту письма, потому что уже заранее лишает его какой-либо драматической неопределенности.
Генералы также изнуряют свой искусственный интеллект, упорно корректируя свои сценарии, шлифуя скрипты своей войны до такой степени, что время от времени просто теряют сам текст [сюжет] после обработки ошибок. Известный философский принцип эпохе стал универсальным - как на экранах, так и на полях сражений. Должны ли мы радоваться тому, что все эти техники war-processing привели к элизии продолжительности и насилия войны? Только в известной степени, поскольку задержка войны на неопределенный срок сама чревата губительными во всех отношениях последствиями.
...После пяти месяцев в виртуальной стадии, война сейчас входит в свою термальную стадию, согласно правилу, которое гласит что то, что никогда не начиналось, завершается так и не состоявшись [не имев места]. Полная недетерминированность этой войны проистекает из того, что она заблаговременно закончена и вместе с тем нескончаема. Виртуальное порождает виртуальное - избегая случайного [accident], которым могло бы стать лишь вмешательство в дело Другого. Но никто не хочет и слышать о Другом. В конечном счете, неразрешимость войны зиждиться на исчезновении различия (инаковости), элементарного антагонизма и чувства врага. Война превратилась в холостую машину [см. Дюшан, Делез].
Американцы, из-за своего рода эгоцентрического великодушия или глупости, могут вести борьбу с противником, лишь представив его себе по своему образу и подобию. Они одновременно и миссионеры и новообращенные в свой собственный образ жизни [way of life], который они триумфально проецируют на мир. Они не в состоянии представить себе Другого и, следовательно, вести войну с ним персонально. То, с чем они воюют - это инаковость (отличие) другого, а то, к чему они стремятся - редукция инаковости, обращение в свою веру, а в противном случае, если редукция окажется невозможна - уничтожение (как в случае с индейцами). Они не могут представить себе, что обращение и покаяние с их собственного благоволения не может найти отклик в другом. И они буквально в шоке оттого, что Саддам насмехается над ними и отказывается подчиняться их аргументам. Возможно, из-за этого, в конечном итоге, его и решили уничтожить.
…Два ярких образа, две, или может три сцены, которые относятся к безобразным формам или облачениям, соответствующим маскараду этой войны: журналисты CNN в газовых масках в своей иерусалимской студии; накаченные наркотиками и избитые пленные, кающиеся на экранах иракского телевидения; и, возможно еще, перепачканная нефтью морская птица, вглядывающаяся своими слепыми глазами в небо Залива. Информационный маскарад: искаженные лица, предающийся проституированию образ, образ непостижимой беспомощности. Нет образа поля боя, но есть образы [газовых] масок, слепых и униженных ликов, образы искажения. Там идет не война, а обезображивание мира.
Так же как психическое или экран [ширма] психики превращает все болезни в симптомы (уже не осталось органических заболеваний, причины которых не пытались бы найти где-то в другом месте, в интерпретации расстройства на другом уровне: все симптомы проходят через своего рода черный ящик, где психические образы перемешиваются и инвертируются, болезнь становится обратимой, неуловимой, неподвластной никакому реалистическому медицинскому воздействию), так и война, превратившись в информацию, перестает быть реальной войной и становится войной виртуальной, в некотором роде симптоматической. И так же, как и все, что относится к сфере психики, становится предметом бесконечных спекуляций, так все, что преобразуется в информацию, становится предметом спекуляций, которым нет конца, и приводит к полной неопределенности. Нам остается, следовательно, лишь читать на наших телеэкранах либо симптоматику эффектов войны, либо эффектов дискурса о войне, или полностью спекулятивных стратегических оценок, которые аналогичны оценкам в области исследования общественного мнения. Так, на протяжении всего одной недели оценка уничтоженного иракского военного потенциала выросла с 20% до 50%, чтобы потом упасть к 30%. Эта цифра варьируется так же, как котировки акций на фондовом рынке. "Сухопутное наступление можно ожидать сегодня, завтра, через несколько часов, в любом случае на этой неделе... Погодные условия идеальны для боевых действий", и т.д. Кому верить? Там нечему верить. Мы должны научиться читать симптомы как симптомы, а телевидение как истерический симптом войны, которая не имеет никакой критической массы.
Информация подобна несамонаводящейся [игра слов, второе значение - дурной] ракете, которая никогда не находит свою цель (и, к сожалению, даже свою противоракету!), следовательно, взрывается где угодно или теряется где-то в космосе на неизвестной орбите, по которой вечно вращается как космический мусор. Информация всегда является всего лишь блуждающей ракетой с непредсказуемым пунктом назначения, которая, хоть и стремится к своей цели, но всегда попадает в случайную ложную цель [обманку] - она сама и есть обманка, которая на самом деле распространяется [разлетается] повсюду, но, в основном, с нулевым результатом. Утопичность целевой рекламы [распространения] или целевой информации напоминает ракеты-мишени [игра слов: целевые ракеты]: никто не знает, куда она попадет, и ее целевым предназначением, по-видимому, является не попадание, но, так же как в случае с ракетой, сам запуск. По существу, единственным впечатляющим образом ракет, снарядов, космических аппаратов является вид их запуска.
Факт в том, что производство ложных целей [обманок] стало значимой отраслью военной промышленности, также как производство плацебо стало значимой отраслью фармацевтической промышленности, а фальшивки процветают в арт-индустрии - не говоря уже о том, что информация стала приоритетной отраслью индустрии как таковая - все это признак того, что мы вступили в мир обмана, где вся культура усердно трудится над своей подделкой. Это также означает, что этот мир больше не питает никаких иллюзий о себе.
А началось все с лейтмотива точности, хирургической, математической, пунктуальной эффективности, что является еще одним способом не признавать противника как такового, так же как лоботомия является способом не признавать безумия как таковое. А впрочем, всякая техническая виртуозность заканчивается самой нелепой неопределенностью. Изоляция противника всеми способами электронной интерференции создает своего рода баррикаду, за которой он становится невидимым. Он превращается в "stealthy" и его способность к сопротивлению становится неопределимой. Уничтожая его дистанционно, в этой транспарентности, в конечном итоге, становится невозможно различить, мертв он, или жив.
Концепция чистой войны, как и чистой бомбы или же самонаводящаяся [умной] ракеты, равно как и сама эта война, задуманная как технологическая экстраполяция разума, - все это верный признак безумия, вроде тех стеклянных колпаков или мыльных пузырей на головах некоторых персонажей Босха, которые обозначают их слабоумие. Эта война, подобно Белоснежке [спящей красавице], заключена в стеклянный гроб, откуда выкачан весь плотский тлен и вся военная страсть. Чистая война, которая заканчивается грязным нефтяным пятном.
Французы предоставили самолеты и АЭС, русские - бронетехнику, англичане - подземные бункеры и взлётно-посадочные полосы, немцы - горючее [gas], голландцы - противогазы, а вот итальянцы - эквиваленты всего вышеуказанного, но в виде ложных целей [обманок]: бутафории танков и бункеров, надувные бомбардировщики, оборудование для имитации теплового излучения ракет и т.д. Ввиду такого количества чудесных вещей, совсем недалеко до еще более дьявольской фантасмагории: почему бы не дать фальшивые противогазы палестинцам? Почему бы не захватить заложников на каком-то ложноцелевом стратегическом объекте, бутафорском химическом заводе, например?
…Маленькая сказочка про ООН: ООН проснулась (или была разбужена) в своем стеклянном гробу (здание в Нью-Йорке). Когда гроб упал и разбился вдребезги (одновременно с Восточным блоком), кусок яблока выскочил из ее горла, и она ожила [расцвела] словно свежая роза только для того, чтобы немедленно встретить ожидающего ее прекрасного принца - Войну в Заливе - вырвавшегося из цепких объятий холодной войны, также свежего после длительного периода плача об умершем [траура]. Без сомнения, вместе они произведут на свет Новый Мировой Порядок, если, конечно, как у двух кощеев бессмертных, у них не закончится все вампирскими объятиями.
Продолжение следует…
Напоминаем, что наконец-то вышло официальное издание "Симулякров и симуляции". Требуйте в магазинах Москвы и других крупных городов России и ближнего зарубежья.
Все подробности, а также список онлайн и офлайн магазинов с прямой ссылкой на издание тут.
Хороший вопрос! На основании доступных нам данных (картинки мало, а комментариев много) можно предположить, что мы имеем дело с широкомасштабной рекламной кампанией, напоминающей рекламу бренда (ГАРАП см. "Система вещей"), за которым скрывался продукт, о котором никто так и не узнал. Чистая реклама, которая имела огромный успех именно потому, что принадлежала к сфере чистой спекуляции.
Эта война также чисто спекулятивна, до такой степени, что мы не представляем себе уже самого реального события, которое могло бы иметь место или которое могло бы что-либо означать.
Рекламно-информационная, спекулятивная, виртуальная: эта война уже не соответствует известной формуле фон Клаузевица как "продолжение политики другими средствами", а скорее, обозначает отсутствие политики, продолжаемое другими средствами.
Медиа промотируют войну, война промотирует медиа, а реклама с переменным успехом конкурирует на экранах с войной, они чередуются в одном общем виртуальном образе. Реклама - самый живучий паразит всей нашей культуры. Она, без сомнения, переживет даже ядерную войну. Это наш Страшный Суд. Впрочем, есть у нее и подобие биологической функции: пожирая наше время (субстанцию), она позволяет нам усваивать то, что мы поглощаем; так же как паразитическое растение или кишечная флора, она превращает мир и насилие мира в удобоваримую субстанцию.
Так что же это: война или реклама?
Война, вместе со всеми своими бутафорскими солдатами и генералами, надутыми экспертами и телеведущими, бесконечно спекулирующими на ее тему целыми днями, словно вертится перед зеркалом: достаточно ли я хороша, достаточно ли исправна, достаточно ли эффектна, достаточно ли совершенна, чтобы выступить на арену истории? Конечно, эти беспокойные вопросы усиливают неопределенность относительно того, разразится ли она вообще. И эта неопределенность расползается по нашим экранам как настоящее нефтяное пятно, при этом образ слепой и беспомощной морской птицы на побережье Персидского залива становится символическим отражением того, чем являемся мы, глядя в наши экраны, стоя лицом к лицу с этим липким и непостижимым событием.
В отличие от предыдущих войн, которые имели определенные политические цели - завоевание или доминирование, тем, что поставлено на карту сейчас является сама война: ее статус, ее смысл, ее будущее. Она и не обязана иметь цели, кроме доказательства самого своего существования (этот кризис идентичности касается существования каждого из нас)
Третья мировая война не состоялась, но она уже позади, и мы оказались в своего рода утопическом пространстве после-войны-которой-не-было. В саспенсе, вызванном этим не-было, и разворачивается нынешний конфликт, и возникает вопрос: возможно ли войне вообще быть?
Пожалуй, это всего лишь тест, отчаянная попытка посмотреть, возможна ли все еще война.
Нулевая война: она напоминает те матчи чемпионата мира по футболу, которые заканчиваются серией пенальти (жалкое зрелище) из-за невозможности решить исход игры. Как будто игроки наказывают сами себя с помощью этих "штрафных" за то, что не в состоянии играть и выигрывать в условиях настоящей борьбы. Почему бы тогда не начать сразу с пенальти и обойтись без самой игры с ее бесплодным противостоянием. Так и с этой войной: она могла бы начаться сразу с конца и избавить нас от вынужденного зрелища нереальной войны, в которой ничего не достигает своей крайней точки, и которая, независимо от своего результата, оставит после себя лишь привкус неудобоваримого программирования [игра слов: отсылка к планированию операции и одновременно к телепрограмме], а весь мир оставит в раздражении как после неудачного полового акта.
В то время как критически мыслящий интеллектуал, как тип, находится в процессе исчезновения, свойственная ему фобия реального и действия, наоборот, как кажется, растекается по всей кровеносной и церебральной системе наших институций. В этом смысле весь мир находится в процессе интеллектуализации, включая военных. Посмотрите как они рассыпаются в объяснениях, превосходят сами себя в доказательствах, погружаются в технические детали (война потихоньку превращается в технологический маньеризм) или углубляются в деонтологию чистой войны, электронной, без сучка и задоринки: да это прямо эстеты, которые своими речами оттягивают конечный расчет до бесконечности, а разрешение вопроса до неразрешимости.
Их war-processors, их радары, их лазеры, их мониторы делают переход к войне одинаково лишним и невозможным, подобно тому, как использование word-processor делает лишним и невозможным переход к акту письма, потому что уже заранее лишает его какой-либо драматической неопределенности.
Генералы также изнуряют свой искусственный интеллект, упорно корректируя свои сценарии, шлифуя скрипты своей войны до такой степени, что время от времени просто теряют сам текст [сюжет] после обработки ошибок. Известный философский принцип эпохе стал универсальным - как на экранах, так и на полях сражений. Должны ли мы радоваться тому, что все эти техники war-processing привели к элизии продолжительности и насилия войны? Только в известной степени, поскольку задержка войны на неопределенный срок сама чревата губительными во всех отношениях последствиями.
...После пяти месяцев в виртуальной стадии, война сейчас входит в свою термальную стадию, согласно правилу, которое гласит что то, что никогда не начиналось, завершается так и не состоявшись [не имев места]. Полная недетерминированность этой войны проистекает из того, что она заблаговременно закончена и вместе с тем нескончаема. Виртуальное порождает виртуальное - избегая случайного [accident], которым могло бы стать лишь вмешательство в дело Другого. Но никто не хочет и слышать о Другом. В конечном счете, неразрешимость войны зиждиться на исчезновении различия (инаковости), элементарного антагонизма и чувства врага. Война превратилась в холостую машину [см. Дюшан, Делез].
Американцы, из-за своего рода эгоцентрического великодушия или глупости, могут вести борьбу с противником, лишь представив его себе по своему образу и подобию. Они одновременно и миссионеры и новообращенные в свой собственный образ жизни [way of life], который они триумфально проецируют на мир. Они не в состоянии представить себе Другого и, следовательно, вести войну с ним персонально. То, с чем они воюют - это инаковость (отличие) другого, а то, к чему они стремятся - редукция инаковости, обращение в свою веру, а в противном случае, если редукция окажется невозможна - уничтожение (как в случае с индейцами). Они не могут представить себе, что обращение и покаяние с их собственного благоволения не может найти отклик в другом. И они буквально в шоке оттого, что Саддам насмехается над ними и отказывается подчиняться их аргументам. Возможно, из-за этого, в конечном итоге, его и решили уничтожить.
…Два ярких образа, две, или может три сцены, которые относятся к безобразным формам или облачениям, соответствующим маскараду этой войны: журналисты CNN в газовых масках в своей иерусалимской студии; накаченные наркотиками и избитые пленные, кающиеся на экранах иракского телевидения; и, возможно еще, перепачканная нефтью морская птица, вглядывающаяся своими слепыми глазами в небо Залива. Информационный маскарад: искаженные лица, предающийся проституированию образ, образ непостижимой беспомощности. Нет образа поля боя, но есть образы [газовых] масок, слепых и униженных ликов, образы искажения. Там идет не война, а обезображивание мира.
Так же как психическое или экран [ширма] психики превращает все болезни в симптомы (уже не осталось органических заболеваний, причины которых не пытались бы найти где-то в другом месте, в интерпретации расстройства на другом уровне: все симптомы проходят через своего рода черный ящик, где психические образы перемешиваются и инвертируются, болезнь становится обратимой, неуловимой, неподвластной никакому реалистическому медицинскому воздействию), так и война, превратившись в информацию, перестает быть реальной войной и становится войной виртуальной, в некотором роде симптоматической. И так же, как и все, что относится к сфере психики, становится предметом бесконечных спекуляций, так все, что преобразуется в информацию, становится предметом спекуляций, которым нет конца, и приводит к полной неопределенности. Нам остается, следовательно, лишь читать на наших телеэкранах либо симптоматику эффектов войны, либо эффектов дискурса о войне, или полностью спекулятивных стратегических оценок, которые аналогичны оценкам в области исследования общественного мнения. Так, на протяжении всего одной недели оценка уничтоженного иракского военного потенциала выросла с 20% до 50%, чтобы потом упасть к 30%. Эта цифра варьируется так же, как котировки акций на фондовом рынке. "Сухопутное наступление можно ожидать сегодня, завтра, через несколько часов, в любом случае на этой неделе... Погодные условия идеальны для боевых действий", и т.д. Кому верить? Там нечему верить. Мы должны научиться читать симптомы как симптомы, а телевидение как истерический симптом войны, которая не имеет никакой критической массы.
Информация подобна несамонаводящейся [игра слов, второе значение - дурной] ракете, которая никогда не находит свою цель (и, к сожалению, даже свою противоракету!), следовательно, взрывается где угодно или теряется где-то в космосе на неизвестной орбите, по которой вечно вращается как космический мусор. Информация всегда является всего лишь блуждающей ракетой с непредсказуемым пунктом назначения, которая, хоть и стремится к своей цели, но всегда попадает в случайную ложную цель [обманку] - она сама и есть обманка, которая на самом деле распространяется [разлетается] повсюду, но, в основном, с нулевым результатом. Утопичность целевой рекламы [распространения] или целевой информации напоминает ракеты-мишени [игра слов: целевые ракеты]: никто не знает, куда она попадет, и ее целевым предназначением, по-видимому, является не попадание, но, так же как в случае с ракетой, сам запуск. По существу, единственным впечатляющим образом ракет, снарядов, космических аппаратов является вид их запуска.
Факт в том, что производство ложных целей [обманок] стало значимой отраслью военной промышленности, также как производство плацебо стало значимой отраслью фармацевтической промышленности, а фальшивки процветают в арт-индустрии - не говоря уже о том, что информация стала приоритетной отраслью индустрии как таковая - все это признак того, что мы вступили в мир обмана, где вся культура усердно трудится над своей подделкой. Это также означает, что этот мир больше не питает никаких иллюзий о себе.
А началось все с лейтмотива точности, хирургической, математической, пунктуальной эффективности, что является еще одним способом не признавать противника как такового, так же как лоботомия является способом не признавать безумия как таковое. А впрочем, всякая техническая виртуозность заканчивается самой нелепой неопределенностью. Изоляция противника всеми способами электронной интерференции создает своего рода баррикаду, за которой он становится невидимым. Он превращается в "stealthy" и его способность к сопротивлению становится неопределимой. Уничтожая его дистанционно, в этой транспарентности, в конечном итоге, становится невозможно различить, мертв он, или жив.
Концепция чистой войны, как и чистой бомбы или же самонаводящаяся [умной] ракеты, равно как и сама эта война, задуманная как технологическая экстраполяция разума, - все это верный признак безумия, вроде тех стеклянных колпаков или мыльных пузырей на головах некоторых персонажей Босха, которые обозначают их слабоумие. Эта война, подобно Белоснежке [спящей красавице], заключена в стеклянный гроб, откуда выкачан весь плотский тлен и вся военная страсть. Чистая война, которая заканчивается грязным нефтяным пятном.
Французы предоставили самолеты и АЭС, русские - бронетехнику, англичане - подземные бункеры и взлётно-посадочные полосы, немцы - горючее [gas], голландцы - противогазы, а вот итальянцы - эквиваленты всего вышеуказанного, но в виде ложных целей [обманок]: бутафории танков и бункеров, надувные бомбардировщики, оборудование для имитации теплового излучения ракет и т.д. Ввиду такого количества чудесных вещей, совсем недалеко до еще более дьявольской фантасмагории: почему бы не дать фальшивые противогазы палестинцам? Почему бы не захватить заложников на каком-то ложноцелевом стратегическом объекте, бутафорском химическом заводе, например?
…Маленькая сказочка про ООН: ООН проснулась (или была разбужена) в своем стеклянном гробу (здание в Нью-Йорке). Когда гроб упал и разбился вдребезги (одновременно с Восточным блоком), кусок яблока выскочил из ее горла, и она ожила [расцвела] словно свежая роза только для того, чтобы немедленно встретить ожидающего ее прекрасного принца - Войну в Заливе - вырвавшегося из цепких объятий холодной войны, также свежего после длительного периода плача об умершем [траура]. Без сомнения, вместе они произведут на свет Новый Мировой Порядок, если, конечно, как у двух кощеев бессмертных, у них не закончится все вампирскими объятиями.
Продолжение следует…
Напоминаем, что наконец-то вышло официальное издание "Симулякров и симуляции". Требуйте в магазинах Москвы и других крупных городов России и ближнего зарубежья.
Все подробности, а также список онлайн и офлайн магазинов с прямой ссылкой на издание тут.