"Человек отправился познавать иные миры, иные цивилизации, не познав до конца собственных тайников, закоулков, колодцев, забаррикадированных темных дверей".
Лем-сатирик великолепен! Вспомните хотя бы из "Ийона" - Потом мы выплыли на широкий проспект, декорированный превосходными портретами рыб и разноцветными лозунгами: "Да здравствует водянистая свобода!", "Плавником к плавнику, водяной, одолеем сушу!" - и другими, кои я не успел прочитать. Наконец лодка причалила к гигантскому небоскребу. Фронтон его украшали гирлянды, а над входом виднелась изумрудная табличка: "Свободная Водная Рыбиция". В лифте, который походил на небольшой аквариум, мы поднялись на шестнадцатый этаж. Меня ввели в кабинет, вода в котором поднималась выше уровня письменного стола, и приказали ждать. Кабинет был весь обит восхитительной изумрудной чешуей. Я оттачивал про себя ответы на вопросы, откуда я тут взялся и куда намереваюсь следовать далее, а меж тем никто меня об этом не спрашивал. Следователь, небольшого роста рыбит, вошел в кабинет, смерил меня строгим взглядом, после чего, поднявшись на цыпочки так, чтобы рот его оказался над водой, спросил: - Когда ты начал свою преступную деятельность? Много ли получал ты за нее? Кто твои сообщники? Я возразил, что доподлинно никакой я не шпион; разъяснил также обстоятельства, приведшие меня на планету. Когда же я заявил, что на Пинте очутился ненароком, следователь разразился смехом и сказал, что мне лучше бы придумать что-нибудь поумнее. Затем он погрузился в изучение протоколов, поминутно бросая мне всякого рода вопросы. Давалось ему это непросто, ибо всякий раз приходилось вставать, дабы глотнуть воздуху, а как-то, забывшись, он захлебнулся и долго кашлял. Потом я подметил, что с пинтийцами такое случается довольно часто. Рыбит мягко внушал мне, чтобы я во всем сознался, а поскольку в ответ я продолжал твердить о своей невиновности, он в конце концов вскочил и, указывая на банку шпрот, спросил: - А это что значит? - Ничего, - ответил я в изумлении. - Посмотрим. Увести провокатора! - закричал он. На этом допрос был окончен.
Вот уж нет. Очень трезво смотрел на "социалистический опыт", примыкал к диссидентам. А "своим" был для тех толп советской интеллигенции, которые считали Лема своим кумиром, был им признателен
Вспомните хотя бы из "Ийона" -
Потом мы выплыли на широкий проспект, декорированный превосходными
портретами рыб и разноцветными лозунгами: "Да здравствует водянистая
свобода!", "Плавником к плавнику, водяной, одолеем сушу!" - и другими,
кои я не успел прочитать. Наконец лодка причалила к гигантскому
небоскребу. Фронтон его украшали гирлянды, а над входом виднелась
изумрудная табличка: "Свободная Водная Рыбиция". В лифте, который походил
на небольшой аквариум, мы поднялись на шестнадцатый этаж. Меня ввели в
кабинет, вода в котором поднималась выше уровня письменного стола, и
приказали ждать. Кабинет был весь обит восхитительной изумрудной чешуей.
Я оттачивал про себя ответы на вопросы, откуда я тут взялся и куда
намереваюсь следовать далее, а меж тем никто меня об этом не спрашивал.
Следователь, небольшого роста рыбит, вошел в кабинет, смерил меня строгим
взглядом, после чего, поднявшись на цыпочки так, чтобы рот его оказался
над водой, спросил:
- Когда ты начал свою преступную деятельность? Много ли получал ты
за нее? Кто твои сообщники?
Я возразил, что доподлинно никакой я не шпион; разъяснил также
обстоятельства, приведшие меня на планету. Когда же я заявил, что на
Пинте очутился ненароком, следователь разразился смехом и сказал, что мне
лучше бы придумать что-нибудь поумнее. Затем он погрузился в изучение
протоколов, поминутно бросая мне всякого рода вопросы. Давалось ему это
непросто, ибо всякий раз приходилось вставать, дабы глотнуть воздуху, а
как-то, забывшись, он захлебнулся и долго кашлял. Потом я подметил, что с
пинтийцами такое случается довольно часто.
Рыбит мягко внушал мне, чтобы я во всем сознался, а поскольку в
ответ я продолжал твердить о своей невиновности, он в конце концов
вскочил и, указывая на банку шпрот, спросил:
- А это что значит?
- Ничего, - ответил я в изумлении.
- Посмотрим. Увести провокатора! - закричал он.
На этом допрос был окончен.
Reply
Reply
Reply
Reply
Очень трезво смотрел на "социалистический опыт", примыкал к диссидентам.
А "своим" был для тех толп советской интеллигенции, которые считали Лема своим кумиром, был им признателен
Reply
Leave a comment