К столетию Станислава ЛЕМА

Sep 13, 2021 21:44

"Человек отправился познавать иные миры, иные цивилизации, не познав до конца собственных тайников, закоулков, колодцев, забаррикадированных темных дверей".



12 (13) сентября 1921 года в Лемберге родился Станислав ЛЕМ, выдающийся мыслитель, футуролог, писатель-фантаст, литературный критик, сатирик..



Дмитрий Быков о Станиславе Леме.

Лем - писатель XXI века, в расчёте на который он и работал. Но корни его, безусловно, в XX веке. Главное в Леме - это то, что он появился как результат Второй мировой войны. И не только как результат пережитой им личной катастрофы, когда мальчик из любящей и весьма состоятельной семьи пережил спасение по поддельным документам, гибель почти всех родственников, ужас фактически уничтоженной Польши, пережил всё это во Львове. Строго говоря, во Львове прошло его безоблачное детство. А что потом произошло со Львовом впоследствии, вы знаете: Львов оказался советским. Но в это время Лема там уже не было. И большая часть его дальнейшей жизни прошла в Кракове.

Лем оставил замечательные воспоминания о своём львовском счастье. Когда началась война, ему было 18 лет, и он успел сформироваться как книжник с необычайно высоким IQ. Он никогда не избавился от шока, который ему случилось пережить во время Второй мировой. И все его попытки написать новую литературу, другую литературу, написать другое, альтернативное человечество, выдумать другую форму эволюции, как в «Формуле Лимфатера», конечно, с негодными средствами, - всё это попытки убежать от той истории, которая есть.

Он вспоминал в своей немецкой автобиографии «Моя жизнь» о своём детстве и говорил, что уже тогда он выдумал всю философию «Высокого замка», игру в «Высокий замок», игру в другую жизнь, в другую документацию, в другую антропологию - выдумал себя другого. Это была такая форма защиты. Но, безусловно, верно и то, что вся его последующая жизнь была попыткой отказаться от человеческого. Действительно, Лем - писатель зачеловеческий.

Главная интенция Лема - это тоска и неустроенность; очень неспокойный, очень неприятный, очень неправильный мир. И не понятно, можно ли его спасти. Скорее всего, нельзя. Надо придумать ему альтернативу. Отсюда - постоянное желание нащупать какой-то внеморальный, внечеловеческий костяк мира. Отсюда - уверенность в непознаваемости мира и в невозможность контакта, которая, вероятно, ярче всего выражена в «Фиаско». Я бы сказал, что итоговый, последний роман Лема не просто так называется «Фиаско».
Это та оценка, которую он выставил человечеству в целом.

У него есть прохладный академический юмор: «Звёздные дневники», «Сказки роботов», «Кибериада». Ведь это он придумал альтруизин, это замечательное вещество, которое позволяет окружающим испытать те же чувства, в том числе и физические, которые сейчас ощущают люди рядом с ними (и поэтому огромная толпа собирается возле дома новобрачных в первую брачную ночь). Вообще Лем выдумывает всегда такие довольно забавные пародии на христианскую мораль. Альтруизин: невозможно иначе заставить человека понять другого, кроме как заставив его физиологически пережить то же, что это другой переживает.

Но даже юмор Лема - это, в общем, юмор отчаяния. По большому счёту всё, что он написал - это разные попытки придумать что-то вне человека, как раз как-то выйти за человека. И может быть, именно поэтому одной из самых отчаянных попыток была идея бетризации, которая так вдохновляет человечество в «Возвращении со звёзд». Помните, вернулся нормальный человек, а человечество живёт тихо, мирно, все добрые, потому что всем им сделана бетризация - подавления всех элементов агрессии. И всё, на этом закончилось развитие. И в результате, когда герой встречает женщину, которая ему нравилось, она не одна, но её спутник даже не может её защитить. У него даже не возникает собственнического инстинкта. Ну, увели - и ладно. Забрали - и пожалуйста. К тому же этот всё равно здоровее.

Вот то, что будет с человечеством без агрессии, Лем понимал прекрасно. У него, кроме того, была замечательная пародийная антиутопия «Мир на Земле» - о том, как всё оружие выделилось на Луну и там продолжало между собой воевать. И оно породило эту смертельную убийственную пыль, которая, попав на Землю, опять продолжала воевать, потому что человечество не может выделить из себя своё зло. Такая тоже вечная фантазия на тему доктора Джекила и мистера Хайда.



Главное для Лема - это страшный, непознаваемый мир, окружающий нас, и иллюзорность наших попыток, этических попыток прежде всего, иллюзорность навязать миру тот или иной закон: христианский, этический, эстетический, какой угодно. Мир не принимает человека, мир отторгает его на всех этапах.

Более того, «Маска» - по-моему, самое удачное из малой прозы Лема - замечательно ставит вопрос о том, может ли программа сама перепрограммировать себя. И получается, что не может. Человек не может стать результатом собственного воздействия, потому что, даже если он попытается убежать от предназначения, это предназначение всегда его настигнет. Лем неоднократно признавался, что больше всего в жизни его занимает соотношение случайности и закономерности. И, в общем, он приходит к выводу (нигде внятно не прописанному, но чувствуется, слышится у него этот вывод), что всё-таки закономерность сильнее, что всё-таки мир организован по неким законам. Другое дело, что эти законы принципиально человеком не познаваемы, потому что - вот здесь внимание! - эти законы принципиально бесчеловечны. Что же делает человек в мире, по концепции Лема?
Он строит для себя такую спасительную камеру - отчасти тюремную, отчасти космическую, исследовательскую, - которая называется «культурой».

Вот культура - это попытка продышать какую-то лакуну, какой-то тёплый воздушный пузырь в этом тотально ледяном и тотально нерациональном мире.
Человек вообще в принципе, по Лему, алогичен.

И Лем допускает, что в момент смерти мы всё поймём, мы увидим наконец себя со стороны, вне плена наших предрассудков, но поделиться этим ни с кем уже не успеем.

«Расследование» представляется мне очень глубоким и умным, потому что это первый роман Лема, где доказана, где выведена в центр повествования принципиальная непознаваемость мира. Лем был уверен в том, что литература будет существовать не всегда. Он был уверен в том, что искусство конечно. Поэтому он и сам всё больше отходил от искусства (которое, кстати, удавалось ему блестяще) и всё больше переходил к публицистике.

«Сумма технологий» очень точно предсказала одну вещь - то, что человек развивается в сторону сращения с машиной. Машина эволюционирует, как мы знаем из «Мира на Земле», да и вообще из прочих его текстов. Они эволюционируют в сторону миниатюризации, а человек эволюционирует ко всё большему с ними сращению. Конечно, будет механическая или направленная, или автоэволюция. Это замечательная лемовская идея.

Вообще Лем, конечно, очень укоренён… И само название «Сумма технологий» - понятно, что оно восходит к Фоме Аквинскому и к «Сумме теологии». Лем восходит к той религиозной католической прозе, к тем латинским трактатам, в которых пытаются заняться рациональным богопознанием, познать Бога. Лем так же упорно, так же рационально доказывает непознаваемость Бога, его отсутствие. Или точнее: «Это ведь для нас всё равно - есть он или нет. Это неважно, потому что мы всё равно не можем его познать».

Человек не может вырваться за пределы своего Я, маска мешает ему. Почему маска? Потому что мы всегда - та программа, которая обречена видеть и понимать только то, что она может. Она не может стать больше и шире. Человек недостаточен. Чувство острой недостаточности человека пронизывает всё, что Лем написал. И поэтому за его рациональными, почти трактатными сочинениями слышится такая горячая тоска, такая зубоскрежещущая печаль.



*******************************************************************************************************

СЛУЧАЙНОСТЬ И ЗАКОНОМЕРНОСТЬ

В своей автобиографии «Моя жизнь» Лем размышлял о двух противоположных полюсах. Один - это случайность, второй - организующая нашу жизнь закономерность.

«Чем было все то, в результате чего я появился на свет и, хотя смерть угрожала мне множество раз, выжил и стал писателем, - задается вопросом писатель,

- неужели всего лишь равнодействующей длинного ряда случайностей?

Или же тут было некое предопределение, не в обличье какой-то сверхъестественной Мойры, которая предрекла мою судьбу уже в колыбели, но таившееся где-то во мне самом - скажем, как и подобало бы агностику и эмпирику, в моей наследственности».

Отмахнуться от роли случайности в своей жизни он не может.

Отец Лема служил врачом в австро-венгерской армии и во время Первой мировой войны оказался в русском плену.

А после Октября 1917-го его как офицера, а значит, классового врага, собирались поставить к стенке и уже было повели на расстрел по улице какого-то украинского местечка. Но тут его заметил и узнал еврейский парикмахер из Львова, который брил коменданта города и имел к нему свободный доступ.

Благодаря этому отца освободили, и он вернулся во Львов к невесте. Иначе бы не родился Станислав.

В военные годы значение в человеческой жизни категорий «случайность» и «закономерность» Лем уяснил инстинктивно, собственной кожей, как преследуемый, загнанный зверь.

На практике он мог убедиться: «Жизнь и смерть зависят от мельчайших, пустячных обстоятельств: по этой или той улице ты пошел на работу, пришел ли ты к знакомому на час или двадцать минут позже, закрыты или открыты были двери подъезда во время уличной облавы».

При этом нередко шел навстречу опасности. Иногда считал это нужным, иногда это было беспечностью и безумием:

«И теперь еще, вспоминая о такого рода отчаянных и идиотских поступках, я ощущаю страх, смешанный с удивлением, отчего и зачем я вел себя именно так».

***************************************************************************************************



«Мир мчится вперед, в будущее… тот, кто в таком мире пишет книги, должен учитывать непрерывные масштабные перемены», - констатировал писатель.

Многое из того, что Лем рисовал о будущем человечества, уже сбылось: искусственный интеллект, виртуальная реальность, нанороботы, клонирование, вытеснение человека автоматизацией производства, устройства под названием Eye-Phone и др.

Виртуальная реальность

Лем называл её «фантоматикой». Этим термином он обозначал систему иллюзорных ощущений, поступающих в человеческий мозг, - новый мир, который люди будущего не смогут отличить от настоящего.
К теме жизни в вымышленном мире писатель обращался неоднократно, а впервые изобразил её как раз в трактате «Сумма технологии», опубликованном в 1964 году. Там он описывает «фантоматический генератор», способный создавать альтернативную реальность. Причём эта реальность может быть многослойной, как одно сновидение внутри другого. А большое количество искусственных миров может привести к тому, что человек забудет, какая реальность настоящая, и заблудится в них: пытаясь вернуться в настоящий мир, будет попадать в очередной виртуальный. В этом Лем видел потенциальную угрозу:
«Неотличимость фантоматического спектакля от действительности привела бы к непоправимым последствиям. Может быть совершено убийство, после которого убийца в оправдание станет утверждать, что он был глубоко убеждён, будто всё это лишь «фантоматический спектакль». Кроме того, многие люди до такой степени запутаются в неотличимых друг от друга подлинных и фиктивных жизненных ситуациях, в субъективно едином мире реальных вещей и призраков, что не смогут найти выхода из этого лабиринта».

Интернет и гаджеты
В сборнике философских эссе «Диалоги», написанном в 1957 году, фантаст предположил, что для увеличения производительности мощных компьютеров их стоит объединить в единую сеть. Постепенное накопление «информационных машин» и «банков памяти», по его мнению, приведёт к появлению «государственных, континентальных, а потом и межпланетных компьютерных сетей».

А за пару лет до этого, в романе «Магелланово облако», он предсказывает будущее, где у всех людей есть быстрый доступ к гигантской виртуальной базе данных - «трионовой библиотеке». Каждый пользователь при этом имеет собственное переносное устройство - трион. Он представляет собой крохотный кварцевый кристаллик, способный передавать и хранить любую информацию:

«В трионе можно закрепить не только световые изображения, вызывающие изменения в его кристаллической структуре, - страницы книг, фотографии, всякого рода карты, рисунки, чертежи и таблицы; в нём так же легко можно увековечить звуки, в том числе человеческий голос и музыку».

Или вот такое описание гаджета, подключённого к интернету (правда, с гораздо большей зоной действия, чем сейчас):

«Мы сегодня, пользуясь этой невидимой сетью, опоясывающей мир, совершенно не думаем о гигантских масштабах и чёткости её работы. Как часто каждый из нас в своём рабочем кабинете в Австралии, в обсерватории на Луне или в самолёте доставал карманный приёмник, вызывал Центральную трионовую библиотеку, заказывал нужное ему произведение и через секунду видел его на экране своего цветного, объёмного телевизора».

Ридеры, планшеты и аудиокниги
Герой романа «Возвращение со звёзд» (издан в 1961 году) прибывает на Землю после космической экспедиции, длившейся 127 лет. Мир стал другим, и астронавт чувствует себя в нём чужим. Он идёт в книжный магазин и узнаёт, что бумажные книги уже давно не печатают, а вместо них используют гаджеты, похожие на современные планшеты. Их называют оптонами.

«Всё послеобеденное время я провёл в книжном магазине. Книг не было. Их не печатали уже без малого полсотни лет. А я так истосковался по ним после микрофильмов, составлявших библиотеку на «Прометее»! Увы! Уже нельзя было рыскать по полкам, взвешивать в руке тома, ощущать их многообещающую тяжесть. Книжный магазин напоминал скорее лабораторию электроники. Книги - кристаллики с запечатлённой в них информацией. Читали их с помощью оптона. Оптон напоминал настоящую книгу только с одной-единственной страницей между обложками. От каждого прикосновения на ней появлялась следующая страница текста».

Там же главный герой узнаёт, что люди уже отвыкли читать и предпочитают книги слушать: «Но оптоны употреблялись редко, как сообщил мне продавец-робот. Люди предпочитали лектоны - те читали вслух, их можно было отрегулировать на любой тембр голоса, произвольный темп и модуляцию».

Все аудиокниги, купленные им (почти 300 наименований), уместились в один карман.

Нанотехнологии
Устройства, невидимые человеческим глазом, но способные воздействовать на наше тело, упоминаются Лемом с 1960-х. Во многих его произведениях фигурирует такая тема, как исправление физических недостатков с помощью того, что мы сейчас называем нанотехнологиями.

В романе «Непобедимый», написанном в 1964 году, звездолёт с экипажем садится на неизвестную планету, где люди встречают «мушек» - мелких роботов, оставленных инопланетной цивилизацией. Лишённые присмотра разумных существ, «мушки» начали неконтролируемо развиваться и изменяться. По сути, они прошли процесс эволюции, научившись эффективно бороться с конкурентами - другими роботами и живым миром этой планеты.

Как тут не вспомнить гипотезу, известную как «серая слизь»? Впервые её высказал пионер нанотехнологий Эрик Дрекслер в 1986 году. Согласно описанному им сценарию, микроскопические нанороботы научатся воспроизводить сами себя. Они смогут выйти из-под контроля и начнут скрытно атаковать людей, впрыскивая им яды или проникая в мозг. Выполняя свою программу саморазмножения, нанороботы поглотят всё живое на планете, буквально «съев» его. После этого Земля покроется «серой слизью».

Есть, впрочем, и прогнозы, которые не реализовались. Например, общественно-политического характера.

Он полагал, что не доживет до падения Советского Союза, продолжительное время опасался войны между США и СССР с использованием ядерного оружия, предполагал глобальный конфликт при падении коммунизма.

КРЕДО

В одном из интервью Лему задали вопрос: «Я сижу перед вами, как перед мудрым раввином, и говорю: „Ребе, у меня немного времени, и у тебя немного времени. Скажи мне, что я должен делать, чтобы не загубить жизнь зря?“».

И вот что ответил Лем:

Читать исключительно первоклассных авторов и первоклассные сочинения…
Идти вслед за большими научными исследованиями.
Быть критическим рационалистом и не попадаться легко на крючок новинок
Всегда стараться сохранить интеллектуальную независимость и пытаться выработать у себя собственное мнение абсолютно по всем вопросам ближнего и дальнего мира.

Станислав Лем, футурология, polska, Дм. Быков, юбилей

Previous post Next post
Up